Так же, в описываемом случае, поступил и я — завсегдатай рейса Москва — Нью-Йорк. К этому времени я уже летал по этому маршруту раз тридцать, и все мои действия были доведены до автоматизма. Я летел первым классом. Как только мы взлетели, то начали разносить блины с черной икрой. К блинам полагалась водка. Потом понесли салаты и закуски, обязательный в Аэрофлоте супчик (борщ, солянка или харчо), под него опять беленькой, потом горячее (здесь полагается бутылочка красного бордо), потом сыры (опять бордо), десерты и коньяк. Настроение было отличное, я почитал газетки и заснул, благо что ночью специально спал всего четыре часа. Впереди, казалось мне, меня ждали Нью-Йорк, жена и Новый год. Но коварная судьба подготовила мне совсем другой сценарий. Как говорится, если хочешь рассмешить Бога, то расскажи ему о своих планах.
Приземлились. Пошли на паспортный контроль. Паспортный контроль в нью-йоркском аэропорту имени Джона Фицджеральда Кеннеди (или, как они говорят, — JFK) организован значительно удобнее, чем у нас в Шереметьеве. Нет этой толкотни, очередь организована специальными перилами, пограничников, или, как у них это называется, иммиграционных офицеров, значительно больше, чем в Москве, и, соответственно, пропускная способность паспортного контроля значительно выше. Кстати, я нигде в мире, даже в «третьих странах», не встречал такой ужасной толкотни, давки и очередей на погранконтроле, как у нас в России.
Сейчас, правда, в Шереметьеве на вылете такие перила поставили, а вот на прилете — нет. Меня это бесит ужасно. Вот я свеженький приехал в аэропорт, прохожу регистрацию, паспортный контроль, пошлялся по магазинам в «duty free» зоне и пошел в самолет. Красота! Но! Вот я уставший и злой прилетел в Москву откуда-нибудь издалека. Хочется сразу в машину и домой. Ан нет! Стой, сука, в огромной толпе таких же, как ты, уставших, пахнущих перегаром людей и жди, когда тебя впустят в страну, гражданином которой ты являешься. Меня всегда мучает вопрос: а какие у погранцов есть альтернативы? Что, не пустить? Как они себе это представляют? Никак! Зачем же тогда людей мучить? Ах, органы должны знать, в стране ты или нет. Но так это же их, органов, проблема, а не моя. Меня, например, не интересует вообще, где находятся эти самые органы. И если бы даже интересовало, то я бы не стал их держать взаперти вплоть до установления. Почему же меня держат? Почему они свое любопытство удовлетворяют за мой счет? Но это все, конечно, в пользу бедных, я понимаю. Наши органы никогда не интересовались проблемой неудобств, которые они создают гражданам своими действиями по их охране. Я все время забываю, что это все для нашего же блага…
Но вернемся к Нью-Йорку. Итак, наступает моя очередь, я подхожу к будочке, в которой сидит негр в форме, протягиваю ему свой паспорт и стою, жду. Он что-то там нажимает у себя в компьютере, пропускает мой паспорт через сканер, еще что-то нажимает, потом долго смотрит в мой паспорт, потом откладывает его в сторону и делает такое лицо, какое обычно люди делают, когда они думают. Процесс дается ему непросто (и т0 с непривычки тяжело), я невольно проникаюсь к нему сочувствием и даже (о чудеса моего добросердечия) некоторым уважением за этот самоотверженный поступок. Но мое сочувствие и уважение быстро проходит, поскольку через несколько минут выражение его лица меняется на обычное. Сложив мои документы в специальную папочку, он говорит мне, что мне следует пройти в специальное помещение для более детальной беседы со мной.
Я пока не кипешую, поскольку такое иногда случается: случайным образом из всего потока приезжающих они выбирают людей и в специально отгороженном стеклянными перегородками помещении ведут с ними беседы о целях визита, надолго ли приехали и т. д. Со мной тоже это несколько раз было, процедура дурацкая и отнимает минут десять-пятнадцать лишних.
Я сажусь на специальный диванчик в этой комнате и жду, когда меня пригласят к стойке и какой-нибудь клерк поговорит со мной. Но меня не зовут и не зовут. Проходит тридцать минут. Уже все латиносы, которых также, как и меня, отвели за перегородочку, прошли, а до меня и дела нет. Наконец какая-то толстая иммиграционная негритянка взяла мой пакетик документов и, мельком посмотрев на них, унесла их куда-то вглубь, за двери, к начальству. Я уже насторожился. Это начинало сильно отличаться от обычного сценария.
Я сидел один в стеклянной комнате. У меня не было никаких документов. Фактически меня в этот момент не существовало. По документам — я выехал из России. Но, по ним же, я не въехал в США. При этом сами мои документы находились в руках чиновника, имени которого я даже не знаю. Если кому-нибудь пришла бы в голову мысль меня украсть, то это можно было бы легко сделать, поскольку некому было бы расследовать мое исчезновение. В одиночестве я просидел еще полчаса. Никогда больше я не испытывал свою оторванность от мира так остро, как в этот момент. Я даже не мог никуда позвонить, поскольку у меня не было американского мобильного телефона, он был у жены, а европейские в Америке не работают: другая система.
Периодически в дверях моей комнаты появлялся огромный негр в форме и с пистолетом, внимательно на меня смотрел, а когда я пытался задать ему какой-то вопрос, то он сразу же орал: «Shut up!» Процесс кричания на меня доставлял ему такое удовольствие, что я даже специально начал задавать ему вопросы, чтобы ему угодить. Реакция всегда была благодарная — всякий раз он кричал по-новому. То басом, порыкивая, то фальцетом, несколько истерично, то орал визгливым сопрано. Так провинциальные певцы, «балуя» голосом, обычно поют американский гимн перед началом футбольных или бейсбольных матчей. То, что он так себя вел со мной, окончательно означало, что происходит нечто экстраординарное. Экстраординарность мне всегда не нравилась. В конце 1998 года — особенно. Ничего хорошего она не предвещала. Крик американского охранника на меня — это, безусловно, плохой знак, поскольку американцы, в массе своей, довольно простодушный и гостеприимный народ.
Наконец из недр офиса вернулась стопудовая девушка с кокетливым револьверчиком на боку. Она пальцем подозвала меня, окинула с ног до головы и спросила: «Вы уверены, что хорошо знаете английский? Я спрашиваю вас об этом, потому что от ответов на заданные вам сейчас вопросы зависит ваше дальнейшее будущее!» Я, естественно, струхнул и сказал, что мой английский недостаточен для принятия судьбоносных решений. Она еще сильнее напряглась и сказала, что тогда мне придется еще подождать, пока они не найдут переводчика. Я сел на ставший уже родным диванчик, и надо мной снова навис порядком надоевший крикун. Он гремел наручниками, поправлял волыну, бил дубинкой об свою ладонь и орал, орал, орал…
Десять часов полета, сдвижка во времени, похмелье и нервотрепка сделали свое дело — я начал засыпать. И еще мне захотелось в туалет. Я посмотрел на кривляющегося «мистер офисэр» и сказал ему, что хочу поссать. Он неожиданно замолк. На его лице отразилась борьба. Видно было, что он с удовольствием запретил бы мне это безобразие, но, с другой стороны, он вдруг понял, что последствия этого запрета могут быть непредсказуемыми. Например, я обоссусь. Или чего-нибудь хуже. И что? Ему же рядом со мной стоять! Нехотя он отвел меня в туалет и охранял меня все время, пока я справлял нужду. Потом я захотел пить, и он бегал мне за водой. Короче, в течение следующего получаса весь его образ грозного служаки пропал, что его ужасно раздражало.
Наконец пришла толстомясая и с ней еще человека три старших офицеров. Все — черные. Сзади, за их могучими спинами, скрывался маленький, уставший и несколько напуганный человек брайтонского вида. Мне его представили как переводчика. Старший из офицеров спросил меня: «Где вы получили американскую визу?» Я посмотрел на брайтонца. Тот прошептал: «Только не ври!» Я ответил, что визу получил в американском посольстве в Москве. Переводчик посмотрел на меня с восторгом, будто я совершил какой-то отчаянной смелости поступок. Офицер пронзил меня сверлящим взглядом (видимо, он его специально тренировал перед зеркалом, поскольку лицо у него в этот момент было максимально зверским) и спросил: «Какова цель вашего визита?» В его представлении, по-видимому, это был вопрос на засыпку. Предупреждая мой взгляд, переводчик опять взмолился: «Только не ври!» Я сказал, что приехал отметить Новый год и что моя жена уже в Нью-Йорке и ждет меня.
В рядах иммиграционных чиновников случилось замешательство. Похоже, вопросы были исчерпаны, но что делать со мной дальше, они не знали. Меня повели в другой кабинет. Там долго что-то опять искали по компьютеру. Наконец мне сказали: «Почему вы незаконно получили право на въезд в Соединенные Штаты?» Я был готов к чему угодно, только не к этому вопросу. Я посмотрел на переводчика. Тот спрятал глаза и сказал по-русски: «Почему ты незаконно получил американскую визу?»
