Лавров строго посмотрел на дочь.
— Что ты на меня смотришь? Я тут не причем.
— Почему она безотцовщиной растет? При живом-то отце…
— Ой, папа, ты что такими словами бросаешься? А ты иди играй, если наелась, — обратилась она к Насте. — Сейчас целое поколение растет без отцов. Полная семья уже редкость…
— Почему так?
— Разводы — это просто эпидемия. Это уже считается нормой. Конечно, ничего хорошего в этом нет, — поправилась Оксана. — Но и ничего страшного. Ты тоже вырос без отца. После войны целое поколение выросло без отцов… и ничего…
— Не сравнивай! Была другая ситуация: наши отцы нас не бросали. Они погибли на войне как герои, и мы гордились ими, — сурово ответил Лавров. — Сегодня же они подло кинули детей…
— Я тоже выросла без отца, но ущербной себя не чувствую! — мгновенно отреагировала Оксана.
— Не обманывай! Во-первых: мы развелись, когда тебе было тринадцать, а во-вторых: я тебя почти на каждые выходные забирал. Да ты и не очень во мне нуждалась…
— Это ты так считаешь. Я тогда думала по другому, — заметила Оксана с горечью в голосе.
— Настя отца почти не знает, а дочери очень нужен отец.
— О-чень ну-жен о-тец, — передразнила его Оксана. — Ты-то что в этом понимаешь?
Она оглянулась и увидела стоящую у двери Настю.
— Ты чего подслушиваешь?! Тебе очень нужен отец?
— Зачем? — удивилась Настя.
— Видишь — ребенок не чувствует себя увечным без отца…
— Она почти его не знает. У нее нет чувства семьи. Отца она не видит. Мать только и делает, что кричит на нее и отсылает играть.
— С тобой по-другому было? Мать в детстве только тобой и занималась?
— Нет, у нее не было времени мной заниматься. Я рос в тяжелое время.
— Сейчас время тоже тяжелое, по-своему тяжелое…
— Я рано был предоставлен самому себе, но у нас была вера. Мы строили светлое будущее! Пытались сделать мир лучше!.. Благодаря этому мы были счастливы…
— Не смеши меня! — слова отца повергли ее в хохот. — Светлое будущее! Где оно? Семьдесят лет его строили, и что?!
— Не важно! Вера — вот что важно! Без веры нельзя. Это не важно, во что ты веришь: в бога, в социализм, в здравый разум… Вера спасает от хаоса, от деградации…
— Ну ты загнул…
— Вы сейчас ни во что не верите! — не унимался Лавров. — Я не прав? Во что вы верите, новое поколение? А во что она верит?
— Дочка, во что ты веришь? — спросила Оксана со смешком.
— М-м-м, — задумалась на секунду Настя. — В Покемона! Еще… в Симпсонов и в семейку Адамс!
— Кто это?
— Покемоны — это такие… не то звери, не то роботы. А Симпсоны — это м-м, — подыскивая подходящее слово, Оксана пощелкала пальцами.
— Дибилоиды! — закричала Настя.
— Точно!
Лавров закрыл лицо руками и чертыхнулся:
— Я знал, что наш мир катится в тартарары, но не настолько же…
— Папа, не бросайся словами! Ты просто отстал от века. Ничего страшного не произошло… Монстров и в твое время хватало — одно Политбюро чего стоило…
— Ты ослепла…
— Вечная проблема отцов и детей… столкновение двух миров, — Оксана задумалась. — Испокон веков старое поколение не понимало новое… Ты почему тут сидишь? Я с дедушкой разговариваю, — повернулась она к Насте. — Иди, поиграй!
— Ладно! — согласилась та. — Дед, можно я приставку подключу?
— Что это?
— Игра.
— Подключай! — ответила за него Оксана. — Только оставь нас в покое!
Послышалась громкая электронная музыка.
— Сделай потише или одень наушники! — крикнула Оксана.
— Ты с ней всегда так разговариваешь?
— Как видишь. Она самый близкий и родной мне человек, а я с ней как с чужой. Все меня считают интеллигентной и уравновешенной, и я умею внимательно слушать и сочувствовать чужим людям, а с родной дочерью, как та собака, что сорвалась с цепи. Объясни мне, если можешь…
Лавров сидел молча, задумчиво рассматривая свои руки.
— Меня многое в ней раздражает. Особенно в тот момент, когда у нее проскакивают словечки, интонации или мимика моего бывшего. Я просто зверею…
— Вы так плохо расстались?
— Даже наоборот. Мы с ним расстались как интеллигентные люди — без ссор, без всяких пошлых выяснений отношений. Как видишь, у меня приличное содержание, но все же я в обиде на него. За что, спросишь ты меня? Не знаю. Может быть, из-за того, что мы так легко расстались. Я попросила развод. Он согласился. Пожалуйста, хоть завтра. Даже не попытался остановить меня…
Оксана посмотрела на отца, ища поддержки, но он молчал.
— Что-то Настя затихла там… Наверное, уснула, — прошептала она, прислушавшись. — Пойду посмотрю.
Она на цыпочках вышла. Лавров услышал какой-то шум, что-то упало…
— Я ее положила на диван. Она всегда засыпает, когда играет, — сказала Оксана, вернувшись.
Так непривычно было сидеть вдвоем в притихшем доме. Вокруг зажженных свечей летали ночные бабочки, и в тишине ночи был слышен шелест их крыльев.
— В городе не бывает такой тишины, — задумчиво произнесла Оксана. — Там всегда что-нибудь шумит: трамваи тренькают, каблуки по мостовой, двери хлопают… Как ты можешь так жить? Совсем один… Замуровал себя…
— Это смотря как представлять себе одиночество — как тюрьму или как полную свободу. Мне нравиться мое одиночество. Я сам отрезал себя от всех и не жалею об этом…
— Но тебе даже поговорить не с кем…
— Зачем мне кто-то? Какие-то чужие люди… Когда тебе будет столько же лет, сколько мне, то ты поймешь. В таком возрасте нужен рядом или родной человек или никто. Все остальное — суета…
— Чем ты занимаешься дни напролет?
— Ничем. Целый день сижу у окна. Покормит меня соседка — хорошо, не покормит — даже не замечу. Ничего не хочу знать. Лишь по саду за окном замечаю то, что время движется. Летом все в цвету, потом листья желтеют и опадают, идут дожди, а зимой сад весь белый. Потом — весна, набухают почки и… я всегда чего-то жду весной… Не спрашивай — чего? Не знаю…
— Ты не хотел бы переехать в город?
— Зачем? Я привык. Первое время было трудно… Да, трудно… Ведь с возрастом краски все тускнее и тускнее…
— Давай сменим тему, — предложила Оксана.
— Почему ты одна?
— Не нашла еще свою половину, — неуверенно ответила она.
— У тебя уже было две «половины», — усмехнулся отец.
— Все это было не то…
— Я дам тебе совет…
— Не нуждаюсь я в советах! Я уже совершеннолетняя. С замужеством, понимаешь, просто не повезло…
— Ты открой глаза и посмотри. Бабы часто за таких мужиков держатся, что диву даешься. Все недостатки в одном: и пьет, и бьет, и зарплату пропивает, она же в него вцепилась. У тебя же ни один из мужей не пил… денег хватало… Чего тебе еще нужно?
— Пил, бил… Разве в этом дело? Если нет чувств, то ничего не нужно…
— А бывают ли такие чувства в природе? Может быть, ты их выдумала?
— Не знаю. Ничего не знаю, — замотала она головой. — Пойду я спать. Полдня за рулем. Спина болит.
— Спокойной ночи!
Лавров подошел к дивану, на котором спала Настя. Без одеяла, без простыни, в одежде, мать сняла с нее лишь обувь. Она лежала как беспризорница. Лавров взял старый плед, чтобы укрыть ее. На пол упала игрушка, он поднял и долго держал в руках, рассматривая это зеленое чудовище. Потом положил игрушку рядом с Настей и вышел.
Он долго не мог уснуть. Лежа в постели, он вспоминал о том, как укладывал спать Оксану.
…Белоснежные простыни, кружевная подушка, украшенная розовыми бантиками, пижама в желтых цыплятах… Красный ночник в форме малины. И маленькая Оксана спит, обняв большую красивую куклу. И сама, как кукла — вся в кудряшках, разрумяненная от сна, с длинными ресницами…
Будильник монотонно тикает у самого уха. Ветерок из открытого окна шевелит занавеску. За окном слышен щебет птиц, крики соседей… Солнечный луч на паркете…
C трудом разлепив ресницы, Оксана села и потянулась. Пол-девятого…
Чем бы сегодня заняться, чтобы не сдохнуть со скуки в этом богом заброшенном месте? Вчера… что-то было?.. Ромка Шахов! Как странно — одно имя, а как зашлось сердце…
И воспоминания волной нахлынули на нее…
…Ежегодно она приезжала сюда на все лето, ожидая с нетерпением этого момента…
Ждала целый год, задыхаясь от дисциплины, субботников, контрольных, торжественных линеек, школьного хора, комсомольского энтузиазма. От ненавистного коричневого платья, надоевшего до рвоты. От ежедневных — «нет», «нельзя», «тебе еще рано», «нужно подрасти». От желания «быть хорошей» в глазах окружающих. От звонка будильника в пол-седьмого…
От всего, что душило, давило, сдерживало…
…Ей только что исполнилось четырнадцать. У нее фигура балерины и длинные русалочьи волосы. Она стоит у калитки и разговаривает с соседским мальчишкой. Ромка — местный атаман. Выгоревшие на солнце волосы, кожа, покрытая золотистым загаром, и отчужденный взгляд, сводивший ее с ума. Каждый день Оксана видела его и влюбилась до безумия, потеряв сон и аппетит…
