– Не. Я из тех. «Эти» ко мне никаким боком.
– Я тебя где-то видел, – задумчиво пробасил чересчур длинный субъект с невероятно аккуратной стрижкой под «офисного клерка».
Кроме роста и стрижки, в нем не было ничего примечательного, разве что потрясающие усики, придающие их обладателю сходство с мохнорылым грызуном. Образ мелкого хищника усиливался мелкими глазками свинцового цвета.
– Очень может быть. Если Артема тут нет, то, пожалуй, пойду, – я прекрасно знала, кто из них Артем, отличительными приметами которого Оля прожужжала мне все уши.
– Ну я. И дальше что?
Того, который вылитый грызун, вдруг осенило, где он меня видел. Точнее, мы вспомнили одновременно. Я на всю жизнь запомню тот парк и жесткие ребра скамейки. И его потные руки на моем лице. Он тогда все пытался мне рот закрыть ладонью. То еще воспоминание.
– Какая встреча! – Меня обуял кураж. Несостоявшегося насильника смыло. Сутулясь так, что лопатки торчали, он, словно на ходулях, ускоренным темпом потрусил прочь.
– Ты чего? А пиво? – Изумление компании зашкаливало разумные пределы.
– Это все из-за нее, – с подозрением в голосе высказался бритый наголо.
– Ага. А еще из-за меня вчера была хорошая погода. Артем, разговор есть. Отойдем?
– Не ходи с ней, Артемушка, козленочком станешь.
Снова липкие ухмылки.
А потом кураж прошел, и я словно язык проглотила.
– Ну и какая во мне надобность? Забыла, что ли? Ранний склероз, обусловленный поздним половым созреванием.
– Я от Оли, – словно набрав полный рот манной каши, сообщила я.
Не самое умное начало совсем глупого разговора. Но на Артема мои слова подействовали как-то странно. Он весь подобрался, как перед броском, и состроил такую похабно-самодовольную рожу, что мне стало как-то не по себе.
– И что ей надо? Ишь ты, додумалась вместо себя парламентера прислать. Я ей сто раз говорил – между нами все кончено. Неужели не понятно?
Во-первых, он меня не послал сразу. Во-вторых, явно мечтал, чтоб нас услышали его собутыльники, которые перекидывались ничего не значащими фразами, сдабривая их «круто», «тачка», «бабло» и традиционно-неистребимое «бля».
– Она не хочет тебя видеть, поэтому пришла я. Если ты не полный дятел, то кратко поясни, что в ней не так, а то она зациклилась и комплексует по поводу своей самооценки.
– Переведи.
– Дурака не включай. Мне моя миссия поперек горла. Так что, чем быстрее, тем лучше.
– Вот уж удивила. Обычно, чем дольше, тем лучше…
– Ты эти байки своему приятелю трави. Он у вас большой спец по насильственному траху.
– Ты это про что, тетенька?
– Да, в общем, ничего особенного, если не считать того, что он с приятелями меня хотели изнасиловать.
– Ты че, белены объелась?
Тут вспомнилось зачем я тут нахожусь:
– Давай лучше про Олю.
– Нет уж. Начала – договаривай.
Раз пошла такая ботва, надо пользоваться моментом:
– Артем, давай сделаем ченч. Я тебе про твоего обдолбыша, а ты мне коротко и по теме про Олю.
Артем крепко задумался. Если я не ошиблась, ему был нужен компромат на приятеля. Кто их знает, с виду такие «успешные», «упакованные» с явной перспективой стать нужными винтиками в гайках строящегося государственного скелета. Которым они в скором времени будут рулить. Для таких компромат – хлеб насущный. Всегда легче нажать на нужного человечка, имея в кармане козырного туза.
– О'кей. Валяй.
– Щас, как только, так сразу. Сперва ты. Мне Оль-гины тараканы до фени, – расчет оказался верный.
– Прикинь, у меня день рождения. У мамани крутая тусовка. Приперлись друзья папаши с работы. Нужные люди, сечешь тему? И вот – явление Христа народу. И причем я загодя ее дрессировал, как себя вести и в чем быть. А она, тварь такая, в черном топе, гипюровой белой юбке, на ногах черные чулки. Ногти, губы и вокруг глаз сплошной траур. Хаер на затылке начесала. Отец пошутил даже в кои веки – вам, деточка, кто-то петарду в волосы сунул.
На мой взгляд, ничего смешного. А если и смешно, то ничего страшного. Небось его гости выглядели в молодости вовсе не завзятыми консерваторами. Я читала, что любая молодежная мода в принципе повторяется. И каждый раз ее ругают те, кто сам такое носил. Или кому модно одеваться запрещали.
– Значит, все дело в одежде?
Теперь у Артема случился приступ честности:
– Да нет. Просто она меня задрала постоянными тупыми звонками. Как можно через минуту выяснять, люблю ли я ее? Или как тебе вопросик: «Ао чем ты сейчас думаешь?» Сказать правду, обидится. Скажешь, что о ней, доконает расспросами типа: «А что именно ты обо мне думаешь?» Я так не могу. Мне нужно хоть какое-то личное пространство. У меня есть друзья, дела, учеба в конце концов. Мне батя все расписал на ближайшие годы. Универ, работа, перспективы.
– И Оля в них не вписывается? – догадалась я. – У нее нет крутых предков, связей, она из другого круга?
– Нет, ну зачем же так. Мы неплохо проводили время. А потом мамашина приятельница как-то зашла со своей дочкой.
– Но Оля откуда-то ее знает, – напомнила я.
– Ну, она тоже была, типа, эмо. До того момента, когда ее предки не намекнули, что эмо – отстой. Ты в курсе, что правительство собирается ваших травить? Не боишься? Тебе небось тоже в универ поступать? Не надейся. Если не сменишь прикид, хана твоему высшему образованию. Ладно. Теперь о деле. Что ты там про Петлюру намекала?
Не вдаваясь в ненужные подробности, я описала, как меня хотели поиметь. Про Кирилла ни слова. Сказала, что спас случайный прохожий.
– Точно. Вспомнил. Петлюра тогда зубы латал. Ему клык сломали. Он еще врал, что в аварию попал. Я-то думаю, что за авария такая? По челюсти словно лошадь копытом лягнула. А с кем он был?
Попробовала вспомнить внешность остальных. Странно, но общее впечатление панического ужаса и беспомощности осталось, а все остальные подробности словно выветрились из головы.
– В ментуру не заявляла? Жаль. Но и то хлеб. Сучонок драный, я ведь догадывался про его делишки, но чтоб такое! Ты не парься, я ему ничего не скажу.
На прощание мне крепко пожали руку. Как равной. Правда, мне показалось странным бояться эту самую Петлюру. Это она должна бояться.
– Слушай, – не удержалась я напоследок, – а почему вы так его называете?
– Тебе лучше не знать. Олюсику привет. Скажи, пусть не комплексует. И, это самое, извинись за меня. Она хорошая, это я гнида. Думаешь, не понимаю? Я все понимаю, но судьба такая.
Оля, зеленая от нетерпения, страдала в кафе. Она уже успела обкофеиниться до состояния трясущихся рук. Я честно передала наш разговор. Кроме подробностей в виде Петлюры.
– Так и сказал? Теперь я точно знаю, что мне надо делать!
Мне катастрофически не понравился ее энтузиазм. С таким выражением лица обычно шастают по баррикадам и мечут бомбы в красивых царей.
– Эту козу драную надо проучить! Все, решено, подговорю девчонок, и побреем ее налысо.
– Вряд ли облысение козы сподвигнет Артема на возвращение к тебе.
– И фиг с ним! Но козу проучить надо. Вот тебе и тру-эмо. Она же до сих пор втихаря по нашим тусовкам пасется. Трендит про свою исключительность и романтически поводит глазами.
Я сидела в полупустом кафе и прикидывала шансы козы остаться невредимой. Надо бы ее предупредить. А с другой стороны, это теперь не моего ума дело. Кроме того, я просто не знаю, где ее найти.
* * *
– Стася – Ася. Может, лучше звать тебя Асей?
Ась?
– Лучше не придумал? Тогда я стану тебя звать Кирюшей. Или Кирой?
– Стася тоже хорошо звучит, – мгновенно передумал он. – Мне кажется, ты мне что-то недоговариваешь?
Быть или не быть? Сказать или промолчать? Вот что со мной происходит? Как только появляется секрет, я не удержусь и пяти минут – все выболтаю Кириллу. Короче, я снова не удержалась, и теперь он знает, что я видела одного из насильников.
– Так. Надо подумать. Он тебя точно узнал?
– Ага. Еще как. Эта Петлюра улепетывала как ошпаренная.
– Зря ты так легкомысленно относишься к этим подонкам. С другой стороны, они на тебя выйти никак не сумеют?
– Если только через Олю. Но это вряд ли. Она с Артемом общаться не будет. Хотя…
– Похоже, мне пора возвращаться. Сегодня попробую уболтать маман. А ты футбол смотрела?
– Еще как! Мы с папой орали на весь дом. Даже Митька кричал: «Оле-оле-оле-оле!» У них такой тренер симпатяшный. Мне так его жалко было.
– Ты это про кого? – недоверчиво удивился Кирилл.
– Ну, у этих, которые против нас были. Которых мы обыграли.
– У голландцев?
– Наверное.
– Тут все на ушах стоят. Орут, что Россия порвет Испанию, как тузик грелку.
– Сильно вряд ли. И при чем тут Россия?
Мне десять минут разжевывали, как важна гордость за победу страны в таком сложном турнире.
– При чем тут страна? Футбол – это футболисты. А страна ни при чем. У нас тоже все праздновали. Орали «мы их сделали», «Россия – лучше всех». Бред сивой кобылы. Если Испания нас раскатает как Бог черепаху, будут орать «России писец»?
