Ознакомительная версия.
За последнее время Мила и сама изменилась, но ее трансформация, по мнению профессора Соланки, была громадным прогрессом в сравнении с дешевой уличной девчонкой, в свои двадцать все еще изображающей королеву тинейджеров, которой она прикидывалась. Чтобы удержать возле себя распрекрасного Эдди, лучшего спортсмена в колледже, — которого она отрекомендовала Соланке как «не самую светлую голову, но золотое сердце» и который, вне всякого сомнения, усмотрел бы угрозу в умной, образованной девушке, — она притушила свой свет. Но не совсем, надо сказать. В конце концов, удалось же ей как-то затащить возлюбленного и остальных парней на двойной показ фильмов Кесьлёвского. Значит, или они были не так тупы, как казалось, или Мила обладала куда бóльшими способностями к убеждению, чем Соланка усмотрел в ней поначалу.
С каждым днем Мила все сильнее раскрывалась перед изумленным Соланкой как разумная и предприимчивая молодая женщина. Она взяла за правило проведывать его в любое время: рано утром, чтобы заставить съесть завтрак — у Соланки была привычка ничего не есть до вечера, которую Мила объявила «просто варварской, крайне вредной для здоровья» (под ее чутким руководством он познал волшебство овсяной каши с отрубями и научился каждое утро вместе с первой чашкой свежемолотого кофе съедать хотя бы кусочек «фрукта дня»), — либо днем, в душные послеобеденные часы, словно специально предназначенные для тайных любовных свиданий. Впрочем, о любви Мила явно не думала. Она приохотила Соланку к простым удовольствиям: зеленому чаю с медом, прогулкам по парку, вылазкам в магазины за обновками: «Профессор, ситуация критическая. Мы должны предпринять самые оперативные и решительные меры и купить вам хоть что-то, что можно носить», — и даже к походам в планетарий. Там, стоя рядом с нею в эпицентре Большого Взрыва — без шляпы, в костюме и первых за последние тридцать лет пружинящих теннисных туфлях, — Соланка чувствовал себя так, как если бы Мила была его матерью, а он сам — ребенком примерно того же возраста, что и Асман, ну, может, чуть постарше. В этот момент она повернулась к нему и, чуть нагнувшись, поскольку на своих каблуках была сантиметров на пятнадцать выше профессора, взяла его лицо в свои руки. «Вот вы и здесь, профессор, в самом начале всего. И вид у вас прекрасный. Да выше же нос, бога ради! Это же так здорово — брать новый старт!» Вокруг них брал разбег новый цикл времени. Вот с чего на самом деле все началось — со взрыва! Все сущее разлетелось в разные стороны. Центр не смог его удержать. Обнадеживающая это метафора, рождение Вселенной. Случившееся после не было просто анархией по Йейтсу. Материя собиралась в комки, изначальный суп начал густеть. Затем появились звезды, планеты, одноклеточные организмы, рыбы, журналисты, динозавры, юристы, млекопитающие. Жизнь, жизнь. Да, Финнеган, начни все сызнова, подумал Соланка. Хватит спать, легендарный богатырь Финн Маккул, хватит во сне сосать свой дарующий всеведение большой палец. Просыпайся, Финнеган!
А еще Мила приходила к нему поболтать, словно бы побуждаемая глубокой потребностью высказаться. В такие визиты она говорила быстро, с пугающим напором, не боясь нанести боксерский удар, хотя ее монологи и не были чередой зубодробительных выпадов, напротив, они призывали к дружбе. На Соланку, прекрасно это понимавшего, от ее речей нисходило умиротворение. Довольно часто он находил в ее рассказах нечто очень для себя важное — и хватал, так сказать, мудрость на лету. То тут, то там попадались бесценные крупицы удовольствия, они мелькали в ее речах, как небрежно разбросанные по углам игрушки. Именно так вышло, к примеру, когда она стала объяснять, почему прежний приятель ее бросил — ей самой, как, впрочем, и Соланке, одна возможность того, что с ней случилось такое, представлялась невероятной: «Он был неприлично богат, а я — нет. — Тут Мила пожала плечами. — Для него это было важно, настоящая проблема: мне уже двадцать, а у меня еще нет ни одной штуки». Штуки? От Джека Райнхарта Соланка как-то слышал, что в определенных мужских кругах американцы обозначают этим словом мужские гениталии, но с трудом мог себе представить, чтобы Мила получила отставку из-за того, что у нее нет члена. Заметив его замешательство, Мила растолковала Соланке, как глуповатому, но симпатичному ребенку, тихим, терпеливым тоном, каким обычно говорят с умственно отсталыми и каким — Соланка несколько раз это слышал — она разговаривала со своим Эдди: «Штукой, профессор, называют сто миллионов долларов». Услышав это объяснение, Соланка буквально потерял дар речи, настолько прекрасным показалось ему это разоблачительное по сути своей словоупотребление. Эпоха больших величин — вот она, входная плата, без которой никак не попасть на поля блаженных, элизиум Соединенных Штатов. Вот какой жизнью живет американская молодежь в начале третьего тысячелетия. Тот факт, что молодая женщина потрясающей красоты и глубокого ума может быть забракована из сугубо финансовых соображений, мрачно заявил он Миле, свидетельствует о том, что в делах сердечных или, по крайней мере, в поисках достойного спутника американские стандарты взлетели даже выше цен на недвижимость. «Истину глаголете, профессор», — ответила она, после чего оба расхохотались. Соланка так не смеялся уже целую вечность… Это был безудержный смех молодости.
Со временем Соланка понял, что стал для Милы одним из ее проектов. У нее было необычное хобби: она коллекционировала сломанных жизнью людей и на досуге занималась их починкой. Когда он спросил ее об этом, она, словно оправдываясь, сказала: «Это то, что у меня получается. Реставрировать души. Кто-то ремонтирует дома, а я — человеческие души». Итак, для нее он был неким подобием старого, запущенного особняка или, на худой конец, двухуровневой квартиры в Верхнем Уэст-Сайде, которую он сейчас снимал, — некогда элегантно оформленного пространства, которым, однако, никто серьезно не занимался где-то с шестидесятых, из-за чего в какой-то момент оно приобрело печальный, даже трагический вид. Как выразилась Мила, для Соланки настало время кардинальных перемен — и внутри, и снаружи. «Только одно условие, — заявил ей Соланка, — не вешать на моем фасаде люльку с шумными отделочниками пенджабского происхождения, которые сквернословят и курят бири. (К этому моменту ремонтники уже милостиво соизволили закончить работу и убраться восвояси. Остался единственный источник неудобства — проникающий в квартиру уличный шум. Хотя в последнее время профессору стало казаться, что даже он немного поутих.)
А еще Мила призналась Соланке, что банда уличных вампиров на ступеньках также стала для нее больше чем компанией приятелей. Она поработала над ними и очень гордилась своими — их — успехами. «Я убила на них уйму времени, профессор. Они ни в какую не хотели расставаться с подростковыми очками и жуткими вельветовыми шмотками. Но теперь я имею честь стоять во главе самой продвинутой и модной группировки нью-йоркских чудил. Причем, называя их чудилами, профессор, я полностью уверена, что на самом деле они гении. Это интересные и по-настоящему крутые ребята. Крутые, опасные и перспективные. Слышали о филиппинце, запустившем в сеть вирус „I love you“? Забудьте! Невинная шутка любителя, низшая лига! Если эти ребятки захотят внедрить вирус в компьютер Билла Гейтса, клянусь, тот за годы не прочихается! Перед вами — серферы, фанаты Интернета, которые представляют реальную опасность для Императора Галактики, Темного Владыки, и которым ради собственной безопасности приходится косить под избалованных и бесполезных тупиц из поколения Икс, народившегося между шестидесятыми и восьмидесятыми, а не то они угодят в руки Дартов, Вейдера Черного и Мола Красного и Рогатого. Ах да, вы же не любите „Звездные войны“! Хорошо, тогда я так скажу: они как хоббиты, которых я прячу от Черного Саурона и его назгулов. Фродо, Бильбо, Сэм Гэмджи — целое Братство Кольца. Но придет время, и мы свергнем Саурона, расплавим его могущество в огненных недрах Роковой горы, горы Ородруин. Не думайте, это не шутка, я совершенно серьезно. С чего Гейтсу боятся нынешних конкурентов? Он победил их всех, поработил. Они у него под колпаком. Но знаете, что ему снится в ночных кошмарах? Что какой-то юнец, живущий в доме без всяких удобств и без лифта, вдруг явится с крутой фишкой в руках, и он, Гейтс, станет вчерашним днем. Ископаемым. Вот почему он предпочитает покупать людей вроде нас на корню. Лучше потратить миллиончик-другой сейчас, чтобы завтра не потерять миллиарды. Я — за справедливый суд, и я разрушу его дворец, сокрушу, чем скорее — тем лучше. Но на сегодняшний день у нас большие планы, которые никак не связаны с Гейтсом. А что я сама? — Мила вдруг заговорила голосом фантастических мультяшных героев: — Можете звать меня Иода. Я та, что произносит слова наоборот. Я та, что думает вверх тормашками. Я могу вывернуть любого наизнанку. Считаете, за вами Сила? Так нет — она вся у меня! — Мила внезапно перестала говорить кукольным языком: — Я всего лишь их менеджер. Продажи, маркетинг, связи с общественностью. Чтобы все худо-бедно шло. Как вы назвали моих ребят? Вампирами? Они творческие люди, художники. Сетевые пауки — Webspider.net. Веб-спайдеры! Мы занимаемся разработкой сайтов. Буквально сейчас работаем над заказами от Стива Мартина, Аль Пачино, Мелиссы Этеридж, Уоррена Битти, Кристины Риччи и Уилла Смита. Ах да! Еще Дэнис Родман, Мэрион Джонс, Кристина Агилера, и Дженнифер Лопес, и Тодд Солондз, и „Эн Синк“. Крупный бизнес? Мы и их обслуживаем: „Кон-солидейтед Эдисон“, „Веризон“, „Бритиш телеком“, „Нокия“, „Канал плюс“ — это что касается сферы коммуникаций, мы коммуницируем с ними. Лично вы предпочитаете высоколобых? Типов, которым названивает то Роберт Уилсон, то гамбургский театр „Талия“, то Робер Лепаж? Я вам говорю: вот он, уровень этих ребят. Сегодня правит закон Фронтира, профессор. И они — банда Дыры-в-Стене, Бутч Кэссиди, Санденс Кид и вся „Дикая шайка“. А я для них любящая мамочка, домоправительница и вдохновительница. Я всех их представляю. И забочусь, чтобы нас до времени не раскрыли».
Ознакомительная версия.
