— Нет, всё‑таки нужно на номер больше. Обменяют? Тут принято обменивать? У меня чек сохранился.
— Обменяют. Попросите Люсю. Она толковая, говорит по–английски.
— Толковая? Гляньте, что делается! – Нелли широким жестом показывает на окружающий хаос. – И в Москве так.
Да она ненавидит свою хозяйку!
— Ладно, Нелли! Я пошёл на море.
— Погодите! Вчера купили баклажанов. Приготовила аджап–сандалы, – она поднимается с места, снимает крышку со стоящей на плите сковороды и в ноздри ударяет кавказский запах. – Я бы тоже с вами поела, да затылок ломит от давления, клофелина наглоталась. Поешьте!
Устоять перед этим запахом невозможно.
Сижу у оставшегося чистым уголка стола. Поедаю тушёные с чесноком и помидорами, прекрасно приготовленные баклажаны.
— Как же вы тут питались? – говорит Нелли. – Вчера ходила с ней в китайский ресторан, в этот «Чайна таун» – ничего хорошего. Креветки да рис. А рис и дома сварить можно. Плов сделать. Любите плов?
Она надевает фартук, грузно становится к мойке, принимается мыть посуду.
Я добрею.
— Нелли, мы здесь уже столько времени, а Гришка лишь раз был у моря. Нужно бы пополоскать его в солёной водичке, закалить перед московской зимой. Вечно потеет в коляске.
— Видите! Ей разве объяснишь?
Только поднимаюсь из‑за стола, с ребёнком на руках входит Люся.
Наскоро вытерев руки о передник, Нелли забирает у неё Гришку, шлёпается на стул, начинает его подкидывать.
— Ах ты, мой золотой! Мой сладкий, сладкий!
Малец таращит глаза, беспомощно озирается в её могучих руках.
— Рядом с «Чайна тауном» китайский магазинчик. Купила подарок вашей Нике, – Люся достаёт из кармана халатика какой‑то пакетик. – Китайские заколки!
— Спасибо. Пошёл на море.
— Минуточку! Куда вы вчера делись? Я ведь приглашала в ресторан. Пренебрегаете?
— Люся, так получилось, что я должен был остаться с девочками Никоса. Инес заболела.
— Думаете, не вижу, как вы заискиваете перед этой семьёй? Перед всеми, кто почему‑то к вам хорошо относится? Пишете обо мне всякие гадости! Куда дели свои записи? Интересно почитать, что вы там дальше насочиняли.
Мне нужно было найти другое полотенце взамен утерянного. Но я вылетаю из виллы, снедаемый одной мыслью: неужели Люся права, и моё поведение выглядит со стороны, как заискивание, бессовестная эксплуатация чужой доброты? Сколько помню, никого ни о чём не просил…
А Никос уже ждёт. Заезжал на пляж, не нашёл меня там, и вот стоит у своей машины, откуда выглядывают девочки, машут руками.
— Почему не зашёл на виллу? Вы же опаздываете в школу.
— Садись.
Сижу с ним рядом. Хочу спросить об Инес, со страхом думаю: неужели это заискивание? Она – замечательный, родной мне человек. Вот так злобные люди разрушают нормальные отношения.
— Как Инес? Звонил в больницу?
— Температура почти хорошая. Хорошо, что придумали антибиотики.
— Мария сегодня придёт?
Никос кивает. Потом произносит:
— Она тебя любит. Говорит, ты должен жить у нас.
Господи! Вот и Мария меня любит. За что? Что я ей сделал доброго? Вспоминаю, как в ту зиму, когда я один, никому здесь не известный, сидел перед бутылкой вина в верхней комнате, за десять минут до наступления Нового года в дверь постучала какая‑то пожилая женщина, принесла ещё горячие греческие пирожки с изюмом и корицей. Единственное, что я мог тогда понять, – видела меня в церкви, живёт по соседству, зовут Марией.
— Сколько годов Люсе? – спросил вдруг Никос, когда мы подъезжали и школе.
— Наверное, лет тридцать. Не знаю.
— Когда были на земле, Инес спросила, какой её возраст. Знаешь, что Люся ей ответила? «Возраст элегантности»! Нет, ты не должен страдать рядом с этой фурией. Понимаешь, почему ее муж не хочет с ней жить?
После школы мы приехали в «праксу», где он подпиливал, подгонял к моим истерзанным дёснам протезы.
- Забыл сказать, два раза звонил Дмитрос. Ищет тебя. Владимирос! сегодня после работы забираю тебя к нам. Собери твои вещи. Жди около виллы Диаманди в пять часов.
— Что скажет Инес, когда вернётся?
— Будет рада. Девочки тоже. И Хектор. Там, внизу есть свободная комната. Будешь жить рядом с Теодором. Помнишь его? Он тебе не помешает.
.
…Шагал по Папаиоанну растерянный, подавленный грузом свалившейся на меня доброты. Неужели сегодня вечером стану свободен от присутствия Люси? От этой хитроватой Нелли, которая своими баклажанами, без сомнения, хотела меня прикупить, сделать союзником против взбалмошной хозяйки.
Что‑то розовое мелькнуло в витрине одного из магазинов. Прошёл было мимо. Вернулся. Детское платьице королевской красоты лежало возле вазы, полной роз. И платье было всё в мелких розочках. Из‑под его подола выглядывала многослойная, накрахмаленная белая юбка.
Я вошёл в магазин и через пять минут вышел оттуда с аккуратно упакованным пакетом. Платье оказалось испанское, единственное среди только что полученной из Мадрида коллекции детских вещей.
«Кто его знает, не велико ли она для моей Веронички? Пойдёт ли ей розовый цвет? Теперь для такой обновки придётся искать ботиночки на каблучках, чтобы она могла отплясывать фламенко», – озабоченный этими мыслями, я спустился к набережной.
В «Неос космосе» посетителей не было. Дмитрос стоял за стойкой на стуле, расставлял по стеклянным полочкам у зеркала бутылки, подаваемые ему из картонных ящиков официантом.
— Ясос! – я подошёл к стойке, положил на неё свой пакет.
– Что будешь пить? – Дмитрос спрыгнул со стула.
— Эвхаристо. Ничего. Сегодня не плавал. Пойду на море.
— Я искал тебя, – сказал Дмитрос. – Священник приходил ко мне домой, смотрел книги из моря. Забрал. Дал деньги.
Он полез было в карман за бумажником, но я жестом остановил его и пошёл со своим пакетом к причалу, потому что издали увидел, как Янис помогает любителям экскурсий взойти на бот.
— Довезёшь опять до Канапица бич?
Когда я вошёл вслед за ним в рубку, Янис молча указал на лесенку, ведущую в каюту.
Я заглянул вниз.
— Хелло! – ослепительно улыбаясь, загорелая англичанка махнула рукой. – Здрав–ствуй–те!
Я спустился. И ребёнок её был здесь. Кучерявый. Покрытый нежным тоном загара, возился с кубиками на прибранном ложе. Я подумал о Гришке, сжалось сердце.
Каютка была прибрана. Посреди столика стояла низкая вазочка с цветками душистого горошка.
— Браво, Кэт! – сказал я. – Революция.
В ответ она, словно извиняясь передо мной, словно боясь, что я не так понял суть взаимоотношений её и Яниса, начала быстро говорить. Я едва успевал разбирать её речь. Но главное понял.
Бой–френд, ирландец, бросил её, как только узнал, что она беременна. Кэт работала в каком‑то музее. Когда родился Шон, папа и мама Кэт, которые были в шоке от этой истории, усыновили его. То есть зачем‑то сделали так, что он теперь считается их сыном. После этого отправили Кэт и ребёнка перевести дыхание на отысканный в интернете греческий остров. Она благодарна мне за то, что я познакомил её с Янисом. Янис – хороший человек. Моряк. Она хотела бы связать свою судьбу с Янисом.
«У него же где‑то в Норвегии жена с ребёнком», – вспомнил я и подумал о легкомыслии этой молодой англичанки, о том, что невольно могу явиться виновником ещё одной разбитой надежды…
Правда, Янис, когда я вернулся в рубку, поразил меня тем, что очень серьёзно, с большим уважением к Кэт объяснил, что она – магистр искусств, имеет работу в Британском музее, знает историю народов мира. Что раньше у него никогда не было таких образованных женщин. Что она любит его. Что он любит Кэт и Шона.
«Дай вам Бог, ребята! – подумал я. – Вдруг вправду всё получится».
…Бот подошел к причальчику на пляже. Не успел я сойти, как увидел расположившихся на двух лежаках под сенью выцветшего зонта Люсю, Нелли и Гришку.
И они увидели меня.
— Видите, берём с вас пример – с утра пораньше на пляже! – как ни в чём не бывало крикнула Люся. – Что это у вас? Что купили?
«Ничего себе «с утра пораньше»! – подумал я. – Одиннадцать часов».
Подошёл к ним, тоже как ни в чем не бывало, похвастался:
— Платье купил для своей Вероники!
— Покажите! – в один голос попросили Люся и Нелли.
Пока они в четыре руки разворачивали пакет, доставали оттуда платье, я нагнулся над расстеленным на песке одеяльцем, поднял на руки Гришку. Показалось, что со времени нашего знакомства он несколько подрос, потяжелел. Мальчуган узнал меня, заулыбался.
«Вот перееду сегодня к Никосу, останешься один», – подумал я. И почувствовал себя предателем.
— Потрясающее платье! Сколько стоит? Чек сохранился?
— Не знаю. Должно быть там, в пакете.
Люся нашла чек, спрятала его в свою сумочку.
