— То никого, то все разом, — сказал Сергей. — Только ты опоздал, Иона Василич, поскребыш к отцу переезжает.
— Нам места с поскребышком хватит! — Иона обнял Тимофея. — Верно, братуха! Каждому по этажу! Батю я к себе возьму. Катерина — женщина умная, покладистая, с твоей Валентиной, поди, сживется. Нет, я на полном серьезе!
— Тогда и я с вами, — Сергей оглянулся на братьев. — Мне комнатушку на одного дадите? Угол? Мишка вернулся, и я тоже…
— А ты не рыпайся, ученый, — серьезно сказал Иона. — В Стремянке еще университета не открыли, тебе здесь делать нечего. Ты у нас для науки создан, мы тебя выучили всей семьей.
— Я в школу пойду, — нашелся Сергей. — Тимкиных девчонок учить.
— Да, — недовольно протянул Иона. — Твою бабу только в этот дом пусти — все вверх ногами будет. Грязюку разведет…
— Говорю же, одного возьмите, без жены.
— Возьмем, Серега! Давай! — загорелся Тимофей. — В самом деле! Большак? Вот бы зажили, а?
— Могу и в старую избу, — сказал Сергей. — Даже лучше…
Иона ссутулился, сжимая кулаки на коленях, глянул исподлобья вперед. Притиснутый к дверце дог никак не мог умоститься, ворчал.
— Погодите, размечтались, — сурово произнес Иона. — У бати квартирантов полно… Куда их денете? Еще с этим надо разобраться.
Ожившая зеленая муха билась на ветровом стекле, и ее назойливый неприятный звон казался громче моторного гула…
На пасеке Джим выпрыгнул из машины и побежал обнюхиваться с кобелем Тришкой. Что-то ему не понравилось в хозяине, и не успели братья выйти из машины, как собаки спутались в клубок, вгрызлись друг в друга.
На шум выскочил отец, за ним Артюша; опираясь на костыль, с фонарем в руке, показался старец Алешка.
— Батюшки! — ахнул Заварзин. — Это как же вы надумали-то? Да все сразу! А я сон сегодня видел… Вот гости так гости!
Василий Тимофеевич обнимал сыновей, тискал, таскал за уши, стукал их головами. И от этой веселой семейной возни Артюша со старцем как-то потускнели, ждали чего-то в стороне. Собаки, насторожившись, водили ушами.
— Как же вы надумали? — воскликнул Заварзин. — И под праздничек подгадали!
Они гурьбой вошли в избу, Василий Тимофеевич захлопотал, начал усаживать за стол, накрытый с обеда, но так и не тронутый — лишь бутылка была откупорена, Барму угощал… Артюша включил газовую плиту, поставил разогревать жаровню с мясом, и только старец не суетился. Поздоровался по-старинному, с поклоном, сел на свое место, где раньше считался красный угол, и замер, постукивая костяшками пальцев. Его фонарь стоял на окне рядом и помаргивал кособоким клинышком огня.
Иона прошелся по избе, заглянул в углы, на печь, расстегнул пиджак.
— Да не суетись ты, отец! — сказал он и грузно уселся.
— Ладно, давайте к столу, — усмехнулся Василий Тимофеевич. — Ну-ка, дед Алексей, ты у нас самый старый, скажи слово.
— Со свиданьицем, — осторожно сказал старец и поднял стопку. — Вишь, Тимофеич, какое счастье тебе привалило.
— Я не пью, — заявил Иона и отодвинул стопку. — И вам не советую. Только встретились, и сразу зашибать.
— Ты у нас как кержак стал! — засмеялся отец, чокнулся с сыновьями, со старцем. — Мы же по обычаю, и праздник сегодня.
Артюша не пил вообще, но глядел на застолье с восхищением.
— Во-во, сначала по обычаю, по праздникам, — проворчал Иона. — Потом с устатку, с похмела… А там — крышка.
Сергей толкнул Иону, в бок. Тот замолчал и, достав соленый огурец, начал есть.
— Ну дела! — протянул Тимофей. — Как же мы с тобой под одной крышей жить станем? Ты же меня хуже бабы запилишь.
— Запилю, — хмыкнул Иона. — Семьищу завел и пить?..
— Ну, рассказывайте, — произнес отец, — как живете, как там мои внуки. Хоть бы привезли глянуть, лешаки.
— Что к тебе возить. — Иона вздохнул. — У тебя народу полная изба, некогда внуков нянчить.
— А ты вези, я место найду! — отец потеребил Иону за волосы. — Чего ты не в духе-то? Сидишь как сыч… Постарел, что ли? Седеешь… С бабой-то, с Катериной твоей как?
— Он на другой Катерине женится! — брякнул Тимофей. — Сегодня едва оторвали! Женюсь, кричит!
— Помолчи, Тимофей, — оборвал его отец.
Старец пригубил стопку и сидел истуканом, барабаня по столу.
— Hy, хватит рассусоливать! — Иона пристукнул по столу и встал. — Вы что, пить сюда приехали? Я так и думал: Тимофей воду взмутит, а разбираться опять мне! Чего расселись?
— Иона, сядь! — прикрикнул Тимофей. — Не гони лошадей…
— Верно, большачок, — поддержал Сергей. — Приехали к отцу — давайте посидим, поговорим. Со временем все и…
— А вы мне рот не затыкайте! — отрезал Иона. — Вашего отца бьют, смеются над ним, а вы?.. Посидим!.. Батя, ты почему против этих сопляков дело не возбудил? Добренький, простил, да?
— Если бы на пользу — простил, — проронил отец ссутулившись. — Видно, пользы от моего прощения мало…
— Ну, ты как баптист! — возмутился Иона. — А нам каково? Когда батю родного бьют? Будто защитить некому. Один ты, сирота…
— Я-то еще не сирота… А вас вот жалко.
— Батя, ты себя пожалей, не нас, — вставил Тимофей. — Мы на ногах стоим.
— А я от стыда горю! — закричал Иона на Тимофея. — Кончать надо весь этот…
— Вы что же, — тихо спросил отец, — приехали ругаться?
— Как ты думал? Собрал тут шайку-лейку!.. — Иона сердито прошелся вдоль стола. — Люди смеются! Тебе, может, наплевать, а нам нет! Мы все на должностях, на людях, а ты такое вытворяешь! Нас каждая собака знает, уже в глаза говорят: что это батя ваш, свихнулся? Приют устроил!.. Ты нас в какое положение ставишь?
— Мне что же теперь, по вашей указке жить? — спросил отец.
— Не по указке, а считаться с нами надо! — ответил Иона. — И думать надо, что делаешь. Зачем ты деда у Забелиных взял? Зачем ты его сюда приволок?
— Иона! — Сергей вскочил. — Ты что? Что ты говоришь?
Старец сидел не шелохнувшись, только все постукивал козонками по столу.
— Тогда разбирайтесь сами! — рубанул Иона и хлопнул дверью. С потолка сквозь невидимую щель медленно побежал песок… Он искрился, попадая в солнечный луч, и Заварзины некоторое время следили за его течением. Только Артюша сидел, испуганно сжавшись, будто чем-то провинился и ждал наказания.
— Батя, не обращай внимания! — с облегчением сказал Тимофей, разлил водку. — Ты же знаешь, большак у нас психованный. Нервы!
— Нет, ребята, — Заварзин выпрямился, утер лицо руками. — Это не от нервов… Вы же все сюда спрашивать ехали. Только он говорит, а вы молчите пока.
Старец медленно встал, взял фонарь и пошел к порогу.
— Ты куда, Семеныч? — спросил Заварзин.
— Пойду на улицу посижу, — дед Алеша расправил белую рубаху под пояском. — Ты, Артемий, керосину мне налей.
Артюша взял у деда фонарь и пошел в сени; за ним, оглянувшись, направился и старец. Тимофей выпил.
— По правде сказать, ехали спросить, — признался он.
— Не спросить, а понять, — поправил Сергей. — Последнее время мы как-то… оторвались друг от друга. Будто чужие стали.
— Чужие — это ты правильно сказал, — вздохнул отец. — Вот вы налетели: шайку-лейку, приют устроил. Поглядите сначала, кто живет-то со мной?
— Да понятно, батя, — сказал Тимофей. — Убогие.
— А может, и я убогий? — вдруг произнес Сергей. — Все идет как-то вверх ногами, все не так… Ничего у меня не получается, батя.
— Это интеллигентские штуки, — уверенно перебил Тимофей. — Ты что! Ладно там всякие эти, сыночки… А у тебя крестьянский корень, ты должен быть — во! — он потряс кулаком. — Чего нюни-то распускать? Между прочим, большинство ученых из народа вышло, из таких, как ты. Потому что жила крепкая и ум светлый. Ты на этих дохляков не смотри.
— Не выходит у меня, — повторил Сергей и поднял глаза. — Такое ощущение, будто меня обманули…
— Обманули? — насторожился отец. — Как — обманули? Ты скажи, не бойся, не стесняйся.
— Я уже и не стесняюсь, — Сергей взял у Тимофея сигарету, но прикуривать не стал. — Когда стеснялся — к тебе не приезжал. А теперь и это пережил… Не защитился я.
— Это ерунда, — успокоил его отец, и облегченно вздохнул. — Перепишешь, снова пойдешь. Я уж подумал…
На улице протяжно залаял дог, и следом глуховатым колокольчиком забрехал Тришка.
— Не буду я ничего переписывать, — помолчав, сказал Сергей. — От этого ничего не изменится… В науке мне делать нечего. Потому что я бездарь. Если б родственнички не помогали. Если б не пробивали, не проталкивали — я бы и кандидатскую не защитил.
— Какие родственнички? Я тебе не помогал, — растерялся отец. — Я только учиться тебя послал…
— Батя, ты не забывай, у меня еще одна… родня есть, — Сергей мотнул головой, прикурил сигарету, но тут же выбросил в печь. — Там в беде не оставят! Там из дерьма конфету делают!.. Всем кланом подсаживали, только что за уши не тянули. На каждом углу кричали — талант! Гений!.. Как я-то поверил? Ведь были же моменты, чуял… А едва с Ирмой разбежались — так всё! Сразу бездарью стал. Вернее, был… Я, батя, с женой разошелся… Как говорят: хвалили, хвалили и с рук свалили. Чего я еще с докторской пыжился?
