Смешно, до чего же убогим он выглядел после Полковника.
Полковник был огромным и плотным, и вблизи от него всегда попахивало приправой из хрена. Этот же был маленьким, худым и невзрачным, и от него вообще ничем не пахло, разве что мятными леденцами, которые он сосал, чтобы его дыхание было приятно пациентам.
— Смотри, что я купил для разливания вермута, — сказал он, поднимая стаканчик с цифровыми делениями. — Им можно отмерять с точностью до миллиграмма.
— Какая ты умница, дорогой.
Нет, в самом деле, нужно заставить его изменить стиль, подумала она. Эти его костюмы просто смехотворны. Было время, когда они казались ей превосходными, — щеголеватые пиджаки с высокими лацканами и шестью пуговицами по вертикали, — но теперь они смотрелись идиотски. То же самое узкие брюки-дудочки. Чтобы носить такие вещи, нужно иметь особую внешность, не такую, как у Сирила. Когда его длинное, тощее лицо с узким носом и слегка выступающей челюстью маячило над одним из этих старомодных облегающих костюмов, весь он выглядел, как карикатура на Сэма Уэллера. А сам-то он, наверное, полагал, что похож на Бью Бруммеля. Как бы то ни было, но своих пациентов-женщин он встречал в кабинете с неизменно распахнутым халатом, чтобы они могли оценить его наряд, который, по всей видимости, должен был тонко намекать на то, что он ещё может задать жару. Но миссис Биксби знала лучше. Все эти ухищрения ровным счётом ничего не значили. Он напоминал ей одряхлевшего павлина, важно вышагивающего по лужайке, расправив три жалких пёрышка, оставшиеся от хвоста.
Или одно из тех нелепых самоопыляющихся растений, вроде одуванчика. Для получения семян одуванчик не нуждается в опылении, и все его ярко-жёлтые лепестки — лишь пустая трата времени, хвастовство, маскарад. Какой же для этого термин у биологов? Бесполый. Одуванчик — бесполый. Летнее потомство водяной блошки, между прочим, тоже. Нечто в духе Льюиса Кэрролла, подумала она: водяные блошки, одуванчики и дантисты.
— Спасибо, дорогой, — сказала она, принимая мартини и усаживаясь на диван, положив сумочку на колени. — А ты чем занимался вчера вечером?
— Сидел у себя в кабинете и делал пломбы. Да ещё оформлял кое-какие счета.
— Но в конце концов, Сирил, тебе давным-давно пора оставить эту тупую работу кому-нибудь другому. Для человека с твоим умом и положением это просто несолидно. Почему ты не поручишь пломбы технику?
— Я предпочитаю делать их сам. Пломбы — что моя гордость.
— Я знаю, дорогой, что они совершенно замечательны. Это самые лучшие пломбы в мире. Но мне не нравится, что ты себя перегружаешь. И вообще, почему эта твоя мисс Палтни не занимается счетами? Ведь это её обязанность, не так ли?
— Она ими занимается. Но Сначала я сам должен определить расценки. Она не в курсе платёжеспособности моих пациентов.
— Отличный мартини, — сказала миссис Биксби, отставляя стакан на десертный столик. — Просто отличный.
Она открыла свою сумочку и вынула носовой платок, как будто для того, чтобы высморкаться.
— Ах да! — воскликнула она, увидев билет. — Совсем забыла тебе показать! Я нашла это на сиденье в такси. Здесь какой-то номер, и я подумала, может, это лотерейный билет или что-нибудь такое, ну и взяла.
Она протянула мужу жёсткий коричневый листочек; он осторожно взял его и подверг минутному осмотру со всех углов, как осматривал бы сомнительный зуб.
— Ты знаешь, что это такое? — сказал он, растягивая слова.
— Нет, дорогой, не знаю.
— Это залоговый билет.
— Что?
— Билет из ломбарда. Вот здесь название и адрес: где-то на Шестой авеню.
— Ах, милый, ты меня разочаровал! Я было понадеялась, что это билет на ирландскую распродажу.
— Не вижу причин для разочарования, — сказал Сирил Биксби. — По-моему, это очень даже забавно.
— Что же здесь забавного, дорогой?
Он принялся подробно объяснять, как действует залоговый билет, и особый упор сделал на том факте, что любой, у кого он в руках, может потребовать заложенную вещь. Миссис Биксби терпеливо выслушала его лекцию.
— Ты думаешь, стоит попытаться?
— Я думаю, что не стоит упускать шанс. Видишь, здесь написано: пятьдесят долларов. Понимаешь, что это означает?
— Нет, милый. А что?
— Это означает, что данный предмет стоит весьма приличных денег.
— Ты имеешь в виду эти пятьдесят долларов?
— Да нет, больше пятисот.
— Пятисот!
— Неужели до тебя не доходит? — сказал он. — Ростовщик никогда не даёт больше десятой части реальной стоимости.
— Подумать только! Я понятия об этом не имела.
— Ты о многом не имеешь понятия, дорогая. А теперь слушай. Видишь, здесь нет ни имени, ни адреса владельца…
— Но неужели вообще нет никакого знака?
— Ни малейшего. Так многие делают. Допустим, если не хотят, чтобы кто-нибудь узнал о том, что они были в ломбарде. Стыдятся.
— Так ты думаешь, мы можем взять эту вещь?
— Ну конечно, можем. Ведь это теперь наш билет.
— Мой билет, — твёрдо сказала миссис Биксби. Я его нашла.
— Душа моя, ну какая разница? Важно только то, что теперь мы можем взять этот билет, пойти и получить дорогую вещь всего за пятьдесят долларов. Как ты на это смотришь?
— Великолепно! — воскликнула она. — Это же страшно интересно, тем более когда не знаешь, чего ждать. Это может быть что угодно, правда, Сирил? Абсолютно что угодно!
— Не исключено, хотя скорей всего это будет кольцо или часы.
— А представь, если там окажется настоящее сокровище? Например, что-нибудь жутко старинное, какая-нибудь ваза или римская статуя.
— Не будем заниматься гаданием, дорогая. Надо пойти и всё узнать.
— Мне кажется, это что-то фантастическое! Дай мне билет. Я в понедельник же утром помчусь туда и уэнаю!
— Пожалуй, я лучше сам это сделаю.
— Нет! — воскликнула она. — Я сама!
— Не спорь. Я заеду в ломбард по дороге на работу.
— Но ведь это мой билет! Пожалуйста, Сирил, позволь мне это сделать! Ну почему ты один должен получить всё удовольствие?
— Ты не знаешь этих ростовщиков, дорогая. А тебя вообще так просто обмануть.
— Меня не обманут, ну правда, не обманут! Пожалуйста, дай его мне.
— А ещё у тебя должно быть пятьдесят долларов, — сказал он с улыбкой. Ты должна заплатить маличными, иначе тебе ничего не отдадут.
— У меня есть деньги, — сказала она. — Кажется.
— И всё же я не хотел бы, чтобы ты этим занималась.
— Но, Сирил, я нашла его. Он мой. Что бы там ни было, он мой, разве не так?
— Ну разумеется, он твой, дорогая. Зачем столько волнений по этому поводу?
— Я не волнуюсь. Просто немного возбуждена, вот и всё.
— Похоже, тебе не приходит в голову, что это может оказаться чисто мужская вещь — карманные часы, например, или набор запонок. В ломбарды, между прочим, ходят не только женщины.
— В таком случае, это будет тебе мой рождественский подарок, великодушно заявила миссис Биксби. Я буду только рада. Но если это женская вещь, я возьму её себе. Договорились?
— Что ж, это справедливо. А почему бы тебе не пойти вместе со мной?
Миссис Биксби уже открыла рот сказать «да», но вовремя опомнилась. Ей совсем не улыбалось, чтобы владелец ломбарда поздоровался с ней, как со старой клиенткой в присутствии мужа.
— Нет, — сказала она, помедлив. — Мне уже не хочется. Да и ты знаешь, есть своя прелесть в том, чтобы остаться и ждать. Я очень надеюсь, что это не окажется что-либо никому из нас не нужное.
— Вот это ты верно заметила, — сказал мистер Биксби. — Я не стану ничего выкупать, если увижу, что на это не стоит тратить пятьдесят долларов.
— Но ведь ты сказал, что это должна быть ценная вещь.
— Я нисколько не сомневаюсь, что так и будет. Не волнуйся.
— О, Сирил, я сгораю от нетерпения! Вое это так таинственно!
— Это забавно, — сказал он, опуская билет в карман жилета. — Очень даже забавно.
Наконец-то наступил понедельник, и после завтрака миссис Биксби проводила мужа до двери и помогла ему надеть пальто.
— Не перетруждайся, милый, — сказала она.
— Хорошо, не буду.
— Дома в шесть?
— Постараюсь.
— У тебя есть ещё время заехать в ломбард?
— Боже, я совершенно забыл об этом! Ладно, возьму такси и заеду. Это по дороге.
— Ты ведь не потерял билет?
— Надеюсь, что нет, — сказал он, ощупывая жилетный карман. — Ага, вот он.
— А денег у тебя хватит?
— Хватит.
— Милый, — сказала она и, подойдя к нему вплотную, выровняла галстук, и без того висевший ровно. — Если там окажется что-нибудь хорошее, такое, что может мне понравиться, позвонишь мне сразу из кабинета?
— Пожалуйста, если ты так просишь.
— Хотя знаешь, мне очень хочется, чтобы там было что-нибудь для тебя, Сирил. Правда, очень хочется.
— Как ты добра, дорогая. Но мне пора бежать.
