Интрига против Сони
Софья Родионова, кандидат филологических наук, директор известного и уважаемого бюро переводов, а также заведующая лабораторией исследований германских наречий, только что отметившая тридцатипятилетие, считалась в своем кругу преуспевающей, обаятельной и интеллектуальной женщиной, умеющей преодолевать сложные препятствия. Соня была воспитана в спартанских традициях, а поэтому терпеть до последнего – боль, неудобство, излишнюю фамильярность – могла долго. Как тот юноша, который спрятал лисицу под плащом, пока она не прогрызла его внутренности. Но если терпению приходил конец, то Софья превращалась в настоящее торнадо, разрушающее все на своем пути.
Мартовским днем, когда Софья сидела над отчетом о проведенных работах для крупного заказчика, дверь ее кабинета неожиданно распахнулась. Вошел худощавый молодой человек с модной короткой стрижкой.
– Вот, – улыбнулся он, и его васильково-синие глаза засияли, – вот, это, наверное, вам. – И он протянул Софье небольшую стопку бумаг.
Она сухо поинтересовалась:
– Вас что, не учили стучаться в дверь?
– Я постучал, – молодой человек продолжал улыбаться, теперь уже, как показалось Софье, несколько нагловато.
– И вообще, юноша, – она повысила голос, – прежде чем так вваливаться ко мне, неплохо бы заранее договориться о встрече. Я не профком, чтобы просто так…
– Но вам же звонили! – непочтительно прервал ее тираду молодой наглец. – Меня зовут Фролов… Виктор…
– Тоже мне, министр, – ответила, остывая, Родионова.
Перед глазами всплыла картина.
В тот день многое не удавалось, словно кто-то подстраивал ловушки. Некстати позвонили из университета. Софья слушала вполуха, пытаясь одновременно просмотреть скопившиеся на столе документы.
– Вы давно хотели получить хорошего спеца, – раздавалось из трубки, – так вот на неделе он подъедет, фамилия Фролов. Перспективный молодой человек. Кандидат наук, писал кандидатскую по теории перевода, его монография о «Хильдебрандслид» одобрена Берлинским университетом. В пятницу подъедет и пройдет прямо к вам.
– Да-да, – автоматически подтвердила Софья, продолжая вчитываться в строчки особенно заковыристого письма.
Соня вспомнила этот разговор, и ей стало неловко:
– Садитесь. Извините, запамятовала.
– Я все понимаю! – с жаром отозвался Виктор, вновь приходя в хорошее расположение духа, и Соне стало вновь неудобно от допущенной ошибки.
Чтобы сгладить чувство неловкости, она неожиданно предложила Виктору встретиться в воскресенье в офисе для того, чтобы спокойно, не поря горячки, все посмотреть и обсудить.
Они встретились. Увлеченность нового сотрудника, его восторженное внимание так вдохновляли Соню, что она, забрасывая более важные дела, вникала во все, чем интересовался ее молодой помощник. Софья щедро делилась своими знаниями, что вызывало очередной приступ трудоголизма у Виктора. «Чего бы он хотел еще?» – спрашивала себя Соня, выдумывая новые и новые интеллектуальные изыски, которыми надеялась привлечь помощника. Они стали неразлучны.
Если бы чьи-то чужие глаза могли заглянуть в ее жизнь, то они увидели бы совершенно невероятное: Соня с молодым сотрудником праздно гуляют по улицам города, директор фирмы и ее подчиненный сидят рядышком на концерте в консерватории или за столиком в уютном кафе, Родионова и Фролов долго прощаются у дверей ее подъезда, а на часах уже далеко за полночь…
Прошло несколько месяцев. Виктор быстро сдружился с коллегами, оказался действительно неплохим профессионалом. Девушки флиртовали с ним вовсю, поскольку мужчин в компании было значительно меньше, чем женщин, а он был всегда ровен и приветлив, не выделяя, однако, никого. Тем не менее, его всегда можно было увидеть с какой-нибудь девушкой, то в столовой, то в компьютерном центре, то в библиотеке. Ажиотаж вокруг молодого спеца заметно вырос с того момента, как он стал правой рукой руководителя бюро переводов, ее лучшим учеником, ее единомышленником. А сама Соня, много раньше, чем успели заметить другие, поняла: она увлеклась молодым спецом.
Но Соня была мудрой женщиной и умела держать дистанцию, тем более что ей по душе была китайская пословица: «Если хочешь схватить, прежде дай отойти». Виктор относился к Софье с почтением, и она надежно скрывала свои чувства.
Когда она вернулась из командировки в Бонн, то сразу заметила: Виктор ходил с таким несчастным видом, что ее сердце сжалось. «Что за беда?» – колотилось в висках. И вечером, когда все разошлись по домам, она пригласила его к себе в кабинет.
– Что-то ты, Витюша, грустный, – нарочито беспечно произнесла Соня. – А у меня новый проект на примете, хочу тебе отдать. Справишься – сделаю своим замом. Хочешь? Или сначала кофейку?
– Кофейку, – почти беззвучно попросил молодой человек, и у Родионовой все перевернулось внутри – так ей хотелось прижать к себе молодого синеглазого парнишку, побаюкать его, как ребенка, погладить по голове. Однако она продолжала деловой разговор, «раскочегаривая» кофеварку, стоявшую у нее в кабинете. Вскоре кофе был готов, разлит в керамические кружки, специально привезенные из Германии. Но разговор, ради которого она вызвала Виктора, так и не начинался.
Помолчав немного, Виктор коротко взглянул на Софью печальными глазами, провел ладонью по короткому ежику светлых, словно выгоревших на солнце, волос и, чуть запинаясь, спросил:
– Софья (она позволяла ему так называть себя), – скажите, что вы думаете о любви?
Сердце у нее подпрыгнуло.
– Поясни, если можешь, – она сделала глоток кофе.
– Есть любовь, о которой сразу хочется говорить, которая взаимна… Виктор стиснул ладони между коленей. – А есть, – тише добавил он, – такая, которой боишься… И молчишь о ней…
В душе Сони разливалась блаженная истома.
– Я полагаю, что о любви нужно говорить, – сдержанным тоном сообщила она.
Ее дыхание прервалось. Вот сейчас он скажет то, чего она на самом деле давно ждет…
– Невозможно! – он покачал головой. – Я пытался анализировать, я же изучал когда-то психологию. Получается странная картина. Начинается все просто – в один прекрасный день ты замечаешь человека, которого встречаешь ежедневно. Достаточно одной детали… Внезапного взгляда, поворота головы, манеры смотреть в окно – и ты попался. Ты молчишь, потому что эта любовь – еще не влюбленность. Но это уже поселилось в тебе.
Соня с шумом выдохнула и сжала виски ладонями. Какая глупость с ее стороны!
Виктор схватил чашку, залпом допил оставшийся кофе и продолжил:
– Спустя какое-то время стадия молчаливого чувства, или неразговорной любви, рано или поздно исчезает сама собой. Тебя распирает изнутри. И ты начинаешь старую как мир игру. Процесс ухаживания. Цветы. Комплименты. Подарки. Проявляешь предупредительность. Сверхпроницательность. Но… Потом ты понимаешь, что нужны настоящие слова. И они опаляют язык, когда ты начинаешь, запинаясь и мучительно перебирая все известные тебе выражения, говорить о чувстве. Проклятый язык ведет тебя не туда, ты сбиваешься, начинаешь снова и больше всего на свете боишься, что вот-вот раздастся смех…
– И кто же она? – немного нервно осведомилась Родионова.
– Может, вы ее не вспомните сразу, она работает в секретариате. Лариса Зиброва. Но это уже не важно… – Он встал со стула. – Не важно. Потому что разговор состоялся, и, увы! – она ответила «нет». Хотя я знаю, что мои чувства взаимны.
Он подошел к окну и прижался лбом к стеклу.
– А ты продолжаешь жить. Пролетают понедельники, среды, пятницы. Утро, день, вечер. Выходные, когда тебе страшно плохо, но еще хуже от сознания того, что завтра понедельник, – теперь его голос звучал глухо, почти невыразительно. Соня почувствовала странный холодок у сердца.
– И он наступает, – так же монотонно продолжал Виктор, – и приходит утренний лифт, в котором мы поднимаемся вместе. А вокруг еще пять человек. Мы на секунду встречаемся глазами, и словно огненная вспышка опаляет веки. Потом нужно смотреть в пол, чтобы не потерять отпечаток любимой на сетчатке глаза. Я выхожу на своем этаже, оставляя ее в кубе лифта, продолжающего движение. Моя несостоявшаяся любовь, моя любимая невозможность будет где– то рядом целый день, но не со мной. Странно, но я испытываю облегчение. – Он повернулся к Софье, и голос его потеплел. – Но это проходит. Говорят, что проходит. Надо погрузиться в работу, забыть обо всем, и тогда станет легче, ведь правда? Вы что-то говорили о новом проекте… Можно, я займусь им?
– Клин клином? – Соня сощурила глаза. – Ну что же, работа действительно исцеляет от всех бед. Получай.
И она протянула ему папку с документами.
– Спасибо большое! – Он прижал папку к груди, словно в ней действительно содержалось последнее, спасительное средство от безответной любви. – Вы мне так помогаете, я так вам благодарен. Спасибо, что выслушали меня.
