Я подождал, пока она нальет себе вина и зажжет сигарету.
А потом подумал, что, может, лучше объяснить все это в другой раз, и принялся за пиво, размышляя о том, напечатают ли в женском журнале фото, на котором Франсин со своей жесткой попкой сидит у меня на коленях.
Как бы то ни было, тридцать два съемочных дня подошли к концу, и был назначен банкет.
Дело было в баре на первом этаже с огромной площадкой для танцев. Там и еще на втором этаже гулял народ. В основном собралась съемочная группа и актеры, хотя и не все, зато понаехали и вовсе незнакомые мне личности. Оркестра не было, танцевали под фонограмму, но выпивка была настоящая. Мы с Сарой сразу подошли к стойке, за которой хлопотали две барменши. Я взял водки, а Сара красненького.
Одна барменша меня узнала и вытащила мою книжку. Я ее подписал.
Народу набилось уйма, кондиционеры не работали, был жаркий летний вечер, и в зале стояла духотища.
— Давай еще глотнем и поднимемся наверх, — предложил я Саре. — А то тут не продохнуть.
— О'кей, — сказала она.
Мы поднялись на второй этаж. Там было попросторнее и попрохладнее. Несколько человек танцевали. У этой вечеринки как бы не было своего центра, впрочем, так бывает почти всегда. На меня накатила тоска. Я допил свой стакан.
— Пойду возьму еще что-нибудь, — сказал я Саре. — Тебе надо?
— Нет, обойдусь.
Я спустился по лестнице, но на полпути к стойке меня остановил волосатый толстяк в темных очках. Он схватил мою руку и принялся с жаром ее трясти.
— Чинаски, я прочитал все, что вы написали, буквально все!
— Неужели? — спросил я.
Он продолжал трясти мою руку.
— Мы с вами однажды вместе надрались в баре «У Барни». Помните?
— Нет.
— Не помните, как мы надрались у старины Барни?
— Нет.
Он поднял очки и водрузил их на макушку.
— Может, теперь вспомните?
— Нет, — ответил я, высвободил руку и направился к стойке.
— Двойную водку, — заказал я барменше.
Она подала.
— У меня была подружка Лола, — сказала барменша. — Лолу знаете?
— Нет.
— Она говорила, что два года была вашей женой.
— Неправда, — ответил я.
Я отошел от стойки и направился к лестнице. На сей раз дорогу мне преградил лысый толстяк с окладистой бородой.
— Чинаски, — сказал он.
— Слушаю.
— Андре Уэллс. Не последний человек в киношном деле. Тоже писатель. Вот закончил роман. Хотелось бы, чтобы ты прочитал. Можно прислать?
— Валяйте.
Я дал ему номер абонентского ящика.
— А как тебя найти?
— Отправьте по почте.
Наконец я достиг лестницы. По пути выхлебал почти все пойло. Сара беседовала с какой-то статисткой. Тут я увидел Джона Пинчота. Он стоял один со стаканом в руке. Я подошел.
— Хэнк? — удивился он. — Вот не ожидал тебя здесь встретить!
— А я не ожидал, что «Файерпауэр» раскошелится на гулянку.
— Это для них первое удовольствие.
— Ну, а ты теперь чем займешься?
— Мы сейчас монтируем, потом будем записывать музыку. Может, зайдешь, посмотришь, как это делается?
— Когда?
— Когда захочешь. Мы сутками из монтажной не вылезаем, работаем часов по двенадцать, а то и по четырнадцать.
— Договорились. Слушай, а куда это Поппи запропастилась?
— Кто-кто?
— Та штучка, которая подарила тебе десять тыщ, когда ты жил на побережье.
— А, она теперь в Бразилии. Мы ее не забудем.
Я допил стакан.
— Не хочешь ли спуститься, потанцевать? — спросил я Джона.
— Да ну, что за ерунда.
Кто-то окликнул его по имени.
— Извини, — сказал он. — Не забудь заглянуть в монтажную!
— Обязательно.
Джон ушел в другой конец зала.
Я стал на лестничной площадке и посмотрел вниз. Пока мы трепались с Джоном, в баре появились Джек Бледсоу и его приятели-мотоциклисты. Они уселись вдоль стойки лицом к публике. Каждый с бутылкой пива, кроме Джека, который держал в руке банку «севен-ап». Они все были в кожаных куртках и штанах, в сапогах и шарфах.
Я вернулся к столику, за которым сидела Сара.
— Надо сойти поболтать с Джеком Бледсоу и его бандой. Ты со мной?
— Конечно.
Мы спустились, и Джек познакомил нас со всеми по очереди.
— Гарри Валет.
— Хелло, старик.
— Бич.
— Здорово.
— Червяк.
— Хай!
— Собачник.
— Очень рад.
— Эдди — Три Шара.
— Черт подери!
— Это — Пиздеж.
— Приятно познакомиться.
— Кошкодав.
— Ага.
Вся эта шайка казалась вполне симпатичной, если бы они еще не так выпендривались, красуясь у стойки перед всем честным народом.
— Джек, — сказал я, — ты здорово сьпрал.
— Просто замечательно! — сказала Сара.
— Спасибо, — он сверкнул своей чудной улыбкой.
— Будете еще сценарии писать? — спросил Джек.
— Вряд ли. Больно хлопотно. Мне нравится посиживать, глядя в потолок.
— Если все же напишете, дайте мне почитать.
— Обязательно. Слушай, а чего это твои ребята все как один шарят глазами по залу? Девочек высматривают?
— Да нет, с девочками у них проблем нет. Просто расслабляются.
— Понятно. Ну, пока, Джек.
— Желаем вам успехов в работе, — сказала Сара.
Мы поднялись наверх. Джек и его ребята вскоре исчезли.
Не скажу, чтобы вечерок удался на славу. Я то и дело бегал вверх-вниз за выпивкой. Часа через три почти все разошлись. Мы с Сарой стояли, облокотясь о перила. Я увидел Джона. Я его и раньше видел, смотрел, как он танцует. Махнул ему, чтоб подошел.
— А почему Франсин не пришла? Не осчастливила нас присутствием?
— Прессы-то нет.
— Понятно.
— Мне пора, — сказал Джон. — Завтра рано вставать на монтаж.
— Ну давай.
Джон ушел.
Внизу стало пусто и прохладно; мы спустились к стойке. Кроме нас с Сарой никого не осталось. Барменша тоже маялась в одиночестве.
— По маленькой на дорожку, — сказал я ей.
— Я, между прочим, обязана с вас деньги взять за выпивку, — ответила она.
— С чего это вдруг?
— «Файерпауэр» арендовала заведение до полуночи. А сейчас десять минут первого. Но я вам бесплатно налью, потому что уж больно мне писанина ваша нравится. Только никому не говорите.
— Об этом не узнает ни одна живая душа.
Она налила выпивку. Бар стал заполняться поздними пташками, любителями потанцевать под музыку «диско». Пора было уходить. В самом деле. Нас поджидала пятерка наших кошек.
Жаль все же, что съемки кончились. Они обновляют кровь. В них есть что-то от азартной игры. Мы допили и вышли на улицу. Машина стояла на месте. Я помог Саре и залез сам. Мы пристегнулись. Я нажал на стартер, и вскоре мы уже мчали по шоссе Харбор на юг. Мы возвращались к нормальной повседневной жизни, и это меня отчасти радовало, отчасти огорчало.
Сара зажгла сигарету.
— Покормим кошек и на боковую.
— Может, дернем по чуть-чуть? — спросил я.
— Ладно уж, — согласилась Сара.
Мы с Сарой иной раз живем просто душа в душу.
Через несколько дней мы заявились в студию. Там трудились Джон Пинчот и монтажер Кей Бронстайн.
Джон притащил для нас стулья.
— Я вам покажу черновой монтаж. Тут еще порядочно возни предстоит.
— Мы понимаем, — сказала Сара.
— Надо отдать вам должное, — сказал Кей. — Нам всем очень нравится этот фильм.
— Спасибо, — ответил я.
— Сейчас мы накладываем музыку, — объяснил Джон. — Фридман с Фишманом в Лондоне, готовят новый проект. Звонят по пять раз на дню, вопят, чтобы приостановили озвучание. Я делаю вид, что не понимаю. Мы подобрали гениальную музыку, но за права с нас сдерут уйму деньжищ. Фридман и Фишман хотят, чтобы я использовал что-нибудь готовенькое за бесплатно. Это было бы ужасно. Это просто угробило бы ленту. Так что я скоренько накладываю фонограмму, чтобы нельзя уже было ее заменить.
— Тебе когда-нибудь приходилось работать в таких условиях?
— Нет. Второй такой парочки, как эти двое, не сыскать. Но я их все равно люблю!
— Любишь?
— Да. Они как дети. Они не бессердечны. Даже когда они хотят перерезать тебе глотку, в этом есть свое обаяние. Уж лучше иметь дело с ними, чем с образованными юристами, которые прибрали к рукам весь бизнес в Голливуде.
Джон погасил свет, и мы стали смотреть. Фильм крутили на мониторе, на маленьком экране вроде телевизионного. Пошли титры. Возникло мое имя. На какое-то мгновение я стал частицей Голливуда. Увяз лапкой.
Мне нравилось все. Я не видел в картине никаких изъянов.
— Мне нравится, — сказал я.
— Сейчас будет сюрприз, — сказал Джон.
Начался эпизод встречи Джека с Франсин. Они сидели за стойкой бара. Джек принес Франсин пару стаканчиков. Франсин выпила. Джек сидел рядом с наполовину опорожненной бутылкой пива. И вдруг он отпихнул от себя эту недопитую бутылку со словами: «Хватит. Все». «В чем дело?» — спросила Франсин. И Джек пустился в объяснения, что, мол, денег у него больше нету, он на мели и пить не на что.
