Позже Мосс-Сайд стал печально известен благодаря оружию, бандам и наркотикам, но в конце пятидесятых, до расчистки территории для застройки новыми зданиями средней и высокой этажности в Хьюме, это была типичная старомодная северная коммуна — бедная, но дружная. Дома были построены ровными рядами с узеньким проходом между задними дворами и магазинчиком или пабом на каждом углу. Действие сериала «Coronation Street» разворачивается в районе Сэлфорд, на другом конце города, но оно запросто могло происходить и на Эйком-стрит.
Мой отец, Эзра Фрэнсис, родился в Сент-Кэтрин на Ямайке, и он был одним из одиннадцати отпрысков. Родители учили детей исключительно прутьями. Эзра стал неплохим бегуном и боксером, что было попросту необходимо, так как Ямайка являлась поистине «крутым» местом. Мужчины пили ром в барах, похожих на британские пабы, и, напившись, искали возможности подраться. Они выходили на улицу и сражались на палках, являя собой некое подобие мастеров боевых искусств. После драки оба — победитель и побежденный — возвращались в бар и напивались вместе. Отец позже говорил мне: «Когда я был маленьким, я смотрел на них и хотел стать таким, как они. С этим рождаются. Большинство людей с Ямайки любят драться».
Когда ему было двадцать три года от роду, он совершил трехнедельное плавание через океан в Англию, в поисках работы. Конечной точкой для обитателей Карибских островов были Мосс-Сайд в Манчестере, Токстет в Ливерпуле, Хэндсуорт в Бирмингеме, Ноттинг-Хилл или Брикстон в Лондоне. Мой отец вместе с тетей выбрали Мосс-Сайд, где и остановились. В течение одной недели Эзра нашел работу в качестве сварщика. Сначала на заводе в Траффорд-Парке, потом — в Стокпорте. Тогда он был крепким малым: ростом чуть за сто семьдесят, но зато весом под девяносто кило сплошных мышц! Он ходил в местный тренировочный зал, качал железо и вскоре стал одним из самых крутых уличных бойцов в округе. Он не позволял никому даже пальцем тронуть своих земляков. Иногда по выходным он с друзьями ходил в ночные клубы и дрался там с бандами белых тэддибоев.[5] Черные ребята собирались в одном углу клуба, а тэды, в своем стильном прикиде, — в другом, и рано или поздно все заканчивалось дракой. Обычно черным приходилось спасаться бегством, потому что у белых всегда было явное численное преимущество. Мой отец находил все это довольно безобидным развлечением в отличие от сегодняшнего дня, когда тебя запросто порежут, если ты нарвешься не на того парня.
Один из пабов назывался «Палм-Бич», и именно там отец познакомился с моей матерью, уроженкой Ливерпуля по имени Дороти Хьюз. Изначально ее семья была родом из Уэльса, но сама она родилась в Дингле и выросла в Токстете — одном из двух самых отчаянных районах Ливерпуля. Ее отец работал в доках, контролировал прием и отправку грузов. Она переехала в Мосс-Сайд, когда ей было двадцать, и буквально через пару недель встретила моего отца. Тот факт, что она была белой, а он черным, породил немало проблем в ее семье: к смешанным бракам относились с неприязнью. Но моих родителей это не волновало, и они стали жить вместе. В 1959 году у них родился сын Дональд, и они переехали в дом на Эйком-стрит, маленькую улочку, в одном конце которой находился Манчестерский университет, а в другом — Уитвортский парк. В доме были три спальни наверху и две комнаты внизу. Одну из них сдавали, а вторая служила местом развлечения папиных друзей. В задней части дома располагались кухня и подвал. Дружки отца в большинстве своем были выходцами с Карибских островов, поэтому вечеринки носили перманентный характер: люди пили и играли в карты. Не совсем притон, но что-то похожее.
Я появился на свет через год после Дональда, 11 апреля 1960 года. Я родился в передней комнате, а отец в это время вышел через заднюю дверь, чтобы что-то покрасить. Потом появился Крис и окончательно оформил наше трио. Моя мать, как и отец, трудилась очень много. По утрам — уборщицей в Дьюси Хай Скул, прямо через дорогу, а днем — в Манчестер Ройал Инфермари, главной городской больнице. Она была настоящей матерью, всецело отдававшей себя детям, и сводить концы с концами ей было невероятно трудно. Она уходила из дома в пять утра, возвращалась в восемь, чтобы отвести нас в школу, а потом снова шла работать до самого вечера. Когда я стал постарше, то уже мне приходилось готовить еду для моих братьев, когда матери не было дома. Мои кулинарные способности никогда не распространялись дальше сосисок, бобов и пюре быстрого приготовления. На остальное денег уже не оставалось. Однако маме каким-то образом удавалось накопить на подарки в Рождество и день рождения, а также на какие-нибудь страшилки в Хеллоуин.
Мой отец всерьез занялся бодибилдингом и завоевал титулы «Мистер Манчестер» и «Мистер Северо-Запад Британии» в 1962 году. Он разъезжал по всем курортам, таким как Блэкпул, Моркам или остров Мэн, позируя в различных шоу. Однажды кто-то посоветовал ему заняться борьбой. Он последовал совету и на следующий день пришел домой с лиловым ухом. Однако борьба ему понравилась, и вскоре он стал появляться в профессиональных шоу, а потом и на телевидении в компании с такими звездами, как Эрл Мэйнард, Пол Винтер, Мик Макманус, Джеки Палло и Джек Кэссиди, который вел себя особенно грязно и плевался в соперников. Отец боролся под именем Шугар Рэй Додо, а его лучшего друга звали Хани Бой Зимба. Они тренировались в зале «Санфист» в Ливенсхьюме и в клубе «Ардвик», где всем заправлял парень по кличке Черная Пантера.
Мне нравилось мое детство, и, оглядываясь назад, я бы ничего в нем не изменил. Но в первую очередь мне вспоминается насилие. Отец избивал нас, а мы — друг друга. Помимо того, что после долгого рабочего дня Эзра шел в зал и занимался там борьбой, он еще и регулярно пропадал на несколько дней. Когда же он возвращался, то превращался в зверя. Он был невероятно строг и драл нас за любую мелочь как сидоровых коз. Если что-нибудь ломалось или пропадало, отец не спрашивал, кто виноват, он бил всех подряд. Эзра собирал нас в комнате и запирал дверь. Потом снимал ремень, брал обе твои руки в одну свою и врезал по полной программе. Он был таким сильным, что мы даже не сопротивлялись. Дональду доставалось первому, как старшему. Брат начинал орать благим матом, а мы с Крисом визжали от ужаса, еще не будучи битыми.
Иногда Эзра заставлял меня становиться на одну ногу в углу комнаты с руками, скрещенными над головой. По воскресеньям мы должны были убирать каждую комнату в доме, а отец тщательно все проверял. И если ему что-то не нравилось, то в ход опять шел ремень. Он лупил настолько нещадно, что у нас надолго оставались кровоподтеки на руках и ногах. Мы его так боялись, что когда он входил в гостиную, то сразу же выбегали. Просто не хотели попадаться ему на глаза: «Отец! Валим!»
Когда мне было около пятнадцати, я выгреб примерно шесть медяков из его вазочки с мелочью. Незадолго до этого Эзра попал в автомобильную аварию и потому ходил с палкой. Он учинил допрос, и Дональд указал на меня. Я думал, что отец ничего не сможет сделать из-за травмы, но он припер меня к стене одной рукой и так отдубасил палкой, что я не мог двигаться целых два дня.
Однажды Дональд спросил его: «Почему ты не можешь относиться ко мне как к мужчине?» Отец ответил: «Хорошо. Буду». И тут же въехал Дональду в челюсть, да так, что братец вырубился.
Мать держалась от всего этого в стороне. Она все равно ничего не могла поделать. Однажды ночью он попер и на нее. Мы втроем поднялись наверх, вооружились кочергой и пригрозили расправиться с ним. Впервые это сработало.
Я до сих пор люблю своего отца, и сейчас он — один из моих лучших друзей, но я не стал бы воспитывать своих детей подобным образом. Будучи взрослым, я верю в принцип «зуб за зуб, кровь за кровь», но то, что он проделывал с нами, было чересчур. Я думаю, что его самого учили в юные годы подобным образом. Может быть, поэтому и я, и мои братья стали такими жестокими. В нашем детстве, если мы делали что-то не так, нас обязательно били. Поэтому, если кто-то меня выводит, то моя первая реакция — пустить в ход кулаки.
К счастью, чаще всего рядом с нами отца не было. И мы могли безобразничать по полной программе, устраивая самые невообразимые потасовки. Эзра хотел, чтобы мы были способны постоять за себя, и постоянно показывал нам разные приемы в борьбе и удары в боксе. Вот мы и бились за свои территории. Крис и я спали в одной кровати, а у Дональда была своя комната. Дональд — один из самых крутых парней, которых я когда-либо знал, и нельзя было перешагнуть порог его комнаты, не получив за это по башке.
В отношении насилия все мы стоили друг друга. Во время частенько случавшихся в середине 1970-х отключений электричества мы собирались около камина и поджаривали на вилках кусочки хлеба, а затем спорили по поводу этих поджаренных кусочков всю ночь. Однажды Дональд и Крис начали драться. Крис схватил руку Дональда и шарахнул по ней стеклянной дверью, которая разделяла две комнаты на первом этаже. Удар был такой силы, что Дональду отрезало кончик пальца. Крис же наступил на него голой пяткой, а потом поднял и швырнул в огонь.
