— Газеты, — повторил Фуллер пустым голосом. — Мистер Хинкли прислал.
— Я вас слышу, — сказала она. — Вы это уже один раз сообщили. Больше вам нечего мне сказать?
Фуллер беспомощно опустил руки: — Я вовсе не хотел, чтобы вы уезжали, — сказал он, — вовсе не хотел.
— Предлагаете мне остаться, что ли? — сказала Сюзанна несчастным голосом. — После того, как меня публично назвали падшей женщиной? Распутницей? Блудницей?
— Елки-палки, да никогда я вас так не обзывал!
— А вы пытались поставить себя на мое место? — спросила она. И она хлопнула себя по груди: — Во мне тоже сидит живой человек, понятно?
— Понятно, — сказал Фуллер, хотя до сих пор он этого не понимал.
— У меня душа есть, — сказала она.
— Ясно, есть, — сказал Фуллер, весь дрожа. А дрожал он потому, что теперь у него вдруг возникло ощущение глубокой близости к ней: Сюзанна, девушка его золотой мучительной мечты, сейчас страстно и откровенно говорила о своей душе — и с кем? С ним, с Фуллером!..
— Я всю ночь не спала из-за вас, — сказала Сюзанна.
— Из-за меня? — Он хотел одного — чтобы она опять ушла из его жизни. Он хотел, чтобы она превратилась в черно-белый силуэт, толщиной в одну журнальную страничку, и чтобы он мог перевернуть эту страницу и читать о бейсболе или иностранной политике.
— А вы что думали? — сказала Сюзанна. — Я всю ночь с вами разговаривала. Знаете, что я вам говорила?
— Нет, — сказал Фуллер, отступая от нее. Но она двинулась за ним, и ему показалось, что от нее идет жар, как от огромного радиатора.
— Я вам не Йеллоустонский парк! — сказала она. — На меня налоги не расходуются! Я не общественная собственность! И вы не имеете права делать мне замечания за мой вид!
— Обалдеть!.. — сказал Фуллер.
— Мне надоели дураки-мальчишки вроде вас, — сказала Сюзанна. Она топнула ногой, и лицо у нее вдруг осунулось: — Что мне делать, если вам хочется меня поцеловать? Виновата я, что ли?
Все свое, личное уже виделось Фуллеру далеким и смутным, как водолазу видится солнце со дна океана.
— Да я только хотел сказать, лучше бы у вас вид был посолиднев.
Сюзанна широко развела руки:
— А теперь у меня вид солидный? Так вам больше нравится?
От ее вопроса у Фуллера заныли кости. Вздох оборвался в груди, как лопнувшая струна.
— Ну да, — сказал он и шепотом добавил: — Вы про меня забудьте.
Сюзанна тряхнула головой:
— Забыть, что тебя переехал грузовик? — сказала она. — Почему вы такой злой?
— Что думаю, то и говорю, вот и все, — сказал Фуллер.
— И у вас такие гадкие мысли? — растерянно сказала Сюзанна. Глаза у нее расширились: — На меня иногда и в школе так смотрели — будто хотят, чтоб меня на месте громом убило. Такие меня и на танцы не звали и никогда со мной слова не говорили, я им улыбнусь — а они не отвечают. — Она вся передернулась: — Ходят вокруг меня крадучись, как полисмены в маленьком городишке. И смотрят на меня, будто я преступница какая.
У Фуллера мурашки пошли по коже — так правдиво звучало это обвинение:
— Да они, вероятно, думали совсем про другое, — сказал он.
— Вот уж нет, — сказала Сюзанна, — вы-то наверняка не про другое думали. Вдруг заорали на меня там, в кафе, а я вас никогда в глаза не видела. — Она вдруг заплакала. — Ну почему вы такой?
Фуллер уставился в пол.
— Не было мне удачи с девушками, вроде вас, вот и все, — сказал он. — Обидно очень.
Сюзанна изумленно подняла на него глаза:
— Вы просто не понимаете, от чего зависит удача, — сказала она.
— От машины последней марки, от нового костюма, от лишних двадцати долларов, — сказал Фуллер.
Сюзанна отвернулась, захлопнула чемодан.
— Удача — от самой девушки зависит, — сказала она. — Вы ей улыбнетесь, поговорите с ней поласковей — сами обрадуетесь, что она — такая, как есть. — Она обернулась и снова широко раскрыла руки: — Я тоже такая. Мы, женщины, так созданы, — сказала она. — Если мужчина со мной мил и ласков, если мне с ним весело, может быть, я его и поцелую. Вы со мной согласны?
— Да, — сказал Фуллер смиренно: она ткнула его носом в ту прекрасную первопричину, которая правит миром. — Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего!
— Погодите! — сказала она. — Нельзя так. Вы уйдете, а я останусь с таким чувством, что я плохая. — Она встряхнула головой. — А я не желаю чувствовать себя плохой. Я этого не заслужила.
— Ну что же я могу сделать? — беспомощно спросил Фуллер.
— Можете пройтись со мной по главной улице, как будто вы мной гордитесь, — сказала Сюзанна. — Можете сделать так, чтобы меня считали человеком. — Она утвердительно кивнула самой себе: — Вы обязаны сделать это для меня.
Капрал Норман Фуллер ждал Сюзанну на балкончике перед ее гнездышком, на глазах у всего поселка.
Сюзанна велела ему выйти, пока она переодевалась, — переодевалась для того, чтобы ее снова считали человеком. Кроме того, она уже позвонила в транспортную контору и велела привезти багаж обратно.
Фуллер скрашивал минуты ожидания, гладя Сюзаннину кошку.
— Ах ты, котя, котя, котя! — повторял он без конца. — Эти слова — «котя, котя, котя, котя» — успокаивали его, как спасительный наркотик.
Он повторял их, когда Сюзанна выпорхнула из гнездышка. И никак не мог остановиться, так что ей пришлось решительно отнять у него кошку, чтобы он посмотрел на нее, Сюзанну, и предложил ей руку.
— Прощай, котя, котя, котя, котя, котя, котя, — сказал Фуллер.
Сюзанна была босиком, в своих дикарских серьгах, на щиколотках звенели бубенчики. Слегка опираясь на руку Фуллера, она повела его вниз, по лесенке, и пошла своей зовущей, звенящей, дразнящей походкой мимо винной лавки, страхового агентства, конторы по продаже недвижимости, закусочной, мимо клуба Американского легиона и церкви, к переполненному кафе.
— Теперь улыбайтесь, будьте со мной милы, — сказала Сюзанна. — Покажите людям, что вы меня не стыдитесь.
— Не помешает, если я закурю? — спросил Фуллер.
— Как предупредительно с вашей стороны спрашивать разрешения, — сказала Сюзанна. — Нет, мне совсем не помешает.
И, подпирая правую руку левой, для устойчивости, капрал Фуллер наконец смог закурить сигару.
