Я молча разливаю водку по стаканам.
Бутылка, кстати, заканчивается.
Надо бы еще одну купить, думаю.
Оказывается, не надо.
Потому как Гарри, порывшись в сумке, еще один баттл оттуда извлекает.
Запасливый, блин.
Я вот, к примеру, – не озаботился.
– Даже, – вздыхаю, – представить страшно. Местная цыганская полиция сербов хрен остановит. Да и наши, уверен, озвереют сразу после первой крови. Мало, чует мое сердце, никому не покажется.
Мажор только согласно кивает.
– Расклад – самый что ни на есть наихреновый, – говорит. – Либо зарежут, либо посадят. Если же еще и румыны присоединятся – все, пиши пропало. Такой беспредел начнется – хоть святых выноси. Даже и не знаю, что делать…
– Что-что? – ворчу. – Выпивать пока что. А то ты прав – не берет ни хрена.
Выпиваем, снова идем курить.
За окном тамбура медленно проплывают ко всему на свете равнодушные северные пейзажи.
Серые избы, серое небо, серый изгиб мелкой речушки, серый снег в черных проплешинах.
Это – твоя родина, сынок.
Докуриваем.
Возвращаемся.
Снова наливаем, теперь уже из новой бутылки.
– Может, тебе и вправду остаться, Дэн? – смотрит на меня исподлобья Мажор.
– Это еще почему?! – вскидываюсь.
– Потому, – ворчит. – Не забывай, у тебя Злата беременная. Так что ты, орел, теперь не только за себя отвечаешь.
Прижимаюсь к холодному оконному стеклу разгоряченным, в испарине, лбом.
Аргумент, конечно.
Но, увы, – недостаточный.
– Ты и сам, – усмехаюсь, – не так давно третьего родил. И что, не поедешь?
Молчит.
Жует нижнюю губу.
– Давай, – говорит, – еще по одной, что ли.
– Давай, – соглашаюсь со вздохом.
Ой, нажремся мы с ним сегодня, думаю. Это она, зараза, ведь только сейчас не берет.
А потом – как накроет…
…Тем не менее – выпиваем.
– Я поеду, – спокойно говорит Гарри. – Но у меня, брат Данька, извини, совсем другая история. Во-первых, я элементарно старше. Пожил уже, в смысле. И видел своих детей. Носил их на руках. Они знают, кто их отец, если что. Во-вторых, я уже обеспечил свою семью, и если со мной что случится, ни жена, ни дети не будут бедствовать по-любому. Понимаешь? Ты же – совсем другое дело, старик. Так что подумай, не отвечай пока, прошу. Просто подумай – оно тебе надо? Никто из парней тебе слова худого не скажет, обещаю. Клянусь даже, можно сказать. Ну, короче, – сам понимаешь.
Я – молчу.
Ох, как это, черт возьми, соблазнительно.
И ведь правда никто ничего не скажет.
Кроме меня самого, к сожалению…
…А за окном все то же самое.
Кино, блин.
Про что-то предельно серое.
Нет, так все же нельзя, думаю.
– Ну, что, давай махнем? – предлагаю. – Потом пойду, еще одну сигаретку выкурю.
– Махнем, – спокойно соглашается Гарри. – А потом иди, покури. Только, извини, один. Мне что-то не хочется.
…Вышел в тамбур, выкурил сигарету.
Постоял, прижавшись лбом к стеклу.
Закурил следующую.
Голова – пустая, как барабан.
И сигарета, сука, горькая.
Просто курить невозможно.
А – хочется.
Добил эту заразу в две затяжки, фактически через силу. Зачем-то еще раз в окно уставился, автоматически вытащил третью, постоял.
Потом зачем-то сломал ее и сунул в переполненную тамбурную пепельницу.
Странно, думаю.
Они их не чистят совсем, что ли?
Только что ведь, блин, отъехали.
Совсем недавно.
Еще и остановки-то ни одной не было…
…Вернулся в купе, уселся на свою полку.
Гарри сидит, по-прежнему в окне что-то разглядывает.
Потом медленно поворачивается в мою сторону.
– Ну, что решил? – спрашивает.
Молчу.
Гляжу ему прямо в глаза.
Улыбаюсь.
– Ну и дурак, – вздыхает, разливая водку по стаканам.
Уже так, чуть-чуть.
На самое донышко.
– Тогда давай выпьем, – говорит и кивает в заоконную муть. – За нее, блин, сам понимаешь. За Россию. И за то, чтобы нам хоть на этот раз хоть чуточку повезло.
Я тоже гляжу в окно.
Там, кстати, как-то повеселее становится.
Поселок какой-то проезжаем.
Дети носятся, дома стоят.
Тетки ходят с сумками.
Мужики перед одним из домов старенькие «жигули» ремонтируют.
Один руками машет, что твоя ветряная мельница.
Ругается, наверное.
– Давай, – говорю, поворачиваясь к Мажору. – Можно и за нее…
…Телефон, сцуко, пиликал все настойчивее и настойчивее.
Твою мать!
Мне же работать надо!
Писать!
В понедельник вечером Злата приезжает, через неделю – свадьба, а у меня с материалами – просто кирдык.
Полный.
А во вторник уже – первая программа на радио.
Запуск.
К нему сценарий нужно прописывать, насчет гостей в студии соображать, роли для них распределять, вопросы придумывать.
А в четверг – сдача номера, где я – выпускающий.
А дедлайн по статье, которую я сейчас делаю еще для одного вполне себе симпатичного, но чужого пока для меня издания – в среду.
Деньги нужны.
Короче – отстаньте, блин!
Ну пожалуйста.
Я же даже на выезд не поехал, в Нальчик.
А как хотелось!
Парни-то, небось, там уже зажигают в полный рост под южным высоким небом, а я, в лучшем случае, выжатый как лимон, доберусь завтра вечером до паба трансляцию по «плюсу» зазырить.
А скорее всего тупо доплетусь до ближайшей палатки, куплю пива с фисташками да устроюсь дома – в тапочках у телевизора.
Тьфу…
…Нет, продолжают названивать.
Плюнул в сердцах, глянул на определитель номера.
Нет.
Кто-то незнакомый.
Придется подойти: вдруг что-нибудь важное.
Мало ли.
Я сейчас, в связи с будущей семейной жизнью, столько работы набрал – у самого крыша подтекает: журнал, радийка, статьи на фрилансе.
Пресс-релизы какие-то из одного дружественного PR-агентства подкинули, хорошо еще, что это говно даже писать особо не надо, достаточно грамотно скомпоновать источники.
Но все одно – тьфу.
Кошмар.
Мог и забыть уже, что с кем-то значимым договаривался.
Вот он и названивает, чтобы напомнить.
Хотя – вроде как ночь уже на дворе.
Половина второго.
– Алло, – говорю со вздохом. – Я вас внимательно слушаю.
– Это хорошо, что слушаешь, – хмыкают в трубке. – Наконец-то. А то Али с Мажором уже отчаялись до тебя дозваниваться, ага. Я один такой упорный оказался. Это Егор, из «КБУ», если еще помнишь. Чем занимаешься?
– Работаю, – говорю удивленно. – А что?
– Один? – интересуется.
– Нет, блин, – не выдерживаю, – с Кондолизой Райс, епта! В полвторого ночи, ага. Обсуждаем, сцуко, реальную геополитику и мировые цены на нефть и прочие энергоносители! Она специально, блин, для этого прилетела. Ты можешь русским языком сказать, что случилось?!
Он вздыхает.
– Ты Интернет не открывал сегодня вечером? – спрашивает.
Я сглатываю.
– Еще раз говорю – нет. Я – работаю.
– Ну, так открой, посмотри. Полчаса, думаю, тебе на это хватит. А мы с парнями за это время к тебе доберемся.
И – «пи-пи-пи» в телефонной трубке.
Отключился, типа.
Не, это просто охренеть можно, товарищи!
Русским же языком сказано!
Работаю, отцепитесь!
…Подошел к окну, закурил.
Нет – выбешивает вся эта байда, все-таки.
А потом – задумался…
…Что-то тут не то, соображаю.
Не стали бы они меня вот так, тупо, без дела дергать, не те люди. И не тот уровень.
Парни серьезные.
И вправду, что ли, Интернет глянуть, вдруг действительно что значимое случилось, раз уж советуют?
Хотя после той шняги с англичанами я уже ни во что не поверю.
Ну их на хрен.
Говорить даже не хочется…
…Глянул, на всякий случай, трубку мобильного.
Ни хрена себе!
Аж восемнадцать непринятых вызовов!
Али, Мажор, Никитос, Жека.
Тот самый Серега из «ФК».
Несколько незнакомых.
Вася из «ГФ».
Охренеть!
Походу и вправду что-то серьезное, думаю.
Надо пойти, глянуть…
…Короче, когда парни приехали, я был уже почти полностью в теме.
Открыл дверь, пожал руки, проводил в гостиную к дивану. Водрузил на стол бутылку виски и пару баттлов коньяка.
– Не выяснили, – спрашиваю, сразу, без предисловий, – трупы с нашей стороны есть?
– Нет, – кривится Егор, – но один вроде очень тяжелый. Из огнестрельного в брюхо засадили, врачи говорят – печень в клочья. Плюс поджелудочная. И крови много потерял. Но, будем надеяться, выживет. Клиника в этом райцентре, конечно, говно полное по оборудованию. А вот врачи, говорят, хорошие. Практики у них много. Чурки там не только приезжих режут, но и друг на друге время от времени отрываются. Дикие люди, дети гор…
Обхватываю голову руками.
– Этого еще не хватало, – скриплю зубами, – на своей же земле…
Гарри грустно кривится.
– Это с каких это пор Кавказ нашей землей стал, Дэн? – спрашивает. – Наша земля – Москва. И окрестности. А Кавказ – это зверье.
Я вздыхаю.
– Ты не прав, Мажор, – вмешивается Али. – Кавказ – наша земля. Ее наши предки кровью поливали, чтоб мы там спокойно жить могли. Тот же Лермонтов. А мы ее просто тупо просираем. Если уже не просрали. Да какая, в принципе, разница! Сейчас нужно не философию тереть, а думать, что делать в сложившейся ситуации.
