— Лянка от нас ушла! Навсегда! А мне продукты нужны. Так что завтра готовить нечего. Чужим деньги не доверяю, сам знаешь. Так вот надолго к бабе не прилипай. Дома нужен! — сказала требовательно. Мишка лишь усмехнулся в ответ. Он как никто другой знал уловки и хитрость матери. Мог поверить многому, но не в то, что она осталась голодной. Запасы продуктов в их доме не кончались, а постоянно пополнялись. Ими была завалена кухня и кладовка. Даже в их спальне стояли мешки с мукой, крупой и сахаром. Девки всегда готовили впрок и не забывали покормить Катю. Она и сама не дала бы морить себя голодом. Но зная жалостливую натуру сына, надавила на самое больное, стараясь поскорее сорвать его домой.
— Соскучилась, беспокоилась. Много передумала, вот и торопит теперь. Боится потерять, не хочет, чтоб я женился. Ведь женщины ревнуют своих детей друг к другу. Моя мать тоже не исключение, — подошел к Фатиме.
— Миш, а среди квартиранток хоть одна нравится тебе?
— Я и не думаю о таком. Ну, живут и ладно. Понемногу стерпелся с ними. А чтобы всерьез, так это исключено…
— А не всерьез было?
— Нет, Фатима, я так не умею.
— А почему всерьез нельзя?
Мишка покраснел, застигнутый вопросом врасплох. И промямлил неуверенно:
— Мы слишком разные. Да и не в моем вкусе. Опять же все моложе меня намного. Зачем я с ними буду общаться, если нет ничего общего. У них свои
друзья и интересы, для меня квартирантки — детсад. Если честно, я их встреть на улице, не каждую узнаю.
— А как же мать берет их, не советуясь с тобой?
— Зачем лишнее? Она умница. Не грузит мою голову лишними заботами.
— Нет, мы с мамой жили иначе. Ни шагу друг без друга. А уж когда касалось чужих…
— В том-то и дело, что они чужие! Пожили, пока учились, потом разъехались и забыли все, даже имена. Что может нас связывать? Ну да, дышим под одной крышей, но у всех своя жизнь. И никто не лезет в дела другого. Так легче и проще, но всем хорошо.
— Миш, скажи, а почему ты не пригласишь меня к себе, не познакомишь с матерью?
Парень и вовсе опешил:
— А зачем?
— Ну, как, мы все время с тобой будем прятаться от людей и жить в гражданском браке! Ведь ты даже на работе делаешь вид, что никем не приходишься и не знаешь меня.
— Ну это ты зря! Я из буфета приношу еду на нас обоих. На работу и с работы идем вместе. Чего тебе еще надо? Чтоб на одной ноге вокруг вертелся?
— Зачем мне это? Я хочу, чтоб мы жили нормальной семьей, а не партизанами. Ведь уже сколько живем, а ни разу не была у тебя дома, не знаю мать. Разве это нормально. Я даже не пойму, кто я тебе, кем меня считаешь?
— Фатима! Не торопи! Ты мне подруга! Это несравненно больше и выше общепринятого. Я пока не могу пригласить к себе, потому что нужно подготовить мать. Но первый шаг уже сделан.
— Ты слишком робок и медлителен. А твоя мать такая же женщина, как и все. Она должна понять, что ты уже взрослый мужчина и тебе пора иметь семью.
— Куда ты так спешишь? Всему свое время, — помрачнел Мишка.
— Мне пора иметь ребенка, сколько можно жить вот так? Еще год-два промедлим, и считай, безнадежно опоздали.
Мишка хмурился, он прекрасно понимал, что баба решила схомутать его помимо воли. А ему не хотелось впрягаться в семейную телегу и парень как мог пытался уйти от опасной темы, но Фатима не давала уйти от намеченного, обдуманного разговора.
Ты ж сам говорил, что все годы мечтал о такой попутчице. Кто теперь мешает? Мы оба свободны. Хорошо узнали друг друга. Или я чем-то не подхожу, или раздражаю?
— Нет! Пока все в порядке, но не знаю, как жить семьей на две нищенские зарплаты. Ты говоришь о ребенке, но на какие шиши мы его станем растить? И где мы будем жить? Ребенку надо много места, а тут и кроватку поставить негде. Причем учти, он не всегда будет маленьким. А когда подрастет, что станем делать?
— Миш! У твоей матери двухкомнатная квартира.
— Ну и что?
— Зачем ей такие хоромы? Пусть она перебирается сюда, а мы в ее квартиру. Сколько ей — калеке нужно? А мы малыша родим спокойно.
— Но ведь та квартира матери, как я ей предложу твой вариант?
— Да очень просто. Ведь она ее отдаст внуку.
— Но за матерью уход нужен!
— Найдем ей сиделку. Поставим рядом раскладушку. Ну сам подумай, сколько осталось коптить белый свет твоей старухе? Лет пять, иль десять! Мы объединим эту и ту квартиры и заживем в трехкомнатной. А ведь это было б здорово! Прекрасная квартира, своя машина, живи и радуйся.
— А ты, оказывается, вовсе не серая мышка, вон как все обсчитала! — вспыхнул парень.
— Ты еще в самом начале говорил, что я клад. Но знай: мы женщины тем сильнее, что мыслим практически. Этим наделены все бабы!
— Какой ужас, если это правда!
— Почему? — удивилась Фатима.
— Не зная матери, ты уже мечтаешь ее поскорее похоронить, чтоб только заполучить квартиру. Зачем же мне нужна такая жена? Да лучше одному весь век жить и никогда не заводить семью. Как хорошо, что я с тобою не поспешил. Вот ты и раскололась. Осмелела. Поторопилась приоткрыть свою суть. Ну да я не лопух. Ищи лохов на стороне. А я тебя раскусил, — вышел в коридор, оделся, обулся.
— Я думала, что говорю с мужчиной, а ты еще сопляк! Беги к своей калеке! Она такая же дура, как ты. Кувыркайтесь там со своими блядями, потому что ни одна нормальная, серьезная женщина никогда не выйдет за тебя замуж. Ты не просто дурак, ты недозрелый катях, понос на мамкиной юбке. Таким ни к чему навещать женщин и морочить мозги! Уходи.
— Прощай! Спасибо за науку. Век не забуду тебя! — шагнул за дверь и, оказавшись на улице, бегом побежал домой.
Мишка позвонил домой, когда было далеко за полночь. Дверь ему открыла Маринка и, извинившись, пошла спать, сказав на ходу, что жратва в холодильнике.
Парень не успел раздеться, как Катя вышла из спальни, поцеловала сына в щеку, пошла на кухню разогреть ужин.
— Ничего не хочу, только чаю стакан, если сможешь, сделай, пожалуйста, — попросил тихо.
Он сел к столу, долго смотрел на мать, а потом, взяв ее руку в свои ладони, поцеловал и сказал срывающимся голосом:
— Прости меня! За все прости, если сможешь. Я такой глупый и так виноват перед тобой.
— Что случилось, сынок? Отчего всего трясет, лапушка мой? Кто обидел зайку? — погладила по голове. Мишка уткнулся ей в колени и сказал:
— Нарвался на стерву. Раньше только слышал о таких, вот и сам попал, хорошо что раскусил во-время, — рассказал о Фатиме и недавнем разговоре с нею.
— Э-э, сынок, не удивил. Теперь почти все бабы такие. Они и в мое время не лучше были, только что вслух не признавались, не выдавали себя. Теперь все дозволено, от того совесть потеряли. Не то страшно, как она со мной обойтись вздумала, а то, что не любит тебя. Коль со мною так намечтала, тебе от нее не ждать доброго. И тут не злиться, радоваться нужно, что вовремя раскусил. Долго ли ты с нею жил?
— Почти год. Все присматривался. Ну что-то сдерживало, сам не знаю. Почему-то не хотелось остаться с нею навсегда.
— А домой чего не привел? Может, я тебе раньше подсказала бы.
— Домой ведут, когда для себя все окончательно решено. Наметил хозяйку. На экскурсию в семью не водят и не тревожат домашних, — понурился Мишка.
— Сынок, не огорчайся. Ты по себе еще найдешь. Главное — не спеши.
— А где Лянка? — спохватился парень, и Катя рассказала сыну о случившемся.
— Эх-х, мамка! Какого человечка потеряли мы с тобой! И как угораздило обидеть этого ребенка? Не она, мы потеряли. Не Лянка, ты ее обидела.
— Миш, если хочешь, верни ее! — предложила Катя, добавив тихо:
— Позвони, только тебя она услышит!
— Мам, о чем говорить, если ты хотела даже ее подсунуть хахалям? А где гарантия, что в следующий раз такое не отмочишь? Вряд ли она поверит нам и вернется.
— Да с чего ты распереживался? На ее место желающих хоть горстями черпай! Потеряла она, а не мы. Пусть попробует самостоятельно прожить. Не раз нос разобьет в кровь!
— Мамка! Вон девки скоро закончат свой колледж, разъедутся, а ты с кем останешься? Кто тебе поможет? Я на работе целыми днями, ты одна. Кто накормит и помоет? При Лянке я спокойным был. Чужому боюсь доверять тебя и дом. Видишь, какие теперь бабы? Едва познакомились, норовит схомутать, выпотрошить и наложить на все свою лапу. Вот и доверься ей.
— Что хочешь этим сказать? — насторожилась Катя.
— Мам, ну это так просто, позвони Лянке сама, попробуй вернуть.
— Нет, сама, первая, не хочу! — отказалась баба наотрез.
— Решайся, пока не припекло. Чем больше времени пройдет, тем дальше она от нас уходит. И меньше остается надежд, — грустно глянул на мать парень.
Внезапный звонок прервал разговор:
— Миша! Привет! Это я — Заур! Хочу с Юлькой побазарить. Дай ей трубку!
— Она спит.
— Разбуди!
— Не могу! В такое время не вхожу в их комнату, неприлично. Не станет она говорить с тобой.
