Камалов приезжал на работу раньше других. Не торопясь, проходил из конца в конец коридора, по пути везде включая свет. В приемной главного инженера на секунду останавливался, оглядывал себя в трюмо, на его взгляд слишком уж по-домашнему занимавшее самый видный угол.
Он открывал ключом дверь сдвоенного кабинета планового отдела и, пересекая комнату, где сидела его заместитель, или, точнее, старший инженер отдела Кира Михайловна, попадал в свою, более просторную, с массивным столом и разноцветными телефонами: внутренним, городским и главковским. Придя сюда на работу, Камалов ничего менять не стал, разве только трюмо из кабинета отправил в импровизированную приемную, да еще попросил снять застекленную с занавесочками дверь, отделявшую его комнату. Может, служебные неприятности были причиной волнений Камалова? Нет, Дамир Мирсаидович с делом справлялся, был на хорошем счету: поговаривали даже, что трест имеет на него виды. Может, был загружен до предела и уставал не в меру? Или не устраивали условия работы?
Да полно… Были времена, когда он сутками пропадал на сдаточных объектах и не то что уставал, с ног валился, а об условиях работы и говорить не приходилось.
К дорожникам в строительное управление Камалов пришел с дипломом народнохозяйственного института, а в город этот приехал по комсомольской путевке.
Служил Дамир в стройбате, еще по старому сроку, три года, да еще полгода придержали, тоже пусковая стройка была,— был бригадиром. И оттуда, с Амура, почти всей бригадой заявились сюда, под Ташкент. Везде пришлось поработать: и промышленные объекты строили, и жилье, и к Дворцу металлургов его бригада руку приложила, и в прорыв на железобетонный комбинат бросали его гвардейцев — так за ударный труд их прозвали с первых же дней. Им же первым в тресте присвоили звание бригады коммунистического труда. А тогда, в начале шестидесятых, движение это только набирало силу, и строгость была большая, не всякий и не любая бригада удостаивались такой чести. Дать выработку и план, управиться к сроку, да так, чтобы и качество не хромало, было еще не главным для такой бригады, требовалось, чтобы каждый повышал свой уровень знаний.
Вызвали по весне бригаду в трест, прямо в парткабинет. Парторг, майор в отставке, принял радушно — как же, свои, армейские! Тогда они не только форму, но и сапоги еще износить не успели.
— Что ж получается, товарищи гвардейцы, показатели хоть на две бригады, а на звание коммунистической все-таки не тянете,— ошарашил с ходу парторг, бравировавший военной выправкой.
Ребята переглядывались в недоумении: в чем же они оплошали?
— С образовательным уровнем дела не на высоте,— не стал он мучить загадками,— оказывается, никто из вас не учится, расти не желает…
Короче говоря, всех определил бывший майор: троих в вечернюю школу, семеро поступили в техникумы, а с бригадира спрос иной — институт. Подвела братва, выдала, что были у Камалова такие планы еще в армии и что поступить пытался до призыва. Но надо отдать должное парторгу: не забывал гвардейцев, ревниво следил за ними, перевел студентов в общежитие для молодых специалистов, шефами над ними инженеров закрепил, да и позже при распределении квартир ни одного не забыли.
В ту пору, когда Дамир готовился к поступлению в институт, он уже встречался с Машенькой из отделочной бригады. Работа, подготовка к экзаменам требовали времени, и Дамир тогда всерьез опасался, что пока он корпит над конспектами, девушку у него кто-нибудь уведет. Город-то — общежитие на общежитии, да везде такие ребята, особенно монтажники,— орлы, только заикнутся, что хотят осесть здесь навсегда, в неделю квартиру им из-под земли отыщут, потому как верхолазы — асы, они незаменимые люди.
Но все его сомнения и тревоги оказались беспочвенными: как-то Машенька, застав его за учебниками, обрадовалась и в тот же вечер, немного смущаясь, сказала: — Дамир, поступишь в институт, выйду за тебя замуж…
Он поступил и женился на своей ненаглядной, а когда они ждали своего первенца — Зарика, получили двухкомнатную квартиру, в которой жили и сейчас.
В городе, где каждый объект — пусковая стройка, а сроки сдачи сжаты до предела, работать бригадиром непросто, а Дамир шесть лет руководил гвардейцами и по вечерам еще занимался в институте. Благо хоть факультет оказался рядом с домом, через дорогу…
По правде говоря, не будь Машеньки, не одолеть бы ему института. На третьем курсе, когда сдавали сернокислотные цеха, на занятия неделями не ходил: работали, считай, по две смены, да как работали! Вот тогда-то, вымотавшийся, третий год без отпуска (то на свадьбу деньги нужны были, потом квартиру надо было обставить, потом Машенька сидела с Зариком и год не работала), запустил он учебу и решил бросить институт. Учиться абы как он не умел, как не умел работать спустя рукава. Иной зачет, даже экзамен он мог сдать, только сказав: «Понимаете, днюю и ночую на сернокислотном, не успел…»
Его бы поняли, потому что на вечернем отделении преподавали инженеры из треста и заводоуправления, главные инженеры специализированных организаций. С ними он ежедневно встречался на стройке и на планерках, не раз сидел рядом в президиумах. Знал Дамир, что таким испытанным методом пользовались многие. «Многие — еще не все» — давнюю поговорку отчима мальчишка навсегда запомнил.
А что было дома, когда Камалов объявил о своем решении бросить учебу, лучше не вспоминать.
Потом, на работе, Дамир обдумывал все, что говорила жена, и выходило, что кругом Машенька права. Разве ей было легче? В комплексной бригаде отделочников ей и штукатурить, и малярить приходится, порою на такой высоте, что глянуть вниз страшно. Летом целый день на жаре, ниже тридцати не бывает, зимой на холоде, а о сквозняках круглогодичных и говорить не приходится.
А Зарик? Ведь его утром нужно в ясли отвести, а вечером вовремя забрать. А объекты у нее сегодня на одном краю города, а завтра на другом.
И разве уходил он на работу хоть раз без горячего завтрака и не ожидал ли его всегда ужин? Как бы ни уставала, разве легла она хоть раз до его прихода с занятий? И каждый понедельник разве не удивлял он своих гвардейцев выстиранной и выглаженной спецовкой — а ведь стиральную машину они купили совсем недавно? А какой роскошный подарок — книжный шкаф и письменный стол — сделала она ему к окончанию первого курса на свои премиальные! Кончилось тем, что Машенька, несмотря ни на какие возражения начальства — дошла до парторга! — заставила мужа взять отпуск за два года, и Дамир к весенней сессии рассчитался со всеми «хвостами».
Когда он учился уже на четвертом курсе, главный инженер не раз говорил ему:
— Ты уж, Камалов, не обижайся, что не берем в аппарат,— место для тебя нашлось бы, хотя инженеров у нас хватает, да вот беда — толковых мастеров и бригадиров в обрез…— и не то шутя, не то всерьез сетовал: — Каждый раз трестовскому парторгу говорю, что медвежью услугу он мне оказывает: самых толковых бригадиров и лучших рабочих лишаемся — кончают вузы, уходят в аппарат, а то и в другие организации.
В тридцать лет, как раз в день своего рождения, Дамир Мирсаидович получил диплом. В своем управлении оставаться не захотел: было странно, что придется на иной основе строить отношения с друзьями и товарищами. И главный инженер рекомендовал Камалова коллеге из дорожного управления. Так Дамир Мирсаидович оказался в кабинете со свежевыкрашенной и блестевшей лаком голландской печью под началом Киры Михайловны.
Когда главный инженер треста представлял Камалова начальнику управления, тот, не дослушав до конца, глядя с улыбкой на неловко переминавшегося с ноги на ногу Дамира Мирсаидовича, сказал:
— Хорошо, брат, действительно гвардеец. Берем! — и добавил: — Не обижайся, я бы и не гвардейца принял, дело в том, что мужиков в управлении всего двое: я да он,— начальник показал на своего главного инженера.— Ты будешь третьим. Инженер нынче пошел женского пола. Во всех отделах из конца в конец коридора сплошь женщины. Не хватает, видно, у нашего брата в молодости терпения подзубрить, подучить, чтобы добрать тот единственный балл, из-за которого он уступает дорогу прекрасному полу. Как шутит один мой приятель, он из-за Анны Карениной инженером не стал. По литературе выше тройки не мог получить, а пигалицы, на балл лучше знающие про Каренину,— на стройфак, пожалуйста. У них в молодости, наоборот, терпения, старания больше, да и дальновиднее они. Так что, Дамир Мирсаидович, это мы вас должны спросить, не убоитесь ли? Вам, почитай, одному придется работать здесь с женщинами, ведь нас целый день нет: я на планерках да на совещаниях, а он по объектам мотается…
Новый инженер поначалу вызвал у женщин интерес: одна за другой приходили они в первые дни в плановый отдел к Кире Михайловне, то спросить, то выяснить, то согласовать, но видя, с каким усердием взялся он за изучение бумаг, головы не поднимает, быстро перестали проявлять любопытство.
