Когда Вове досталась роль златокудрого Эрота в спектакле «Любовь эллина», ее тревога приняла новое направление. Она поспешила к учителю и поинтересовалась, не вызовет ли эта роль насмешек над ее сыном, и вообще, почему, собственно, Эрот? Вове – четырнадцать, и он действительно златокудрый и вполне пубертатный юноша, но в маминых фантазиях мальчик еще не знает, зачем ему пенис, потому что рос без отца. Костя вначале обрадовался ее приходу, подумал взять ее в союзники, вместе помочь Вове развить явный артистический талант, прочел ей лекцию о роли эроса в современной культуре. Мама лекции не оценила. Ушла от учителя в смятенной задумчивости.
Она не спала несколько ночей, пила успокоительные, все не решаясь поговорить с сыном. А сына и дома-то не было: он пропадал на репетициях. В итоге отдельные факты сложились в ее голове в нечто ужасное: Вова в последнее время стал безобразно вести себя, участвует во всех школьных спектаклях, его все время нет дома. Иногда жертвы педофилов никому ничего не рассказывают, но поведение их меняется. Они становятся замкнутыми, грубыми, не идут на контакт с родителями – как раз все то, что происходит между ней и сыном.
Она взбивала всю ночь подушки, но так и не уснула. А утром засобиралась к Ясеню. Долго стеснялась, не зная, как приступить, не решаясь полностью изложить развитие своих догадок директору. А когда начала, уже не могла остановиться и закончила речь тем, что, если учителя истории не уволят, она устроит грандиозный скандал. По несчастливому стечению обстоятельств, брат мамы Вовы Медведева – профессиональный телевизионный скандалист, и у нее просто не останется выхода, как уничтожить школу, учителя и Ясеня. Брат будет только рад модной теме.
Директор понял, что то, чего он боялся больше всего на свете, происходит прямо сейчас, в его кабинете. До пенсии оставалось всего четыре года, в следующем году ему обещали орден, а эта история может с легкостью разрушить всю его жизнь. Он с самого первого звонка женщины из Минобразования, женщины, которой не отказывают, профессионально предчувствовал, что с учителем будут проблемы. Если не принять меры. Немедленно. Он хорошо помнил, какая кампания развернулась вокруг соседней школы и как он, залезая бровями на лоб, скандировал на заседании в департаменте: «В моей школе такое просто невозможно, невозможно! Надо уметь работать с персоналом!» В той школе история с учителем-педофилом стоила места директору. Более того, директор оказался в изоляции, и школы ему больше не дали. Гниет где-нибудь завхозом.
Ясень хорошо знал такой тип мам, как мама Вовы Медведева. Ее невозможно успокоить, и она твердо решила сделать невыносимой жизнь своего сына, а заодно и его, Ясеня, жизнь. Директор понял, что решать проблему надо быстро – здесь и сейчас.
Злой Костя вошел в кабинет. Ясень завелся с пол-оборота и начал по обыкновению багрово орать:
– Что вы там затеяли?! Что это за спектакль такой, интересно?!! Там везде разврат! И педофилы! И пидорасы! И лесбиянки! И вообще бог знает что!! – Он тряс сценарием неприлично близко от Костиного лица. – Это что такое вообще?! Вот это?! Вот:
Бросил шар свой пурпуровый
Златовласый Эрот в меня
И зовет позабавиться
С девой пестрообутой.
Но, смеется презрительно
Над седой головой моей,
Лесбиянка прекрасная…
Архилох в исполнении Ясеня звучал пошлым матерным стишком. Костя ничего не понимал, ведь сценарий был утвержден давным-давно, да и не интересовался Ясень им особенно.
На автомате Костя начал отвечать:
– Это Архилох – крупнейший представитель древнеионийской лирики…
– Вы мне тут оставьте эти свои… – Ясень задыхался, угрожающе меняя окрас. – Будете голову мальчишкам дурить! Ли-ри-ка у него! Теперь это лирикой называется, – обратился он к маме Вовы Медведева за поддержкой.
Костя переводил взгляд с мамы Вовы Медведева на Ясеня и обратно. Его стало накрывать чем-то нехорошим, непонятным и мерзким.
Ясень решил, что пора предъявить главное:
– Расскажите все, что вы мне только что рассказывали. Пусть он ответит!
– Всю эту ночь я не спала, – начала мама Вовы истерическим шепотом, не поднимая глаз, – и к утру до меня дошло: по телевизору все время показывают, но вообразить, что это у тебя под носом происходит, – невозможно!
В Костиной голове как будто расщепились два события: то, что через два часа начало спектакля, и то, что творится сейчас в кабинете у Ясеня. Он все еще не улавливал связи. Ясень не смог удержаться и влез:
– Мама Вовы Медведева поняла, – и голос его загремел: – ЕЕ СЫН ПОДВЕРГАЕТСЯ ПРЕСТУПНЫМ СЕКСУАЛЬНЫМ ДОМОГАТЕЛЬСТВАМ!!!
Сделав эффектную паузу, Ясень решил, что оглушенного Костю надо брать тепленьким, и перешел на официальный, не терпящий возражений тон:
– Думаю, тут все очевидно. Мы все это видели не раз. Пишите заявление.
– При чем тут я?!! – растерялся Костя.
И тут до него наконец-то дошел смысл сказанного. Внутри наступила сухая тишина, как всегда, когда вокруг происходило что-то непереносимое и абсурдное. «Они. Обвиняют. Меня. В педофилии. В том, что я приставал к Вове Медведеву. Они обвиняют в этом меня! Какой бред…»
Он смотрел на гневное и презрительное лицо Ясеня, смотрел на трепещущие влажные ресницы и горькую улыбку мамы Вовы Медведева и не мог вдохнуть. Мир остановился. Мысли рассыпались, в голове опустело. Через какое-то время лицо Ясеня, который кричал непонятные, мерзкие – до крови – оскорбительные вещи, заводясь все больше и больше от молчания учителя, исчезло. На его месте появилось лицо отца. Лицо отца, который с отвращением смотрел на Костю, в мамином платье изображающего Аллу Пугачеву, страстно поющую про миллион алых роз. Освобождающая ярость спасла Костю от болезненного видения. Убить Ясеня и маму Вовы Медведева показалось единственным и логичным выходом из странной и неправильной ситуации.
Костя, почти не замахиваясь, ударил Ясеня кулаком в лицо. Заметив на столе директора тяжелую и бессмысленную малахитовую чернильницу, схватил ее и замахнулся. Перед глазами встала картина: голова Ясеня разлетается на мелкие кровавые кусочки. Чуть не стошнило от видения и от изумленного лица директора, которого не били с детства. Ярость облегчила и исчезла, оставив безразличие, бессилие и усталость. Костя уронил чернильницу, сел за стол, по-ученически сложил руки, положил на них голову и тихонечко завыл.
Дальнейшие события он помнил плохо. Залитый кровью Ясень куда-то исчез, мама Вовы Медведева фальцетом голосила в коридоре, кто-то заходил и сразу уходил. Постепенно учитель перестал слышать и видеть. Очнулся уже в «обезьяннике».
Раньше Костя никогда в милиции не был. Не доводилось. Разве что паспорт получал. Стены буро-синие, сумрачно, пахнет бомжами, табаком. Рассматривая свои руки, он пытается понять, что произошло и как он тут оказался. Руки болят. «Я сделал… что?» – щупает память. Больно, страшно и стыдно. В голове пусто… Звать на помощь, плакать бессмысленно. Что происходит?! В коленках слабость, он приседает на корточки, не удерживается, падает. Холодно на полу, но сил подняться нет. Подтягивает коленки к подбородку, накрывает голову руками и зажмуривается. «Ничего, ничего, ничего не было, это не я, не я. Меня здесь нет». Говорить не получается. Только убаюкиваться в трансе.
– Новиков, е…ть! – Раздраженный мужской голос сливается с гудением лампы дневного света. – Тебе, бля, особое приглашение нужно? Вставай, на выход!
– Который час? – Голос не слушается.
– Поднимайся, шизо чертово! – приглашает конвоир.
Костя встает, тело затекло, голова кружится. «Я как пьяный, а ведь не пил». Идут долго, окружающая обстановка напоминает о школе. Стенды с фотографиями… Больно озаряет: школа! Боже! Мне же надо в школу, у нас же сегодня спектакль! Ну точно! Декорации уже готовы! Или нет? Мы делали их когда… когда что? Кто-то пришел. Леночка. Точно. Леночка… секретарша Ясеня пришла. Такой вид у нее был… Сочувственный и злорадный одновременно. Ладно, бог с ней. Мне надо в школу. Срочно! Сколько же времени прошло?
– Простите, мне надо в школу! Мне надо идти! – Костя оборачивается к конвоиру. Старается, чтобы в голосе звучала твердая очевидность, а не пьяная просьба. Выходит жалко.
Конвоир Костю игнорирует.
«Нет, он не понимает как это важно! Если я не приду… а что будет-то? Будет что-то нехорошее. Надо вернуться. Что же делать?» Впереди светится надпись «выход». Костя, как будто вправе, заворачивает к выходу. Тут же получает вместе с «сукой» удар под коленки. «Идиот я, куда убежишь-то тут, надо все объяснить по-человечески, тогда и сами отпустят». Прихрамывая, Костя покорно плетется, куда ему указывают.
В кабинете усталый молодой следователь сидит над бланком допроса.
«Я что же, в тюрьме? Ну точно, в тюрьме! Что же я сделал? Убил кого-то?!»
– Имя, фамилия, отчество. Ваши. Назовите.
– Константин.
