— Что вам, ширму трудно поставить? Вытворяете с несчастным мужиком черт знает что! — воскликнул Флинт, но в ответ услышал, что раз он такой нюня, то может выйти из палаты, и вообще, это не мужик, а женщина, У нас унисекс.
— Вот уж никогда бы не догадался, — возмущенно бросил Флинт. — Хотя, если вдуматься, унисекс — очень подходящее название. Ни за что не поймешь, кто тут у вас кто.
Благодаря этому замечанию он заслужил сильнейшую нелюбовь трех дам с ближних коек, которые тешили себя иллюзией, что они еще очень даже ничего себе. Флинт не обратил на это внимания. Он честно пытался увлечься чтением заметки об известном регбисте. Оказывается, тот зашел в массажный салон в Суонси, случайно обнаружил, что там работает его жена, и устроил хозяину страшный скандал с рукоприкладством — «будто его кто за яйца дернул», сказал хозяин, выступая свидетелем в суде. Неожиданно инспектор встретился взглядом с Уилтом.
Флинт опустил газету. Улыбнулся.
— Здравствуйте, Генри. Как самочувствие? Лучше?
Уилт, не поднимая головы от подушки, присмотрелся к улыбке инспектора. Она была какая-то непонятная, и уверенности не внушала. Больно уж редко торчали искусственные зубы. И слишком уж часто Уилт — в прошлом — видел на этом лице улыбку язвительную, злобную, чтобы сейчас поверить в ее искренность. И вообще, ничего ему не лучше.
— Лучше чем что? — спросил он.
Улыбка исчезла с лица Флинта — а вместе с ней испарилось и сочувствие. Видно, удар по башке никак не повлиял на умственные способности Уилта.
— Ну… Чем до этого.
— Этого чего? — уточнил Уилт, стараясь выиграть время и хоть что-то понять. Пока ясно одно: он в больнице и голова у него забинтована. А больше ничего не ясно.
Флинт замялся, и Уилт сразу усомнился в своей невиновности.
— До происшествия, — сказал наконец инспектор.
Мысли Уилта забегали. Какого еще происшествия?
— Мне не кажется, что это так, — изрек он. Это казалось вполне разумным ответом на не очень понятный вопрос.
Инспектору казалось иначе. Он уже начал терять нить разговора и, как всегда с Уилтом, чувствовал, что увязает в болоте полнейшей бессмыслицы. Хоть бы раз проклятый идиот выразился четко и ясно.
— Вам не кажется, что это так? Что это значит? — строго спросил Флинт и весьма неубедительно улыбнулся. Что совсем не помогло делу.
Уилт, проявляя сверхосторожность, ответил:
— То самое.
— «То самое» что?
— Что я и сказал. То самое, — повторил Уилт.
И вновь улыбка сошла с лица Флинта. Он наклонился поближе:
— Слушайте, Генри, я только хочу знать…
Больше ничего сказать не удалось — Уилт решил применить новую оборонительную тактику и вдруг воскликнул:
— Кто такой Генри?
На лице Флинта выразилось сомнение. Он так и застыл с полусогнутой спиной.
— Кто такой Генри? Вам хочется знать, кто такой Генри?
— Да. Сам я никаких Генри не знаю. Кроме королей и принцев, конечно, но их я точно не знаю, правильно? Мы же не знакомы, да и откуда бы?… Вы вот знакомы с королями? А с принцами?
На секунду сомнение на лице инспектора сменилось уверенностью, которая, в свою очередь, снова обернулась сомнением. С Уилтом ничего нельзя знать наверняка — впрочем, и это утверждение в данных обстоятельствах выглядит сомнительным.
— Нет, не знаком. Ни с королями, ни с принцами. И знакомиться не собираюсь. Я только хочу знать…
— Вы это уже второй раз говорите, — резонно заметил Уилт. — А я только хочу знать, кто я такой.
Тут в палату протиснулась Ева. Она прождала достаточно долго и не собиралась ждать еще два часа, тем более в их поганой комнатенке для посетителей. Нет! Ее место — возле мужа.
— О, дорогой! Тебе очень больно? Да, мое солнышко?
Уилт, чертыхнувшись про себя, открыл глаза.
— Ваше какое дело? Кто вам тут «дорогой»?
— Но… Господи! Милый, я твоя жена, твоя Ева!
— Жена? Какая жена? У меня нет никакой жены, — простонал Уилт. — Я… я… я вообще не понимаю, кто я и что за человек.
Инспектор Флинт, который успел отойти в сторонку, всем сердцем согласился с последним замечанием. Он тоже не понимает, что за человек Уилт. И никогда не поймет. За годы знакомства удалось выяснить только одно: Уилт — самый отъявленный прохвост, какие только ему встречались, и это при том, что он столько лет в полиции. С Евой вот, которая сейчас заливается слезами, всегда понятно, на чем стоишь, а точнее, лежишь — в яме, в самом низу. В этом смысле Уилт тогда говорил правду. Ну и семейка! Прежде всего, сверху, проклятущие четверняшки. Дальше Ева, со всеми своими материальными благами — как сказал про нее в свое время адвокат Уилта, «это все равно что жить с посудомоечным стиральным пылесосом, который думает, что способен думать». И вечно носится с какой-нибудь завиральной, так называемой «философской», идеей. Даже для «Гринписа» ее активность оказалась чересчур воинствующей. Смотритель станции выбраковки тюленей в Уортком-Бэй, давая в суде показания против Евы, кричал со своей каталки: да таких «гринпизд» еще поискать! И вообще так матерился, что его едва не привлекли за неуважение к суду, правда, потом пожалели из-за плачевного состояния. Ну а подо всеми, последним — мистер Генри Уилт собственной персоной, законный супруг Евы Уилт, злополучный кретин. Не удивительно, что он не хочет признавать жену.
Рядом творилось такое, что инспектор отвлекся от размышлений. Ева в последний раз взмолилась, чтобы дорогой Генри признал в ней свою преданную жену и мать их очаровательных малышек, а Уилт категорически отказался пойти на подобное безрассудство и жалобно сказал, что очень болен и не желает подвергаться домогательствам незнакомых женщин. После этого заявления плачущую Еву вывели из палаты, и ее хлюпанье еще долго доносилось из коридора, где она бродила в поисках доктора.
Инспектор Флинт воспользовался случаем, подошел к кровати и склонился над Уилтом.
— Хитрый вы малый, Генри, — зашептал он. — Хитрый как черт. Но меня вам не провести. Я-то видел, как вы посмотрели вслед вашей миссис. Глазки так и сверкнули! Слишком давно я вас знаю, чтобы поддаться на ваши трюки. Не забывайте об этом.
На миг ему показалось, что Уилт собирается улыбнуться, но на лице больного повисло безнадежно-бессмысленное выражение, и он закрыл глаза. Все, я умываю руки, подумал Флинт. Ничего стоящего выудить не удастся. В таких-то условиях. Условия, кстати, ухудшались с каждой секундой. У женщины с пульсирующим черепом начался припадок, а один из бритых наголо мультисексов вдруг стал отчаянно скандалить с медсестрой, уверяя, что он, она или оно вовсе не нуждается в повторной сорокапятиминутной масляной клизме. В общем, ужас и кошмар.
Шериф Столлард, в Уилме, думал примерно то же самое, но по совершенно иному поводу. И не потому, что Мэйбелл отказалась давать показания о событиях в «Старфайтере». Напротив, она рассказала столько, что о многом ему сразу же захотелось забыть.
— Что?! — неверяще выдохнул шериф, узнав, что четверняшки спрашивали, сколько раз в неделю Уолли Иммельман трахает Мэйбелл и сколько еще в Уилме геев. — Вот дерьмушки! Так и сказали: «трахает»? «В анальное отверстие»?
Мэйбелл кивнула.
— Да, сэр, так и сказали.
— Но зачем им это? Бред какой-то! Немыслимо!
— Вроде бы у них в школе такое задание. Про эксплуатацию цветного населения на Юге. Им надо было заполнить анкету, — объяснила Мэйбелл.
— Господи боже! Что же вы ответили?
— Я лучше помолчу, шериф. Но ничего, кроме правды.
Шериф содрогнулся. Если правда — это то, что с громкостью в тысячу децибел транслировалось над озером Сэссеквесси, Уолли Иммельману лучше убираться из Уилмы подобру-поздорову. Если, конечно, ему не повезет и он не сдохнет в больнице.
Двумя днями позже Уилт, сидя на стуле, расписывал психиатру, каково это — не знать, кто ты такой. В отличие от Уилта, доктор, похоже, считал симптомы обыкновенными и малоинтересными.
— Так вы действительно не знаете, кто вы такой? Совсем? — в пятый раз спросил он. — Совсем-совсем?
Уилт напрягся. Его озадачил не сам вопрос, но тон, каким он был задан. В нем слышалось что-то очень-очень знакомое. Уилт, который в силу своей профессии вот уже много лет общался с отъявленными и весьма убедительными лгунами, и сам часто разговаривал таким тоном, сразу понял, что это значит. И поспешил сменить тактику.
— А вы сами знаете, кто вы такой? — ответил он вопросом на вопрос.
— Так уж вышло, что знаю. Я — доктор Педж.
— Я не об этом, — отмахнулся Уилт. — Это по документам. Но известно ли вам, что вы за человек?
Доктор Педж поглядел на пациента с новым интересом. Люди, которые проводят различие между паспортными данными и личностными характеристиками, — совсем иная категория больных, нежели его обычный контингент. Однако в карте было написано: «после осмотра психиатром подлежит полицейскому допросу», и врач подозревал Уилта в симуляции. Но все же решил принять вызов.
