Через некоторое время она вышла. Протянула «охраннику» фонарик.
– Всё! Спасибо! Можешь закрывать дверь. За мной булочки, как дадут на обед, я тебе презентую, понял?
Подросток закрыл дверь кабинета и, повернувшись к Яне лицом, сказал:
– Не надо булочек. Ты лучше обещай, что никогда не будешь с Кораблёвым танцевать на дискотеке.
Он сделал к Яне два шага, и, оказавшись почти вплотную, внезапно поцеловал её в щёку.
Ой, Санёк! Что с тобой? Что на тебя нашло? И почему я должна давать слово? Мы же не в монастыре живём. Если Кораблёв приглашает танцевать, так что мне делать? Отказываться? А с кем тогда танцевать? Меня, кроме него никто не зовёт, а я никого не собираюсь приглашать. Так что, лишать себя удовольствия? Нет, обещать не буду.
Яна повернулась и пошла по тёмному коридору.
Санёк догнал её и на ходу продолжал:
– Подожди, Яна! Я тебе давно хотел сказать, что я…– он, словно запнулся на ровном месте, и после небольшой паузы продолжил: – я для тебя всё-всё сделаю, только никогда не танцуй с Кораблёвым. А то я его побью.
– Прошу не говорить мне глупостей, и ни в коем случае не драться с Кораблёвым. Тоже мне, Ромео!
Яна подошла к двери комнаты и дёрнула ручку. Дверь не открывалась.
– Похоже, все спят, как сурки, а двери заперли. Что делать? – рассуждала она.
– Пойдём в столовую, я умею её открывать, включим телек, посмотрим кино, – предложил Санёк.
– Вдруг кто-нибудь увидит? – с опасением сказала Яна.
– Никто не увидит, все спят. – Санёк потянул Яну за руку, и она последовала за ним.
Они устроились за столом напротив телевизора, который без проблем включил Санёк. В фильме кипели любовные страсти.
– В это время по телевидению сплошная эротика, детям до шестнадцати не рекомендуется смотреть, – сказала Яна.
– Ну да, слушай взрослых! Нам запрещают, а самим всё можно. Зачем разрешили паспорта с четырнадцати лет выдавать? Я взрослый человек и могу решать, что можно, а что нельзя. Мне уже четырнадцать с половиной, а тебе?
– Мне тринадцать.
– Ничего, со старшими можно, я разрешаю, – покровительственным тоном сказал Санёк.
Они уставились в экран, откуда доносились приглушенные стоны слившихся на постели голых тел.
Санёк, пододвинувшись к Яне вплотную, обнял её правой рукой за плечи и привлёк к себе. Яна сидела, боясь шелохнуться. Она во все глаза следила за происходящими событиями в фильме. Она почувствовала сильное волнение. Сердце в её груди гулко застучало, в горле пересохло. Вдруг, резко откинувшись на спинку стула, она, передохнув, сказала шёпотом: – Санёк, пошли отсюда, нас могут увидеть! Стыдно!
– Давай досмотрим, интересно, – он не убрал руку с плеча Яны, а наоборот, ещё сильнее обнял её. – Почему ты не хочешь смотреть? – он приблизил лицо, и их щёки соприкоснулись.
От волнения Яна закрыла глаза и вдруг почувствовала, как он нежно и робко поцеловал её в губы. С экрана продолжали доноситься стоны и шумное, прерывистое дыхание.
– Выключи телевизор, мне неудобно, – едва проговорила Яна.
– Зачем? Пусть показывает, – прошептал Санёк.
Они целовались, может два, может три часа, и никто не хотел уходить. Вдруг оба услышали шлепающие шаги по коридору.
– Кто-то идёт, – насторожилась Яна.
– Я посмотрю.
Санёк бесшумно подошёл к двери и посмотрел в щель.
– Из вашей комнаты Осипова пошла в туалет, – сообщил он.
Яна сказала:
– Вот и хорошо, значит, дверь открыта. Я пошла спать, и ты иди.
– Подожди, – он не отпускал её руку.
Но Яна её мягко высвободила и направилась к выходу. За ней шёл Санёк. Возле двери комнаты Яна остановилась.
– До свидания! Не забудь выключить телевизор! – на прощанье тихо сказала и исчезла за дверью.
Она на цыпочках вошла в комнату. Из кармана платья вытащила свёрнутую вчетверо бумагу, разгладила её и положила листок под подушку. Ради неё она проникла в кабинет директора, заранее просила Саню помочь открыть дверь. Завтра воскресенье, она найдёт уединённое место, и всё внимательно перечитает. А сейчас спать, так хочется спать…
***
Два подростка – Мельников и Захаров не спали. Подурачившись с кошкой, попугав в одеянии привидений девочек, они вышли на улицу и сели на крыльцо приюта.
– Мне хочется есть, – сказал вихрастый Захаров. – Давай пойдём на кухню, что-нибудь поищем.
– Ничего ты там, Колян, не найдёшь, – возразил Мельников. – Мы уже один раз проверяли кухню. Одни пустые кастрюли. Терпи до завтрака. – Я не могу терпеть. Мне вообще мало того, что дают в столовой. Я не наедаюсь.
– Тогда проси добавку.
– Добавку только супом дают, ты же знаешь, Лёха, – вздохнув, возразил Захаров.
– Подойди к повару тёте Тане, она добрая, иногда и второе даёт, – посоветовал Мельников.
–.Я у неё просил. Но теперь Буров опережает. Он быстро всё съедает и бегом к ней. Неудобно после него идти. Она из своей сумки, с которой ходит на работу, достаёт и даёт котлету.
– А чё неудобно? – удивился Мельников. – Это приютская еда! Она её домой от нас уносит.
– Все так делают. У тёти Тани пятеро детей, зарплата очень маленькая, да ещё задерживают.
– Так её дети к нам есть ходят, – возразил Мельников.
– Она здесь их супом кормит, а домой второе носит, не спорь со мной, Лёха.
– Я не спорю, просто говорю, что искать на кухне нечего. Если сильно хочешь есть, пойдём в ларёк, купим сэндвичей, у меня есть деньги, – предложил Мельников.
– Ты же копишь на поездку в Питер.
– Ничего, насобираем ещё бутылок и сдадим, я тоже не прочь что-нибудь пожевать.
– Тогда пошли, – согласился Захаров.
Оба встали и направились на улицу. В ближайшем киоске купили по два горячих сэндвича и по бутылке пива. Отойдя на сто метров, устроились на скамейке в сквере и с аппетитом стали есть. Когда с едой и пивом было покончено, Захаров сказал:
– Слышишь, Лёха, может, в зал игровых автоматов пойти? Может, повезёт, и мы выиграем? Я раз видел, как одному повезло, он много денег выиграл.
– Хм, – Мельников задумался. – Попробовать можно, а вдруг действительно выиграем. Пошли.
Они бросили в урну пустые банки, и пошли в зал игровых автоматов.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мысли, которые приходят девочке, оставшейся наедине с письмом. За день можно много успеть…
В воскресенье с утра пошёл дождь. После завтрака в комнату девочек вошла воспитательница Нина Сергеевна, она по совместительству отвечала за самодеятельность и досуг детей.
– Сегодня у нас культурное мероприятие. Едем в цирк. Всем одеться и быть готовыми к 10.00, – радостным голосом объявила она.
Услышав новость, Любаша сказала:
– Нина Сергеевна, можно, я не поеду с вами?
– Почему?
– У меня болит живот, я плохо себя чувствую.
– Ты отравилась, у тебя температура?
– Да нет, у неё критические дни, – внесла ясность Зайцева. – Ей надо полежать, ничего особенного.
– Зайцева, я не тебя спрашиваю, нетактично отвечать за другого человека. Румянцева, что с тобой?
– Ну да, верно, со мной ничего страшного, просто болит низ живота.
– Понятно. Отдыхай. Но помни: в цирк ты теперь не скоро попадёшь. Я на это представление еле нашла спонсоров. В следующий раз не знаю, когда улыбнётся подобный случай.
– Я тоже не могу идти в цирк, сегодня моя очередь помогать малышам, – сказала Яна Субботина.
– Против этого никуда не пойдёшь. Это святое дело. Вчера к нам в приют ещё двоих ребятишек подкинули. Совсем крохи. Привыкай, пригодится в жизни, – сказала Нина Сергеевна.
– И моя очередь дежурить у малышей, – подала голос Осипова.
Яна хотела возразить, сказать, что в графике только её фамилия, но не стала изобличать во вранье Осипову.
– Ну, что ж! Счастливо оставаться! – сказала Нина Сергеевна. – Мы едем в цирк.
Когда вся группа благополучно удалилась, в комнате остались трое: Яна, Катюша и Любаша. Постоянно жующая Катюша Осипова словно прилипла к окну. Она неотрывно смотрела на улицу. Вдруг, никому ничего не сказав, вышла. Яна была занята чтением книги, а Любаша лежала на постели, укрывшись одеялом.
В комнате стояла тишина. На каждой тумбочке возле кровати стояли разные поделки, сделанные руками девочек. На одних красовались великолепные мягкие игрушки: зайцы, обезьянки, мишки, белки, куклы, разодетые матрёшки, чебурашки. На других – всевозможные работы из бумаги, – видно было, что девочки освоили искусство оригами. Над кроватями на стенах рисунки, выполненные цветными фломастерами или акварелью, изделия из макраме, кружевные и вышитые салфетки. На тумбочке у Яны лежали две книги и общая тетрадь. Над её кроватью висели цветные фотографии из журналов, на которых были запечатлены поющие Алла Пугачёва и София Ротару.
