Проходили годы, старые кирпичи рассыпались в пыль, плющ и бузина росли теперь на месте комнат, где профессор в гневе изрыгал проклятия, где стонала и кричала измученная пытками женщина.
Однажды мы с Грейс отправились на развалины, хотя вовсе не планировали туда идти. Просто мы гуляли в лесу неподалеку от Белмонт-холла, хотели отыскать гнездо сони и сами не заметили, как ноги привели нас на холм прямо над домом профессора. Помню, мы стали бегать по полю, играть в пятнашки и хохотали как безумные. И тут Грейс крикнула:
— А спорим, ты побоишься зайти в гости к профессору!
И я, понятное дело, немедленно помчался через поле к развалинам.
Стены все еще хранили следы огня и дыма, все также пахли пепелищем, а переступив то, что когда-то было порогом, я споткнулся о почерневшую от времени доску, видимо часть бывшей крыши. Я обернулся, думая, что Грейс идет следом за мной, но ее не было видно.
— Грейс?
Ответа не последовало.
Я засмеялся.
— Ну и ладно! — сказал я и начал исследовать развалины.
Наверное, мне бы стоило стать исследователем. Не знаю, как ими становятся, может быть, есть специальные школы, где учат всему, что им надо знать? Одно мне ясно — если бы у меня было хоть чуть-чуть побольше смелости и авантюризма, я давно бы уже уехал в какое-нибудь удивительное место типа Монголии или Патагонии, на поиски чего-нибудь, спрятанного много веков назад. Например, сокровищ какого-нибудь тайного монашеского ордена или древнего царя, набитых золотыми монетами кувшинов, табличек, испещренных тайными знаками, или спрятанного в пещере таинственного предмета странной формы. Я бы привез все эти сокровища в Англию и написал о них в «Нэшнл Джиографик», на обложке поместили бы мою фотографию — бородатого, с ясными глазами и большим шарфом.
— Грейс?
Ответа опять не последовало, и я продолжал свои исследования. Вообще-то некоторые жители деревни утверждали, что профессор никогда не ставил жестоких опытов ни над какой женщиной, так что я решил найти подтверждение тому, что он их все-таки ставил. Может быть, среди битых кирпичей я найду пузырек с химикатами, которыми он ее обливал? Тогда я принесу его в деревню и всем расскажу, что старинные истории вовсе не выдумки! Я поднял палку и начал ковырять пол перед дырой в стене, где когда-то был камин. Я нашел камни, осколки фарфора и стекла, потом еще камни и немного золы, но пузырька не было. Я поднял черепок, послюнил палец и протер закопченную поверхность. Он оказался белым, с небольшим синим цветком в углу.
Снаружи послышались легкие шаги, как будто кто-то осторожно шел на цыпочках. Я сказал:
— Грейс, я здесь.
— Я знаю, — послышался ее голос позади меня.
Я встал.
— Ты давно уже здесь?
— Пару минут. А что?
— Не ври!
— Вот еще! Я…
— Да, ты… — начал я, но тут шаги послышались снова.
Мы с Грейс застыли на месте, и я выронил из рук фарфоровый черепок.
— Кто это? — прошептала Грейс.
— Н-не знаю…
Мы уставились друг на друга и невольно схватились за руки. Не помню, который был час, но солнце уже начинало садиться, вокруг обломков собирались длинные тени. Снаружи кто-то тихонько поскребся в стену. Мышь?
Грейс сказала дрожащим голосом:
— Уже так поздно…
Опять шаги.
Я сказал:
— Мне это не нравится.
— И мне!
Грейс шла первой. Мы вышли тем же путем, что и вошли. Она выглянула из-за стены, осторожно огляделась, потом обернулась ко мне и, повеселев, крикнула:
— Все в порядке!
Ее голова скрылась за стеной, и через секунду я услышал грохот камней, топот убегающих ног и вопль Грейс. Я помчался на ее крик, и тут прямо на меня выскочила овца, ударилась мне об ноги, перепрыгнула через остатки изгороди и исчезла в канаве.
Грейс сидела на земле.
— Мать твою! — потрясенно пробормотала она. Грейс никогда раньше при мне не ругалась, но мне и в голову не пришло читать ей морали. Я трясся от страха и только мечтал о том, чтобы как можно скорее оказаться дома, сесть в гостиной на диван и включить телик. — Проклятая овца! Напугала меня до смерти.
— Давай вставай, — сказал я.
— Погоди, приду в себя.
— Ладно, хорошо.
Грейс еще немного посидела на земле, а я стоял рядом и смотрел на солнце. Огромный желтый диск стал оранжевым, а вороны пачкали его огненную поверхность грязными черными крыльями. Они перекликались, как будто переругивались, хлопали крыльями, а потом исчезали в кроне старого-престарого дерева. Что они там делали? Сидели на ветках, ужинали, а потом укладывались спать? Никогда не видел, как спят вороны, засовывают ли они голову под крыло? Может быть, они перед сном выбирают у себя блох и клещей? А что, удобно: и полезным делом займутся, и поужинают заодно…
Мне снились вороны. Здоровенные птицы с лохматыми крыльями и длинными клювами. Они не давали мне спать, клевали меня в глаза, я махнул рукой, отгоняя их, и увидел склоненные надо мной головы врачей, которые светили мне в глаза ярким светом. Я попробовал сесть, но сразу же упал обратно на что-то мягкое. Помню, я пробормотал:
— Где я?
— Ты в больнице, Эллиот. В Тонтоне. С тобой произошла авария, помнишь? Ты ехал на мотоцикле…
— Авария? — и тут я все вспомнил. Память обрушилась на меня, как удар в живот, апперкот, нанесенный огромным кулаком размером с гору. Значит, это был не сон! Белый автомобиль, подъем на гору, встречные фары, свист ветра в ушах, полет в воздухе, падение. Сэм. Моя красавица Сэм с чистыми глазами и мягким голосом, с пальцами, пахнущими молодым луком.
— Сэм… — с трудом сказал я, снова пытаясь подняться, — где Сэм?
— Какой Сэм?
— Девушка, с которой я был. Ее привезли на «скорой».
— А-а, — протянул доктор, — не волнуйся, о ней позаботятся.
Мне не понравилось, как он это произнес: «позаботятся». Как будто мне самому уже вынесен смертный приговор.
— Я хочу ее увидеть.
— К ней пока нельзя. Какое-то время будет нельзя.
— Почему?
— Она сильно ушиблась. Сейчас ее оперируют.
— Оперируют! Господи, почему? Что с ней случилось?
— Знаешь, Эллиот, тебе следует отдохнуть. Поспи, поговорим после. Да, хочешь, чтобы мы позвонили твоим родным?
— Нет, но почему? Что вы ей оперируете?
Он посмотрел в пол, потом в потолок и немного похрустел пальцами.
— Она сильно повредила голову.
— Но она же была в шлеме!
— Я знаю.
— И что, он не помог?
— Боюсь, что нет.
— Но с ней все будет в порядке?
— Мы узнаем через несколько часов.
— Через несколько часов?
— Да, — сказал доктор.
Я откинулся на подушку, взглянул ему в глаза и сказал:
— Вы могли бы позвонить моей маме?
— Конечно! Где она живет?
Я назвал родительский адрес и их номер телефона, а потом отвернулся к стене, закрыл глаза и стал смотреть, как маленькие цветные огоньки пробегают под веками, подмигивают мне и гаснут. Некоторые из них имели форму снежинок, другие напоминали коров, а третьи звенели, как колокольчики под водой. Потом огни исчезли — наверное, я заснул.
Не знаю, как долго я спал, кажется, мне что-то снилось, но сейчас сложно вспомнить, что именно происходило тогда у меня в голове. Я видел двери, они открывались одна за другой, а из стен на меня выплывали лица людей: некоторых я знал, другие видел впервые. А потом все эти люди сели вместе со мной в летучий автобус. Настало время обеда — они кормили меня то ли едой, то ли пылью. Я услышал свое имя, но не мог понять, откуда доносится зовущий меня голос: из моего сознания или откуда-то снаружи?
— Эллиот?
Я открыл глаза.
— Эллиот!
Мама с папой стояли возле моей кровати. Мама держала меня за руку, а отец стоял несколько поодаль. Они выглядели какими-то седыми и старыми, гораздо более старыми, чем я их помнил.
У меня тогда возникло странное ощущение, когда все кажется нереальным. Я подумал: а вдруг я сейчас смотрю в будущее, когда мои родители уже состарились? Может быть, я и сам тоже состарился? Мне захотелось поднять руку и посмотреть, не покрыта ли и она морщинами и темными пятнами, как у глубокого старика. Я открыл рот, чтобы что-нибудь сказать им, но не смог — рот был совсем сухой. Пустой. Из него не выходило ни звука.
— Хочешь воды, Малыш?
Я кивнул.
Отец поднял с тумбочки чашку, мама налила в нее воды и поднесла к моим губам. Вода была сладкой на вкус, она скатилась по губам прямо в горло, наполнила мое тело легкостью, даже нога на секунду перестала болеть. Я уже не смотрел в будущее, я вернулся в настоящее. В настоящее.
— Спасибо, — прохрипел я.
— Что у вас случилось? — спросил отец.
Я покачал головой:
— Мотоцикл занесло, он проломил ворота в изгороди, и нас выбросило в поле.
— Я всегда боялась, что эти твои поездки добром не кончатся, — сказала мама.
