Он вынул из кармана скомканную телеграмму с прилипшими к ней крошками табака. Кимура с недоумением и подозрением смотрел на Йоко. Ведь она сказала, что читала телеграмму. Это была мелочь, но Йоко несколько смутилась. Однако через мгновение она взяла себя в руки.
– Господин Курати, что это с вами сегодня? – воскликнула Йоко, незаметно подмигнув Курати. – Ведь я тогда же и прочла телеграмму. – Он сразу понял, в чем дело, и поспешно ответил, стараясь попасть в тон:
– Разве? Ах, да, да… Экий я болван беспамятный, Ха-ха-ха.
Переглянувшись, Курати и Йоко расхохотались. Кимура посмотрел на них и тоже рассмеялся. Тогда Курати и Йоко еще громче захохотали. Они, как дети, наслаждались тем, что даже при Кимура так легко поняли друг друга.
Но это забавное происшествие нарушило течение беседы. Преувеличенная веселость Йоко и Курати по столь незначительному поводу, по-видимому, озадачила Кимура. И Йоко решила, что сейчас ей лучше всего остаться наедине с Кимура и направить разговор в нужное русло. Она приняла серьезный вид и, достав из-под подушки письмо Кото, передала его Кимура.
– Это вам от Кото-сан. Я ему очень признательна, хотя он иногда раздражал меня своей наивностью. Я просила его устроить моих сестер в школу, но на душе у меня все равно неспокойно… Достается ему сейчас, наверное, от моей родни. Я так и слышу их бесконечные споры…
Разговор наконец коснулся знакомых вещей, и Кимура успокоился. Он всячески старался подчеркнуть, что именно ему, как жениху, принадлежит право беседовать с Йоко, и, не обращая внимания на Курати, стал разговаривать с нею о самых разных вещах. Курати постоял минуту-две, выжидая, как развернутся события дальше, потом вдруг вышел из каюты, сказав:
– Извините, я сейчас.
Метнув на него быстрый взгляд, Йоко заметила, как странно вытянулось его лицо.
Верный себе, Кимура весьма церемонно попросил прощения и распечатал письмо Кото. Оно было написано на нескольких листах линованной бумаги убористым почерком, и Кимура читал его довольно долго. Лежа на спине, Йоко прислушивалась к крикам грузчиков на палубе и наблюдала за Кимура. Он читал внимательно, чуть сдвинув брови, лицо его выражало то муку, то сомнение. Прочитав, Кимура облегченно вздохнул и отдал письмо Йоко.
– Прочтите, он разрешает.
Йоко не очень хотелось читать, но любопытство взяло верх, и она стала пробегать строчку за строчкой.
«Я никогда еще не оказывался в таком странном положении. После твоего отъезда я собирался взять на себя ответственность за Йоко-сан, но это мне не удалось. Если позволишь мне говорить откровенно, то скажу тебе, что вряд ли ты завладел ее сердцем. Мне, можно сказать, еще не довелось познать тайны женского сердца, но коль скоро мои предположения, к несчастью, окажутся правильными, то любовь Йоко-сан к тебе – если ее вообще можно назвать любовью – не заняла всего ее сердца. Я подумал было, что это женская тактика, но не знаю, так ли это.
В обществе молодых женщин я странным образом теряюсь и слова не могу толком сказать. Но с Йоко-сан я чувствовал себя совсем иначе, с нею легко говорить. Почему? Это загадка для меня.
Йоко-сан и в самом деле богато одаренная натура, в этом ты прав. Но есть в ней какое-то уродство, не правда ли?
Говоря откровенно, я очень не люблю подобных людей, но именно к ним меня и влечет. Очень бы хотелось разрешить это противоречие. Будь снисходителен к моей простоте. Йоко-сан, наверно, когда-то сбилась с пути. Почему же она так спокойна?
Бог ничего не дал дьяволу, кроме дьявольской красоты. Вот я и думаю, не дьявольская ли красота у Йоко.
Виноват, виноват. Я, кажется, пересолил и говорю дерзости.
Иногда я ее ненавижу, а иной раз, как это ни странно, очень, очень жалею. Йоко-сан, пожалуй, разозлится, если прочтет эти строки. Она не любит, когда ее жалеют, хоть и заслуживает жалости.
Я не понимаю Йоко-сан и удивляюсь той уверенности, с которой ты выбрал ее себе в жены. Но раз уж так случилось, я думаю, тебе нужно во что бы то ни стало постараться понять ее. Молю Бога, чтобы жизнь ваша была полна счастья».
Изобразив на лице крайнее презрение, Йоко вернула письмо. Лицо Кимура выражало напряжение, он силился понять, какое впечатление произвело на Йоко прочитанное.
– Ну, что вы скажете об этом? Йоко иронически усмехнулась:
– Да ничего особенного. В письме, пожалуй, Кото-сан выглядит несколько умнее, чем в жизни.
Кимура, судя по всему, не собирался прекращать интересующий его разговор, Йоко это надоело, и она весьма сурово сказала:
– Кото-сан волен думать все что угодно. Но вы, я надеюсь, с тех пор как обручились со мной, верите мне, понимаете меня?
– Конечно! – с жаром ответил Кимура.
– В таком случае о чем же говорить? Он, видите ли, не понимает меня… Но будь я доступна его пониманию, чего бы я стоила? Впрочем у вас, быть может, есть какие-то сомнения на мой счет?
– Нет, нет…
– Это правда? Должна вам сказать, что, раз приняв решение, я обычно стою на своем до конца. И потом, ведь я живой человек. Выискивать разные мелочи и порицать за них можно сколько угодно. Стоит только начать. Но ничего нет глупее этого занятия. Своенравная и капризная женщина умрет от тоски, если все время копаться в ее душе. Я стала такой потому, что все, словно сговорившись, старались приписать мне самые дурные качества. Когда я думаю, что, быть может, и вы один из этих людей, мне становится грустно.
Глаза Кимура заблестели.
– Йоко-сан, вы слишком плохо обо мне думаете!
И он стал с жаром объяснять, что только мысль о ней, Йоко, помогла ему выйти победителем из тяжелой борьбы, которую пришлось вести в Америке, что без ее сочувствия, без ее ободряющего слова он увянет душой и телом.
– Все это красивые слова, – холодно сказала Йоко. И, помедлив немного, неожиданно спросила: – А с госпожой Тагава вы уже виделись?
Кимура ответил, что не виделся. Тогда Йоко насмешливо сказала:
– Ничего, скоро увидитесь. Мы ехали вместе. Оказывается, тетушка Исокава просила ее за мной присматривать. Стоит вам поговорить с ней, и вы отвернетесь от меня.
– Почему?
– Да вы побеседуйте с госпожой Тагава!
– Неужели вы совершили какой-нибудь поступок, за который вас следует укорять?
– Да, да, и не один.
– По отношению к госпоже Тагава? Что же вы такое сделали, что заслужили порицание этой достойной дамы?
– Этой достойной дамы! – со смехом повторила Йоко, брезгливо поморщившись. Опять наступило тягостное молчание.
– Раз уж вы так верите госпоже Тагава, – снова заговорила Йоко, – то лучше рассказать вам все по порядку.
Полуиронически-полусерьезно, немного сгущая краски, Йоко рассказала о тайных кознях госпожи Тагава после отплытия из Йокогамы. Спокойно, словно речь шла о ком-то другом, Йоко сообщила, что госпожа Тагава как будто заподозрила ее в непозволительных отношениях с ревизором парохода. Однако за внешним спокойствием ее угадывалась скрытая ярость. Глаза ее то гневно сверкали, то наполнялись слезами. Будто пораженный током, Кимура молча слушал. Йоко выдержала до конца спокойный, уравновешенный тон и в заключение сказала:
– Доброжелательность бывает двоякого рода: искренняя и показная. И когда люди встречаются с ними одновременно, подлинная доброжелательность всегда берется под сомнение. Любопытно, не правда ли? В первые три дня путешествия я сильно страдала от морской болезни. И вот эта доброжелательная госпожа Тагава ни разу ко мне не заглянула, хотя столовую посещала регулярно. Очевидно, боялась меня беспокоить. Ну, а ревизор часто заходил вместе с врачом. Как видите, у этой дамы есть все основания для подозрений. Потом у меня начались боли в животе, и пассажиры всячески выражали мне свое сочувствие, что очень не понравилось госпоже Тагава. Конечно, было бы лучше, если бы право относиться ко мне доброжелательно принадлежало только госпоже Тагава, а остальные пассажиры оказывали бы внимание ей одной. Впрочем, главная беда была в том, что ревизор не оказывал ей достаточного внимания.
Кимура слушал ее, покусывая губы, затем глухо пробормотал:
– Понимаю, понимаю…
Йоко сосредоточенно наматывала на палец прядку волос, спадавшую на лоб, и, скосив на нее глаза, проговорила с напускным безразличием, иронически усмехаясь одними уголками губ:
– Понимаете? Гм… Ну, и что скажете?
– Как я виноват перед вами! – ответил Кимура прочувствованным тоном. – Я верил и верю вам бесконечно, но в то же время готов был прислушаться к тому, что говорили люди. Я был не прав… Подумайте сами. Я решил жениться на вас, несмотря на возражения родных и друзей. Жизнь без вас лишена для меня всякого смысла. Верьте мне, через десять лет, самое позднее, я добьюсь всего. Если же я лишусь вашей любви… Сама мысль об этом мне невыносима!.. Йоко-сан!
Он подошел к ней. Йоко почувствовала нечто вроде страха перед подобным постоянством. Кимура клянется, что верит ей, забыв все, даже мужскую гордость, а она его обманывает. Йоко больно кольнула совесть. Но сильнее всего ее мучило глубокое беспокойство. Она не испытывала ни малейшего желания стать женой Кимура… Женой этого человека… Она вспомнила о Курати – он был для нее тем берегом, на который с последней надеждой смотрит утопающий. Будь сейчас Курати здесь, рядом, насколько увереннее она чувствовала бы себя. Впрочем… Будь что будет. Придется переправляться через этот бурный пролив вплавь, иного выхода нет. И Йоко стала думать, как лучше держать себя и чем ответить на нежности Кимура.
