Мне ничего не оставалось, как грызть ноготь, наблюдая за наступающим рассветом.
Я самый непонятный человек из всех, которых знаю. Любой из окружающих людей понятнее для меня, чем я сам.
Мне нравится говорить опасные слова. С возрастом это желание увеличивается. Мне нравится, когда слово становится оружием.
Я обязательно постараюсь избавиться от этого глупого занятия – творчества. Из слов не сложно сделать петлю на шею.
Несколько минут я просто сидел и думал о горькой иронии жизни.
Я отдан на растерзание жизни. Творчество – одно из условий моего выживания. Мое творчество никогда не было радостью.
Черт. Меня что то беспокоит. Что то неопределенно тревожное. Что то неясное, непонятное.
Я живу не так, как живете вы.
Вас нужно пнуть сильнее. Только тогда вы заметите. Еще лучше вас распять.
Маленький и злой я стараюсь пронзить реальность своим кривым копьем. Я уже не боюсь своей увлеченностью словами.
С самого утра я вновь сам не свой. Даже привычные вещи — ну, вы понимаете, когда надо штаны в туалете расстегнуть, — кажутся удивительными. Будто вижу все это впервые. Руки сами все делают, а я только смотрю и удивляюсь. И потом, когда я завтракаю. Ем овсянку со сливочным маслом. А потом сладкий сок. Все такое вкусное, и на языке необычно, будто я минуту назад жевать научился. И мне нравится свое состояние. Странное и волнующее. Когда я бреюсь — оказывается, когда намазываешь на лицо белую пену, чтобы волосы не росли, это называется “бриться”, я смотрю в зеркало на свое лицо. И вижу там не просто щеки и нос. Я вижу там себя. Глаза смотрят на меня внимательно и немного испуганно. А я ведь мужчина. Я не должен ничего бояться. И я делаю сначала грозную рожу, потом высовываю язык и дразню сам себя, потом хмурю брови, и так я тренируюсь до тех пор, пока мои глаза не перестают смотреть испуганно. Я больше никогда не буду так смотреть.
Страх – это совсем не ошейник. Страх – моя путеводная звезда.
Я ощущаю свою жизнь падением в пропасть. Мне не удается вообразить ее полетом.
Я – это препятствие для меня. У каждого свой крест. Иногда чтобы выбраться из тупика необходимо разбиться о стену.
Борьба с реальностью занимает все мои мысли.
Слова должны вонзаться в мозг, как занозы, а не быть лишь легким дуновением теплого ветерка. Я лишь сообщник слова. Это уже не литература. Это – моя война.
Неожиданно все напомнило запутанную мыльную оперу, и это было уже слишком. Я нашел аспирин, прислонился к кухонному шкафу и выпил три таблетки. Наплевать на вкус. Я никогда не любил лекарства в любом виде, кроме как для утилитарного использования.
У меня нет ничего, кроме моих слов. Я завишу от них больше, чем мне хочется.
Я верю в чудеса.
В конце концов, даже мне, несмотря на то состояние, в каком я находился, удалось прожить целых двадцать три года, и это тоже являлось своего рода чудом.
Но я — человек, а глупость присуща всем людям.
В моем положении каждый новый день — бесценный подарок, поэтому я пытаюсь прожить его как можно более насыщенно и достойно. Я смакую свою жизнь.
Я уже не уверен, что необходимо подниматься после каждого падения. У меня ничего не получится. Я никому не интересен. Слова очень странно действуют на меня. Они делают меня уязвимым. Однажды я перестану творить. Может быть, я никогда и не начинал.
Надо признаться, у меня слишком богатое воображение, чтобы судить о вещах здраво. Иногда оно доставляло мне сложности, но куда чаще спасало жизнь.
5
Тяжело стареть. Вот и сегодня — опоздал на работу. Обыкновенно проспал. Откуда взялась эта привычка — лежать и думать, глядя в потолок, после пробуждения? Куда подевалось желание бодро вскакивать — и действовать, действовать?..
Не нужно пытаться стать лучше. Пусть мир примет тебя таким, какой ты есть.
Борьба за свободу важнее свободы.
Не хочу ни о чем сожалеть. Боюсь захлебнуться сожалениями.
Мне нравятся выводы, которые я делаю из происходящего. Я не уверен, что следует стараться найти выход из каждой безнадежной ситуации.
Я перестал вызывать у себя отвращение. Я намерен прожить жизнь непризнанного гения. Можно прожить жизнь писателя и ничего не написать.
Я достаточно странен, чтобы творить. Мое состояние естественно для творчества.
Мои рассуждения окончательно зашли в тупик и барахтались в сплетенных кем то сетях. В голову ничего не приходило.
В этом было что то нехорошее.
Каждый день я все яснее ощущал свое предназначение. Я искал истину, и меня волновали поиски новых познаний.
Ко всему привыкаешь.
Вот только иногда закрадывалась дурацкая мысль: а я ли это вообще?
Я прячу себя в своих героях. Или герои прячутся во мне?
Чтобы отвлечься, я стал заниматься привычными делами: готовил ужин, мыл посуду, убирался в квартире. Успокоился и решил, что теперь, пожалуй, могу мыслить трезво, без лишнего энтузиазма.
У человека есть только одно право – право быть распятым. Я пишу все это для себя. Очень страшно идти вперед только потому, что остановившись боишься упасть. Убей в себе предсказуемость.
Не позволяй случайному стать главным в жизни.
Я жду, когда во мне появится только мое. Нужно писать так, чтобы меня нельзя было ни с кем сравнить. Очень важно научиться не стараться никому понравиться.
Я не смогу изменить свою жизнь с помощью слов.
В моей жизни нет ничего, кроме творчества, которое никому не нужно. Очень страшно знать, что пишешь только для себя.
Ничто не придает смелости лучше, чем нежелание выглядеть дураком.
Все, что я вижу сквозь решетки своей клетки – это другая клетка. Я не захочу изменить свое отношение к жизни. Боль. Отчаяние. Я пишу ими. Не представляю, как творят другие.
Впрочем, это могло быть простым совпадением.
Но мне не хотелось думать об этом.
Тупик. Об этом тоже не хотелось думать.
Я не верю в предчувствие, особенно когда дело касается меня. Я еще готов поверить, что они бывают у кого то другого – только не у меня.
Иногда человеческая жизнь напоминает книгу.
Воображение часто творит вещи, которые отказываются понимать и принимать остальные части твоего сознания.
Мне себя не исправить. Я не хочу исправлять.
Я распят на кресте жизни.
6
На работу я не пошел. Позвонил и сказал, что заболел. Мне поверили — я еще никогда не обманывал начальство. После этого я сделал себе кофе, огромную чашку, с молоком и сахаром. Еще приготовил бутерброды с сыром и хорошенько перекусил. Это меня успокоило. Выпив кофе, я окончательно избавился от остатков сна.
Я никогда не соглашался с предложенной мне судьбой. Я все еще хочу написать книгу. Может быть, у меня есть шанс. Даже если нет. Подобные мелочи не имеют значения.
Практический Сократ восхищал меня тем, что предпочел умереть за
принципы, когда этого легко было избежать. Другие были не так требовательны.
Такие огромные фолианты мелкого шрифта. И в конце концов единственный их мудрый вывод: "Тебе самому решать. Откуда нам знать, что потребуется именно тебе?"
Мне двадцать три года, и я убогое создание, под волосами которого живут черви мозговых извилин. Много червей. Я умный… Я хочу быть, как он. Смотреть таким спокойным взглядом, угадывать судьбы и их содержание, иметь розовый цвет лица и ровные белые зубы. Не сутулиться и не глотать пилюли от изжоги. «У него абсолютно здоровое сердце», – говорят врачи, а мне страшно, страшно, у таких, как я, бывают ранние инфаркты… Я деликатен на работе и крою всех и все матом в своих писульках… Кого я ненавижу?..
Унизительно знать: все, что происходит со мной и есть моя жизнь.
Мне необходимо прятаться от действительности и слова – лучшее укрытие. Нужно уметь отгораживаться от жизни при первой возможности.
Отчаянию не сложно стать религией.
Я себя дою. Такое ощущение. Мастурбирую свой мозг. Невозможно поверить, что до этого состояния я довел себя сам.
Я вынужден утешаться словами. Я никогда не умел утешать себя иначе.
Мне нравится отказываться от писательства. Я хочу перестать унижать себя.
Что-то остановилось. Мне страшно. Иногда кажется, что остановилось сердце. Улыбка опять причиняет боль.
Невозможно не сожалеть о том, что вынужден быть писателем. Мне очень страшно писать.
Таких, как я – не много. Иногда мне кажется, что я такой – один.
Этот мир для серьезных и скучный людей.
