Я с трудом сумел отвлечься. Пресек в себе эту песню. Хотя и дорогой ценой. Я редко вижу врачей на их рабочем месте — разве что в пути, случайно, поэтому представления о собственных недомоганиях у меня расплывчатые и бессистемные. Высокое кровяное давление? Несомненно. Холестерин? Наверняка уже в зоне риска. Однажды, между Денвером и Оклахомой, я задремал рядом с неким специалистом по легочным заболеваниям; когда я проснулся, он сказал, что у меня апноэ — задержка дыхания во сне. Врач порекомендовал аппарат, который прогоняет воздух через ноздри, пока человек спит, чтобы повышать уровень кислорода в крови. Я не последовал этому совету. Еще у меня с каждым рейсом ухудшается кровообращение — я не чувствую ступней, и приходится постоянно шевелить ими, но это помогает лишь в первый час. Так что, наверное, я сменю образ жизни. Скоро.
Я слишком много говорю. Давлю на собеседника. Вам действительно интересно, или вы слушаете из вежливости? Еще вина? А я выпью молока. Знаю, что на самом деле оно не помогает от язвы желудка, но я родом из молочных краев, и мне нравится этот вкус.
Так или иначе, пора закругляться — скоро приземлимся. Мы повстречались в середине моей последней поездки, осталось всего шесть дней и восемь городов. Увлекательное и в то же время привычное расписание — смесь дела, удовольствия и семейных обязательств. Есть люди, которых я должен повидать; люди, которых хочу повидать; люди, с которыми я пока не знаком, но, возможно, они мне понравятся. Нужно быть гибким, дисциплинированным, внимательным — это непросто, зато окупается. С каждым годом я летаю все больше и больше, и к концу недели, если повезет, пересеку важную черту, после которой, честное слово, сделаю паузу, сяду и задумаюсь.
Миллион бонусных миль. Миллион.
— Но это помешательство, — говорите вы. Надеюсь, потому что я вам небезразличен, а не потому что я вас раздражаю. — Это всего лишь цифра, она ничего не значит.
— Число пи — тоже всего лишь цифра, — отвечаю я.
— И все-таки это безумие.
Включают обратную тягу — мы прилетели в Денвер.
— Это граница, — отвечаю я. — А моя жизнь в них нуждается.
Открываются двери, все отстегивают ремни. Может быть, мы еще увидимся, хотя вряд ли. В следующий понедельник мой шеф вернется с охоты за марлинами и в первую очередь, просматривая входящие, заблокирует мой дорожный счет — впрочем, он и так уже нередко обвинял меня в злоупотреблениях. Мне нужно его опередить и достичь миллиона.
Выходим из самолета. Когда мы шагаем по телескопическому трапу навстречу неведомому, точно два лотерейных шара, которые катятся по желобу, из моего кармана выпадает кассета — вы замечаете ее раньше и наклоняетесь. Последняя услуга, которую вы мне оказываете, — и вы делаете это медленно, словно выполняете крошечное таинство.
— Спасибо.
— Приятного дня.
— Вам тоже.
— Надеюсь.
Вы уходите, очень быстро, чтобы наконец воссоединиться с семьей. Надеюсь, вы не сердитесь, что я оторвал вас от книги. Мне не хотелось портить вам удовольствие, но я ее уже читал. Никакого сюжета там нет.
В отеле я проспал, потому что меня забыли разбудить, и теперь спешу, несусь, выскакиваю из аэродромного автобуса — у меня с собой ничего, кроме портфеля и небольшой сумки, — пересекаю терминал, улыбаюсь агенту, машу карточкой «Компас клаб» и водительскими правами — «Да, вещи с собой» — «Нет, я не оставлял их на хранение посторонним людям», — беру посадочный талон и билет, снова бегу через терминал, опустошаю карманы — мелочь, ключи, мобильник, пачка снотворного, авторучка, неизвестно откуда взявшееся барахло, — бросаю сумки в аппарат, выпрямляюсь и прохожу через металлоискатель.
Раздается сигнал. Я хлопаю по карманам, ничего не нахожу, прохожу еще раз…
Снова сигнал.
— Сэр, подойдите сюда.
Женщина-охранник проводит вдоль моего тела прибором. Готов поклясться, я чувствую, как меня пронизывает излучение — докучливые волны радиации, которые достигают хромосом и тревожат спинной мозг. Однажды по этому поводу непременно подадут групповой иск, и я непременно буду сидеть у всех на виду в инвалидном кресле, с переносной капельницей.
— У меня ничего такого нет, — говорю я. — Должно быть, ваше оборудование барахлит.
Когда прибор оказывается в районе колен, слышится писк.
— Ботинки, сэр?
— Они новые.
— Должно быть, в подошвах есть стальные полоски.
Я издаю стон, когда она вновь меня обследует, и корчу гримасы туристам, стоящим в очереди. Я сбился с темпа в ту минуту, когда меньше всего могу себе это позволить, — в понедельник утром любой промах грозит вызвать лавину неудач. Эти ботинки я купил по глупости, из тщеславия. Во всем виноват продавец — этот тип принялся язвить и высмеивать жителя Запада, стоило упомянуть, что я родом из Миннесоты. Вместо того чтобы покупать ботинки, следовало бы сказать ему, что никаких жителей Запада на самом деле нет, а есть иммигранты с Востока, в том числе и большинство индейских племен. На эти ботинки реагируют все металлоискатели на протяжении вот уже пяти дней, так что в итоге я трачу время и сокращаю резерв. Да, я всегда учитываю непредвиденные обстоятельства и стараюсь наверстать упущенное — отменить обед, поменьше поспать — но, по-моему, разумнее купить новую обувь.
Я спускаюсь на эскалаторе к трамваю, который отвезет меня в терминал Б. Мужчина ступенькой выше кивает и мотает головой, разговаривая по мобильнику — микрофон, судя по всему, прикреплен к лацкану пиджака. Этот тип похож на шизофреника — возбужденно говорит с невидимым собеседником, размахивает руками и сжимает кулаки.
— Разве можно его винить?.. Ему сделали отличное предложение. И потом, он пробил огромную дыру в нашем бюджете, у него какая-то хреновина с простатой…
Я уже видел этого человека, по пути в Бойсе, — он сидел через проход от меня и ругался со стюардессой по поводу еды. Он потребовал вегетарианских блюд, хоть и не озаботился заказать их до полета, и разразился непечатной бранью, когда стюардесса не обнаружила их на тележке. В последнее время таких кретинов полно повсюду, они как будто множатся, и чем выше их заработок, тем сильнее они хамят. Эконом-класс по сравнению с первым — просто рай.
Сквозь окна трамвая я обозреваю новое украшение дороги — сотни серебристых пропеллеров, прикрепленных к стенам туннеля. Они вздрагивают и крутятся, когда машины набирают скорость и проносятся мимо. Интересно, сколько за них заплатили? И кто? Неужели именно на это уходит дополнительный сбор за билеты? Месяц назад туннель был украшен масками, у которых по мере продвижения постепенно раскрывались рты и глаза, словно от удивления при виде проезжающего мимо зрителя, и кульминацией становилось выражение совершенного ужаса. Искусство… в его присутствии я всегда чувствую себя приниженным. В нем есть нечто самодовольное. Наглое. Холодное. Всякие там члены городских комиссий любят такие штуки — наверное, это успокаивает их совесть, встревоженную тем, что они грешат непотизмом и вскрывают запечатанные письма над носиком чайника. За каждой садовой скульптурой кроется тяжкое преступление.
Трамвай останавливается, и пассажиры переходят на очередной битком набитый эскалатор, который возносит нас в самый центр какого-то ресторана, где пахнет свежей выпечкой и тестом для пончиков. Нет времени для привычного завтрака — замороженного йогурта с кусочками персика — поэтому я шагаю по транспортеру, яростно прокладывая себе путь среди чужого багажа. Людей, которые просто стоят на транспортере, в то время как могли бы добраться до конца вдвое быстрее, я категорически отказываюсь понимать, но каждому свое. Разумеется, задача техники — оптимизировать поток пассажиров и сделать так, чтобы детям и копушам не нужно было самим таскать багаж. Хуже всех — два миссионера-мормона, которых сопровождает толпа друзей и родственников с кинокамерами. Миссионеры кажутся усталыми, бледными и испуганными — наверное, едут в Азию или Южную Америку, и в головах у них истории о наркодилерах и украденных паспортах. Религия мормонов очень быстро набирает обороты. Говорят, все это благодаря надоедливым юнцам с Запада, которые болтаются по всему земному шару в футболках с логотипом «Дж. К. Пенни».
Я впечатлен, но все-таки не желаю им удачи. В Денвере церковь — реальная сила. Она подавляет. Одна из главных проблем нашей фирмы, в которой есть ревностный мормон, — это необходимость отбиваться от предложений, которые нам делают «спасенные». Каждый месяц меня приглашают на очередную вечеринку или на танцевальный вечер для «любознательных холостяков». Даже если КСУ позволит мне бросить КВПР и заниматься только ПР, я, возможно, подыщу себе другое место работы.
Мною интересуется «МифТек». То есть, я на это надеюсь, потому что хочу туда. Пока что они не выражают свою заинтересованность открыто, но у меня свои источники информации, и я умею читать между строк. Месяц назад кто-то позвонил моему ассистенту, попросил рукопись книги, над которой я сейчас работаю, и оставил почтовый номер, который я проследил при помощи национального детективного агентства. Номер принадлежит юридической конторе в Небраске, и один из ее партнеров — отец основателя «МифТек».
