— Тебе чего не спится?
— Да вот. — Она говорила даже не в половину — в четверть голоса.
Кир постоял, так и не придумав, о чём ещё спросить. Открытое в ночь окно дышало теплом и близкой грозой.
Он выпил тёплой воды из графина, подумал ещё и развернулся, чтобы уходить, но вдруг вспомнил.
— Влада. Кто-то ходил у дома?
— А? — Она подняла встрёпанную голову. — Кто ходил? Вроде нет.
Сливовое варенье — анис и бадьян, яблочное — корица с гвоздикой, абрикосы были с ванилью. Дом пропах специями, как лавка колдуньи, и Кир всё ждал, когда же на стенах появятся сохнущие связки трав, перевязанные кружевными тесёмками.
Зарина любила спать до полудня, поэтому он удивился, когда обнаружил её утром на кухне, распивающей чай. И тут же вспомнил о предстоящем походе в школу.
— Влада куда-то ушла? — широко улыбнулась Зарина. Кир покосился на край стола — там сиротливо лежал брошенный ноутбук.
— Да. Она бегает по утрам. До кладбища и обратно.
Чайник был горячим, но пустым, и пришлось ставить его заново. Ноутбук был холодным, а значит, сегодня утром его ещё не включали. Зарина крошила на стол кусочек батона и почти не ела.
За окном покачивала сырыми листьями старая груша. Глинистую дорогу напротив дома развезло.
— Дождь, — сказал Кир. Не то спросил, не то констатировал.
— А, точно, — рассеянно отозвалась сестра. — Ночью был, даже гроза, кажется.
Из окон кухни было видно поле почти до самого кладбища. Но там дорога уходила в низину, и синяя резная оградка пряталась за кустарником. Влады видно не было.
Пока не закипел чайник, он пошёл умыться. Не то, чтобы Кир так долго возился в ванной, но когда он вернулся, тут же услышал возню в прихожей. На крыльце Влада стаскивала кроссовки. Она не любила разуваться в доме, хотя все остальные делали именно так. Она всегда снимала обувь на нижней ступеньке крыльца и дальше шла босиком, ступая по крашеным доскам в одних только носках.
Кир заметил — её кроссовки были чистыми. Надо же так суметь — пробежать по глинистой дороге, до самого кладбища, там-то, в низине, наверняка непроходимая грязь, и не испачкаться.
— Дождь же был.
— Дождь? — Она замерла на секунду, стоя на одной ноге. — Нет. Ночью погремело и мимо прошло.
Следом за ней Кир вернулся на кухню. Зарины тут уже не было — наверное, ушла наверх, собираться. Влада поставила чайник на плиту, достала кружки и коробку с овсяными хлопьями.
Чайник долго не мог закипеть, хрипел, исходил испариной. За это время Кир успел подняться на второй этаж и заглянуть в комнату сестры. Та спала, завернувшись в одеяло, как гусеница в кокон. Не вынесла душа ранней побудки. Может, так и лучше. Он прикрыл дверь и спустился, перепрыгивая через скрипучие ступеньки, чтобы не шуметь.
Чайник всё никак не мог закипеть, и Влада стояла рядом с ним, задумчиво постукивая ложкой об ладонь.
— Да он уже кипел сегодня.
— Нет, я с утра не ставила.
Они посмотрели друг на друга. На боках прозрачных кружек плясали солнечные зайцы. Кир сел за стол, локтем отодвинув ноутбук подальше, чтобы не брызнуть на него водой, и вдруг понял — ноутбук был тёплым. Сегодня утром его уже включали, а может, не выключали всю ночь.
— Дверь в твою комнату. Если захлопнуть её, то потом она открывается с жутким скрипом. От скрипа я бы проснулся. Ты не ложилась сегодня?
Влада смущённо опустила глаза. Ей повезло: чайник весело забулькал, поэтому она отвернулась, чтобы залить кипятком овсяные хлопья, и прятать глаза больше не пришлось.
— У меня появилась одна идея на счёт диссертации, хотела довести её до конца. Вот и просидела всю ночь.
Она выглядела очень усталой. Даже поникшей какой-то, хотя и пыталась натужно улыбаться. Кир снова потрогал ноутбук — так и есть, тёплый, как будто его только-только отключили от сети.
— Влада, не считай себя обязанной. Если тебе тяжело, то совсем не обязательно готовить на всю семью и мыть дом сверху донизу. Пиши спокойно свою диссертацию.
Одну только общую гостиную пришлось вымыть пять раз — и каждый раз вода в ведре становилась чёрной. Единственный ковёр в прихожей хранил остатки прошлогодней пыли — его пришлось выбивать, а после всё равно мыть. Подоконники вспомнили о том, что они белого цвета. А на следующий день пыль налетела заново — через распахнутые во всём доме окна.
Влада слабо встрепенулась.
— Да ты что? Мне не трудно. Наоборот, мне нужно на что-нибудь отвлекаться, иначе я просто взорвусь.
Отвлекаться так отвлекаться. Сделать это не помешало бы и ему. Паршивенькое ощущение, вроде бы он уже вёл этот разговор или видел во сне Владу, постукивающую ложкой по ладони. Что-то было не так. А что — он не мог понять.
В полдень он застал Владу стоящей на кухонной табуретке. Привстав на носочки, она привязывала пучок травы к газовой трубе под потолком. Цветная тесёмка норовила выскользнуть из-под пальцев.
— Ах ты же…
Табуретка подозрительно качнулась. Кир успел обхватить Владу за талию, хоть, возможно, это и было излишним. Табуретка всё равно уже успокоилась.
— Роста не хватает. — Завязав тесёмку мышиным хвостиком, она сползла на пол и осторожно высвободилась из его рук.
— Это мята? — Кир почти не помнил, как пахнет мята, ему это было почти всё равно. Он мучил внутри себя странное воспоминание. Кажется, в фильмах и книгах это романтично называют «де жа вю».
— Нет, это лаванда. Лаванду можно добавлять в печенье. Но мята тоже будет. Из мяты можно сделать сироп. Она растёт у вас за летней верандой. Ты знал?
Он понятия не имел, что мята растёт за верандой, зачем им вообще эта мята, и откуда взялась кружевная тесёмка, завязанная в мышиный хвостик вокруг белой трубы. Утром он мечтал, чтобы всё было именно так. Но откуда Владе это узнать?
— Ты не против? — изменившимся голосом спросила она и села на край табуретки. — Ты же не против, нет?
— Нет, конечно. Бери, что хочешь.
Откуда всё-таки эта тесёмка? У матери в жизни не водилось швейных принадлежностей, она пропадала у себя в больнице с утра до вечера, а потом с вечера до утра. Когда ей было шить? Да и характер не тот, чтобы коллекционировать тесёмки в большой шкатулке в буфете.
Влада привезла её из города? Но Влада собиралась в невообразимой спешке, едва не позабыв ноутбук с диссертацией и ночную рубашку. Некогда ей было думать о тесёмках.
Летом Владу не взяли в экспедицию. Институтский профессор и двое его аспирантов-заочников собирались ехать в Мёртвую долину — самую крупную и самую известную аномалию.
Готовиться начали ещё зимой. Выделенные деньги тщательно растранжирили на экипировку и запасы еды. Тщательно оформили все бумаги, выяснили, что оформили не так и переоформили снова. Ехать к Мёртвой долине было долго и дорого, а ещё опасно, поэтому все написали заявления, что берут ответственность на себя и прочее, прочее, прочее.
В мае ректор подмахнул последние документы. В июне Влада поскандалила со всеми друзьями, потому что они заявляли, что ехать туда слишком опасно.
— Да что вы вообще понимаете! — Она срывалась на крик, чего с ней ещё ни разу не случалось. — Это моя мечта. Это, может быть, мой единственный шанс там побывать.
В июле она искала профессора, чтобы спросить у него о билетах, но профессор уехал на дачу, а в телефонную трубку повышал голос: «Алло! Алло! Я ничего не слышу, тут связь плохая!». Аспиранты укатили со студентами на полевую практику — в заповедник, куда тоже не дозвонишься.
В августе Влада узнала, что они уже уехали.
Кир случайно заехал к ней посреди недели — привёз давно обещанные книжки. Боялся, что не успеет её застать перед отъездом, но застал. Влада сидела на табуретке посреди комнаты, неловко скрестив голые ноги и руки, и смотрела в стену.
В комнате было аккуратно до невыносимости — хотя она уже начала собираться.
— Я позвонила другому преподавателю с кафедры, — сказала она привычно спокойным тоном. — Он очень удивился, что я спрашиваю. Он сказал, что никто не собирался меня брать. Какие-то сложности с оформлением. Документов не получили.
Кир не знал, утешать её или порадоваться.
— Я невидимая, да? — сказала она, пробуя улыбаться. — Нечего и пытаться было.
Кир присел перед ней на корточки. Влада — пустой рюкзак в соседней комнате, недописанная диссертация, подписанное заявление об отпуске, пальцы в серой пыли заброшенных зданий.
— Давай ты съездишь ещё куда-нибудь. Не в городе же сидеть всё лето.
— Куда? — спросила она безнадёжно.
Ехать было пять часов — мимо полей подсолнечника, мимо крошечных придорожных кафе, мимо гудящих большегрузов. Всю дорогу она пыталась улыбаться и читала смешные названия на знаках.
— Река Гадючка. Опарышки. Опарышки это, интересно, село или деревня?
