Только через некоторое время (минута? пять? десять?) к Майе вернулась способность мыслить и отдавать себе отчет в происходящем. Она, Майя Сергеевна Соколова, солидная («солидная» — в смысле положения в обществе), можно сказать, дама, и малознакомый ей молодой человек качаются на качелях. И вот теперь она уже видит не только небо, а еще и его глаза — близко. Светло-голубые. И пожалуй, невыразительными их сейчас назвать уже нельзя. Что-то в них появилось. И вообще ей уже захотелось целоваться. С этим тридцатиоднолетним Сергеем с перебитым носом. «Ну это уж ни к чему, — одернула она себя. — Это уж так, от общего восторга».
— Все, — сказала Майя. — Достаточно.
Это чисто преподавательское слово «достаточно» вырвалось у нее невольно и сразу, как ей показалось, отдалило Сергея от нее той, которая минуту назад захлебывалась от восторга.
Сергей послушно остановил качели, подал ей руку, и они отправились к машине.
Разговор в пути снова не клеился. Майя устала от впечатлений (она их получила, как и хотела!), и ее тянуло домой. Сейчас она поваляется немного с книжкой на диване, потом быстро приготовит ужин, а потом посидит над методичкой, которую ей надо сдать завкафедрой уже к концу недели. Занятий сейчас нет. Золотое время для преподавателей, когда среди учебного года удается отдохнуть практически целый месяц и даже больше: сессия плюс студенческие каникулы. Только вот методичка за душу тянет.
«Ничего, прорвемся!» — весело подумала Майя. Ей было хорошо. Она почти забыла о Сергее. Совсем забыть мешал колбасный запах из ее пакета, и ей было неудобно. А иногда смешно. Она решила все свои проблемы: колбасы купила, воздухом надышалась, впечатлениями навпечатлялась (красота зимнего леса плюс качели — это немало!). А вот мальчик-то за что пострадал? Бедный Сережа… Столько времени зря потратил на возрастную тетку («возрастная тетка» — это, кажется, из Токаревой), на которую у него нигде ничего не екнуло. А у нее вот екнуло. На качелях. Но быстро прошло.
— Майя Сергеевна, вы, наверное, надеялись на знакомство с человеком своего круга, с высшим образованием. Я вам не подхожу. Да? — отвлек ее Сергей, останавливая машину у «Детского мира», там, где они встретились. Так быстро приехали…
— Да нет, Сергей. Это, скорее, я вам не подхожу. Вы ведь видите, я старше. — Майя нежно погладила его по руке. Ей все-таки хотелось, чтобы у него осталось о ней хорошее впечатление.
— Я не думаю, что возраст имеет какое-то значение, — сказал Сергей.
Это была не та фраза, которую хотелось бы услышать. А хотелось услышать понятно что. Что он никогда бы не подумал, что она старше его. Нет. Не так. Он никогда бы не дал ей больше… больше… ну, допустим, двадцати восьми. Хотя это она загнула, конечно. Ну хотя бы тридцати. Нет, цифры пусть уж лучше не звучат… Не надо в цифрах. Первоначальный вариант был лучше: «Я никогда бы не подумал, что вы старше меня». Да, не джентльмен. Ну да Бог с ним!
— Понимаю, что я для вас — не тот вариант, — продолжал Сергей. — Но мне с вами хотелось бы встретиться еще.
Майя не была готова к такому повороту. Еще? Зачем? Впрочем, согласиться на встречу было проще, чем что-либо объяснять, — и Майя согласилась.
Они встретились через два дня на том же месте, у «Детского мира». И снова поехали в лес. Эта встреча вспоминалась потом Майе как-то несколько размыто. Они гуляли. Кажется, Майя уже не скрывала своего восхищения зимним лесом. Они много говорили. Сергей оказался неплохим собеседником, был достаточно начитан. Что запомнилось особенно хорошо, так это то, как он интересно рассказывал о своей работе. Он оказался романтиком и фанатом своего дальнобойного дела. Вот за это уже можно было зацепиться. К тому же выяснилось, что он не просто шофер, а частный предприниматель, занимающийся грузовыми перевозками, и у него, кроме «Москвича», два собственных «КамАЗа». А еще оказалось, что он увлекается восточными единоборствами, когда-то серьезно занимался у-шу. Вот это было уже очень интересно! Это ведь не просто руками-ногами махать или замирать в позе лотоса, это — особая философия, особое мироощущение.
Со второй встречи Майя Сергеевна Сережу зауважала, а уже в третью они перешли на ты и до умопомрачения целовались в машине, которую Сергей остановил где-то в поле. Было темно, были звезды — и в коротких перерывах между поцелуями Майя призналась Сергею, что она уже его хочет. Сильно. Ну а ему соответственно не оставалось ничего делать, как… Нет-нет, тогда еще, кроме поцелуев и объятий, ничего не было. Ему ничего не оставалось, как сказать, что он тоже ее очень хочет. И они стали решать, когда и где.
В субботу и воскресенье Майя не могла. Не только потому, что в выходные надо быть дома, но и потому, что должна приехать Вероника.
— Вероника — это кто? — спросил Сергей.
— Это дочь. Моя взрослая дочь. Она учится в Москве. Помнишь, я тебе говорила? Сейчас у нее сессия, и в понедельник она сдает какой-то очень сложный экзамен.
— И ей будет не до тебя. Ведь нужно готовиться. — Сергею хотелось встретиться именно в субботу.
— Ей — не до меня. А мне — до нее. Я буду на нее смотреть. И вкусно кормить. Знаешь, как я соскучилась.
— А когда вы последний раз виделись?
— Две недели назад я сама к ней ездила. Она в общежитии живет. Наготовила там всего, думала — как раз на две недели. Но она звонила дня через три — говорит, все слопали. До последнего кусочка. Голодная теперь ходит.
— А какая у тебя дочь? На тебя похожа?
— Не-а. — Майя помотала головой. — Совсем не похожа. Высокая, тоненькая — ну какие они сейчас все. Волосы темные, кареглазая — в отца. Мне кажется, что очень красивая. Очень. Знаешь, на Синди Кроуфорд смахивает здорово.
— А Синди Кроуфорд — это…
— Ну манекенщица знаменитая, топ-модель, как Клаудиа Шиффер.
Но и о Клаудии Шиффер Сергей ничего не слышал.
— Ты как с луны свалился, — засмеялась Майя. И тут же схватила Сергея за руку и заглянула в глаза. — Ты только не обижайся. Хорошо?
Сергей попытался объяснить, почему он не знает ни Синди, ни Клаудиу, но Майя закрыла ему рот одной рукой, а другой обняла и снова потянула его на себя. Они уже так долго целовались до этого, что можно было бы и остановиться. Но Майе хотелось продолжать. Ей нравилось целовать мягкий, без перегородки, Сережин нос (в армии перебили, оправдывал он свою несимпатичность, в армию с нормальным носом уходил). И нравилось, как целуется он: очень нежно, ненастойчиво, сначала — едва касаясь ее губ, осторожно раскрывая их своими, как бы разведывая, приятно ли ей, хочет ли она целовать его в ответ. Ей было приятно и она хотела. И не скрывала этого.
— Ты такая… — задыхаясь прошептал он. — Такая…
— Какая? — спросила она. — Ну какая?
Но он не ответил, потому что губы его снова уже были заняты, а может быть, потому, что он еще не придумал, какая же она — Майя.
Когда он добрался до ее груди, Майя почувствовала, что ему хочется снова прошептать ей что-то восторженное. Наверное: у тебя такая грудь… Но, вероятно, побоявшись, что Майя снова начнет привязываться — какая да какая? — просто прижался лицом и замер. От восхищения, конечно.
Потом снова были бесчисленные поцелуи. А может, это был один, бесконечный, — понять было трудно.
До Майи иногда вдруг доходило, что она, кажется, что-то делает неправильно. Как-то все слишком быстро получается. Но думать о своевременности-несвоевременности объятий-поцелуев было уже совершенно бессмысленно. Поздно. Свершилось. Свершалось сейчас. Но надо все-таки остановиться. Самой. А то если Сергей первым оборвет все и скажет, что уже пора ехать, — будет неприятно и обидно. Значит, нужно самой.
— Сереженька. — Она поймала секунду, когда ее губы, приятно опухшие и поэтому непослушные, были свободны. — Нам ведь пора. Уже поздно. И тебя, и меня дома ждут. Поедем.
В воскресенье днем, проводив Веронику, немного поплакав от жалости к ней, такой худенькой и замученной учебой (но все равно очень красивой), Майя начала ждать понедельника и готовиться к свиданию. Ее муж Володя уехал к своим родителям (они жили на другом конце города). Майя была рада, что, оставшись одна, сможет заняться собой. Кстати, методичку она не доделала и доделывать не собиралась, хотя на кафедре клялась и божилась, что уж в понедельник-то обязательно все принесет. Ну разве она способна сегодня написать хоть строчку?! Нет, конечно. Завтра — тоже нет. На днях доделает. А сейчас… Сначала — блаженствование в ванне, обмазывание всяческими лосьонами и бальзамами, маникюр-педикюр в силу собственных умений и возможностей. Потом — какая-нибудь маска на лицо (надо порыться в книжках и вырезках и найти что-то, что сделает ее молодой и красивой). А потом — решить, что надеть, и все приготовить. Вон сколько у нее дел!
Ночью Майя не спала. Временами ее трясло. Это была страсть, которой она давно не испытывала. Она пыталась вспомнить лицо Сергея, но оно расплывалось — Майя никак не могла поймать и зафиксировать изображение. Зато она очень хорошо помнила его губы, руки, помнила каждое прикосновение, отчего у нее перехватывало дыхание, пылали щеки и на живот снизу наплывала горячая волна желания. Она прижималась к спящему мужу всем телом, не думая его будить, а просто стараясь угомониться, расслабиться, зарядиться от него покоем сна.
