— Вы сказали папе, что если у него когда возникнет желание, то он должен приехать в Лондон, а вы поможете ему обосноваться. Вот мы это и сделали — приехали.
— Да, Мейси, вы и в самом деле тут — всем семейством. — Он окинул взглядом Джема, которому, по его оценке, было лет двенадцать — неплохой возраст, чтобы исполнять роль мальчика на побегушках в цирке. — А тебя как зовут, молодой человек?
— Джем, сэр.
— И что это за стулья, рядом с которыми ты сидишь?
— Виндзорские, сэр. Их папа сделал.
— Отличные стулья, Джем, отличные. А ты бы смог такие сделать?
— Конечно, сэр, — ответил за него отец.
Филип Астлей перевел взгляд на Анну.
— Я куплю дюжину.
Анна Келлавей вся напряглась, но по-прежнему не удостаивала циркача взглядом.
— А скажи-ка Фокс, какие у нас есть сейчас свободные комнаты?
Филип Астлей владел изрядным количеством домов в Ламбете,[9] квартале вокруг амфитеатра и по другую от большого Лондона сторону Вестминстерского моста.
Джон Фокс шевельнул губами, отчего его усы встопорщились.
— Только несколько комнат у мисс Пелхам в Геркулес-комплексе, но она сама себе выбирает постояльцев.
— Ну, значит, ей придется выбрать Келлавеев — они замечательные люди. Проводи-ка их туда, Фокс, и прихвати кого-нибудь из ребят — пусть помогут им разгрузиться.
Филип Астлей еще раз приподнял шляпу, посмотрев на Анну, снова пожал руку Томасу и сказал:
— Если вам что нужно — скажите Фоксу. Добро пожаловать в Ламбет.
Магги Баттерфилд сразу же заметила новеньких. В этом квартале ничто не проходило мимо ее внимания — приезжал ли кто-нибудь или уезжал, она разглядывала их пожитки, задавала вопросы и запоминала услышанное, чтобы потом все передать своему отцу. Естественно, ее привлекла и телега мистера Смарта, остановившаяся против дома двенадцать Геркулес-комплекса, и она принялась разглядывать новоприбывших.
Геркулес-комплекс состоял из ряда двадцати двух кирпичных домов и в обоих концах завершался пабами — один из них назывался «Ананас», а другой — «Таверна „Геркулес“». У каждого дома было по три этажа, не считая цокольного, небольшой садик перед фасадом и гораздо более длинный — сзади. Сама улица представляла собой довольно людную дорогу, по которой двигались обитатели Ламбета, собиравшиеся пересечь Вестминстерский мост, но не желавшие подвергать себя опасностям на бедных, застроенных развалюхами проулках между Ламбетским дворцом[10] и мостом.
Дом № 12 был отделен от дороги черной металлической оградкой высотой до плеча с пиками наверху. Участок перед домом был засыпан разровненной щебенкой. Лишь посредине рос посаженный кругом кустарник высотой до колена, в центре которого возвышался аккуратно выстриженный шар. На фасадном окошке висели выцветшие оранжевые занавески.
Когда Магги подошла, мужчина, женщина, парнишка ее возраста и девочка чуть постарше несли в дом каждый по стулу, а вокруг них суетилась хозяйка в вылинявшем желтом халате.
— Это совершенно против правил! — кричала она. — Совершенно против! Мистер Астлей прекрасно знает, что я сама выбираю постояльцев — всегда так было. Он не имеет права навязывать мне людей. Вы меня слышите, мистер Фокс? Ни малейшего права!
Она остановилась прямо перед Джоном Фоксом, который вышел из дома с закатанными рукавами в сопровождении нескольких цирковых мальчишек.
— Прошу меня простить, мисс Пелхам, — сказал он, обходя женщину. — Я только делаю то, что мне приказал хозяин. Я так думаю, он скоро сам придет и все вам объяснит.
— Это мой дом! — воскликнула мисс Пелхам. — Я — арендатор, а он только домовладелец и не имеет никакого отношения к тому, что происходит внутри.
Джон Фокс взял ящик с пилами, вид у него был такой, будто он жалел о сказанном. Голос мисс Пелхам, казалось, встревожил и оставленную без присмотра лошадь, хозяин которой, мистер Смарт, тоже помогал носить вверх по лестнице пожитки Келлавеев. Перед этим коняга послушно стояла, приходя в себя и давая отдохнуть копытам, сбитым за недельное путешествие, но по мере того, как голос мисс Пелхам становился громче и пронзительнее, лошадка начала шевелиться и переступать с ноги на ногу.
— Эй, девочка, — обратился Фокс к Магги, — вот тебе пенни — подержи лошадку, чтобы не вертелась.
Он поспешил в дом через калитку, мисс Пелхам — следом за ним со своими бесконечными претензиями.
Магги охотно подошла и взяла поводья, довольная, что ей заплатят за возможность стоять на самом удобном для наблюдения месте. Она погладила лошадиные ноздри.
— Ну-ну, лошадка, хорошая лошадка, — пробормотала она. — Ты откуда? Из Йоркшира? Линкольншира?
Она назвала два английских графства, о которых ей было хоть что-то известно, правда, очень немного — только то, что ее родители родом оттуда, хотя вот уже двадцать лет живут в Лондоне. Магги никогда не выезжала из Лондона. Да она даже через реку в центр города редко переходила и ни одной ночи не провела вне дома.
— Из Дорсетшира, — раздался голос.
Магги повернулась, улыбаясь при звуках этих напевных, скрипучих гласных из уст девушки, которая вышла и остановилась рядом с телегой. Она была миленькая, с румяным личиком и большими голубыми глазами, хотя на голове и красовался несуразный суконный чепец с рюшиком — видимо, девочка решила, что такой головной убор лучше всего подходит для города. Магги ухмыльнулась. Ей достаточно было взглянуть один раз, чтобы узнать историю этой семьи: сельские жители, приехавшие в город, как приезжали все они, чтобы жить здесь лучше, чем там, у себя дома. Некоторым это и в самом деле удавалось. Но другим…
— А дом-то у вас где? — спросила она.
— В Пидлтрентхайде, — ответила девочка, растягивая последний слог.
— Господи помилуй — как ты сказала?
— В Пидлтрентхайде.
Магги хмыкнула.
— Пидл-бидл-шмидл — ну и названьице! Никогда такого не слышала.
— Это означает тридцать домов на реке Пидл, что в Пидл-Вэлли рядом с Дорчестером. Красивое местечко.
Девочка улыбнулась, увидев что-то по другую сторону дороги, словно там был ее Дорсетшир.
— И как тебя зовут, мисс Пидл?
— Мейси. Мейси Келлавей.
Дверь в дом открылась, и оттуда появилась мать Мейси. Анна Келлавей была высокой и угловатой, ее жидкие каштановые волосы были стянуты сзади в пучок, свисавший на высокую шею. Она окинула Магги подозрительным взглядом — так смотрит лавочник на мелкого воришку. Магги прекрасно знала подобные взгляды.
— Не разговаривай с незнакомыми, Мейси, — брюзгливым голосом сказала мать. — Я разве тебя не предупреждала насчет Лондона?
Магги потрясла поводьями.
— Можете не сомневаться, мадам, Мейси со мной в полной безопасности. Безопаснее, чем с некоторыми.
Анна Келлавей вперилась взглядом в Магги и кивнула.
— Ну, Мейси, ты видишь — даже местные говорят, что тут полно всяких-яких.
— Вот уж точно: Лондон — дурное место, можете не сомневаться.
Магги не сумела воспротивиться желанию сказать эти слова.
— Что? В каком смысле дурное? — напряглась Анна.
Магги этот вопрос застал врасплох, и она только пожала плечами. Конечно, она могла бы сообщить кое-что сногсшибательное, но уж точно не миссис Келлавей.
— Вы знаете тропинку, которая проходит через Ламбет-грин — она идет от реки по полям до самого Ройял-роу?
Мейси и Анна смотрели на нее непонимающим взглядом.
— Это тут недалеко, — продолжала Магги. — Вон там.
Она показала куда-то через дорогу, где почти ровные поля простирались до самой реки. Вдалеке виднелся красный кирпич башен Ламбетского дворца.
— Мы только-только приехали, — сказала Анна. — Еще ничего и не видели.
Магги вздохнула — вся изюминка ее истории пропадала.
— Это маленькая дорожка, очень удобная, чтобы срезать угол. Ее еще какое-то время называли тропинкой Влюбленных, потому как…
Она замолчала, потому что хозяйка семейства яростно тряхнула головой, метнув взгляд на Мейси.
— Ну так вот, так ее прежде называли, — продолжала Магги. — А знаете, как ее теперь зовут?
Она помолчала немного.
— Тропа Головореза.
Мать и дочь вздрогнули, и Магги, видя это, мрачно ухмыльнулась.
— Ну, это еще что, — раздался звонкий голос. — У нас в Пидл-Вэлли есть дорожка Дохлой кошки.
Парнишка, который недавно заносил стул в дом, теперь стоял в дверях.
Магги закатила глаза.
— Дохлой кошки? Наверно, ты ее и нашел, а?
Он кивнул.
— А я нашла мертвеца! — торжественно провозгласила Магги, но, говоря это, она почувствовала, как в животе все засвербило и сжалось.
Теперь она жалела, что затеяла этот разговор, в особенности еще и потому, что парнишка начал внимательно разглядывать ее, словно почувствовав нечто. Но проникнуть в ее мысли он не мог.