Глава 11
ЕЩЕ БОЛЬШЕ ЛЖИ
Возможно, мерзкое окружение Руссо делало его ложь такой низменной? Существуют ли вообще ложь бедных и ложь богатых? Если да, то в чем их различие?
Руссо тоже убежал из своего города из-за побоев. Как Вольтер. Только юный Руссо убежал из Женевы, а не из Парижа. Его били не около богатого особняка герцога де Сюлли. Это произошло в мрачной граверной мастерской, где он работал учеником. В его случае никто не вынимал шпагу. И никакая Адриенна Лекуврёр не лишалась чувств в нужный момент. Нет, его избивал грубый мастер, избивал метлой, которую потом вручал Жан-Жаку, чтобы тот мел пол. Там, где жил Руссо, не было оперного театра. Не было и короля, готового вмешаться в спор двоих мужчин и отослать одного из них в Бастилию.
Руссо был простым юношей, который сам пытался найти выход в темноте. Он старался отыскать то, чего ему так не хватало в жизни: любовь, деньги, радость, знания, яркие краски. Он убежал из Женевы, не имея заранее составленного плана. Просто перепутанная птичка так сильно била крылышками о прутья клетки, что вдруг увидела — через них вполне можно проскользнуть.
Итак, Жан-Жак решил бежать из Женевы. Спрятавшись за городскими стенами, он передал через приятеля записку своему богатому кузену Бернару. Жан-Жак просил Бернара прийти к нему попрощаться. Он боялся и надеялся, что кузен отговорит его от побега. Но Бернар и не думал этого делать. Он просто принес Жан-Жаку одежду и немного денег.
Когда Руссо увидал кузена, то был ослеплен блестящей металлической штуковиной, болтавшейся у него на бедре. Это была настоящая шпага. Он обязательно должен получить ее. Руссо тогда еще не мог предвидеть, что наступит день — и он сочтет эту шпагу либо ложью, либо орудием убийства, то есть грехом, совершаемым из гордости или из жажды насилия. Жан-Жак принялся умолять Бернара подарить ему шпагу, он говорил с такой страстью, что кузен не устоял и уступил. Он улыбнулся, представив, как этот мальчишка в затрапезной, бедной одежде повесит себе на пояс шпагу. Бернара сильно забавляли неуклюжие доводы младшего кузена — шпага ему, мол, необходима, чтобы отбиваться от разбойников по ночам или католиков, устраивающих облавы на кальвинистов. Бернар подарил свою шпагу Жан-Жаку. Из жалости.
Но даже теперь, когда шпага болталась у него на боку, Жан-Жак не решался покинуть предместий Женевы. Он надеялся, что известие о его побеге дойдет до ушей отца и тот позовет сына к себе. Пусть он даже побьет Жан-Жака — не важно, зато у него всегда будет кусок хлеба на столе и крыша над головой. Но отец не пришел…
Голод привел юношу к дверям дома месье де Понтверра, одного из тех савойских господ, которые целиком посвятили себя возвращению заблудших в католическую веру. Впервые за столько лет Жан-Жак сидел за прекрасно сервированным столом, покрытым дорогой чистой скатертью. В тарелке лежало отлично приготовленное жаркое, а из бокала доносился аромат восхитительного франжийского вина. Старик де Понтверр, предположив по своей доброте, что этот юноша пришел к нему в поисках религии, долго разговаривал с ним о богословии.
Так Жан-Жак вынужден был стать католиком.
— Сам Господь Бог привел тебя ко мне, — сказал месье де Понтверр. — Он требует, чтобы ты отправился в Аннеси. Там тебя ждет одна очень добрая, благочестивая дама, которой савойский король поручил спасать от заблуждений нестойкие души.
По дороге в Аннеси Жан-Жак размышлял о Боге не столько, сколько о принцессе. Он остановился возле красивого сельского домика и, подойдя к окну, исполнил серенаду. Юноша почему-то был убежден, что окошко откроется, оттуда выглянет прекрасная девушка и непременно поманит его пальчиком. А благочестивую даму — любительницу благотворительности, к которой его направил месье де Понтверр, Жан-Жак представлял старой девой. Но, вопреки ожиданиям, в Аннеси он встретил мадам де Варенс — еще молодую женщину, возможно слишком пухленькую, но это делало ее еще более привлекательной. Она была ослепительной блондинкой, с голубыми глазами, похожими на два драгоценных камня. У нее был серебристый голос — она всегда что-то шептала с присущим ей состраданием.
— Такой юный? И уже без крыши над головой? И странствует в полном одиночестве?..
Все, что он увидел, настолько взволновало его, настолько пронзило все ею существо, что юноша не смог сдержать лез. Его мечта о принцессе в красивом сельском домике осуществилась. Вот она перед ним, манит его пальчиком.
В мадам де Варенс было то, что очаровывало его. Он старался отвести от нее глаза, чтобы не лишиться чувств. Больше всего его волновала ее косынка, закрывающая шею и грудь. Косынка, которая одновременно скрывала ее пышную большую грудь и притягивала к ней внимание.
Боже, как волновала Жан-Жака женская грудь, волновала постоянно, на протяжении всей его жизни!
В Жан-Жаке постепенно крепло чувство, которое зародилось во время ласк его отца и шлепков мадемуазель Ламберсье. Теперь все его существо требовало сексуального опыта. И вот с чем ему пришлось вскоре столкнуться. Во время путешествия в Турин, в которое его отправила мадам де Варенс, Жан-Жак остановился в одном из странноприимных домов для новообращенных. Там он познакомился с молодым человеком — то ли мавром, то ли евреем. У него было неприятное, все в буграх и рытвинах лицо, кроме того, от парня страшно воняло табаком — мавр, не переставая жевал его. Жан-Жак постоянно ловил на себе страстные, призывные взгляды мавра. А однажды тот набросился на беднягу Руссо, нашептывая всякие гадости и осыпая его поцелуями. Жан-Жаку удалось освободиться от назойливого приятеля — и тут он увидел такое…
Жан-Жак побежал к старой экономке рассказать о странном поведении мавра. Ему необходимо было кому-то излить душу, успокоиться. Но чем могла помочь экономка? Эта женщина лишь пришла в ярость.
— Грязная собака! — закричала она. — Прокляни его!
Жан-Жак считал, что мавра нужно наказать и о его поведении следует доложить священнику.
Но экономка запретила делать это.
— О таком никто не должен знать, кроме тебя и меня! — предостерегла она юношу. — Ты пока никому об этом не говорил?
— Конечно не говорил, — ответил Жан-Жак.
— Тогда послушай моего совета, никому не говори об этом. Ну а если это повторится, приходи ко мне. Немедленно. Обещаешь?
Руссо пообещал. Но он был еще слишком молод, слишком неопытен и не мог понять, что пожилая женщина хотела добиться от него тех тайных интимных отношений, которые волнуют мужчину и женщину. Он, не придав особого значения данному ей обещанию, очень скоро рассказал другим постояльцам о случае с мавром. Вскоре его рассказ передавался из уст в уста.
На следующее утро, открыв глаза, Руссо увидел перед собой двух священнослужителей.
— Это безнравственное дело, сын мой, — начал один из них.
— Это запрещено, — вторил ему другой.
— Ну, ну, не беспокойся, — ободрил его первый, поднимая руки. — Неужели ты считаешь себя оскорбленным? Для этого у тебя нет никаких причин.
— Не ты совершил грех, — кивнул второй священник, — ты здесь ни при чем.
— Я пытался остановить его! — закричал Жан-Жак. — Никогда прежде я не видел отвратительного…
Первый священник погрозил ему пальцем.
— Разве я уже не объяснил тебе, что у тебя нет никаких причин чувствовать себя оскорбленным? Когда возникает безнравственное желание, виноват тот, кто совершил грех, а не тот, кого к нему принуждают.
— Ни один человек не несет ответственности за мысли и чувства другого, — согласился второй священник.
Жан-Жака озадачили его слова. Почему они все время твердят, что ему не следует из-за этого расстраиваться?
Первый священник вдруг признался:
— Я сам однажды стал объектом подобного желания. Конечно, я никогда на это не пошел бы, но меня захватили врасплох, и я не мог сопротивляться. Пришлось смириться. Ну вот погляди теперь на меня. Разве я от этого стал хуже?
Второй закачал головой в знак согласия.
— Никакой боли при этом не испытываешь.
Слова его тут же торопливо подтвердил первый:
— Абсолютно никакой.
В страхе Жан-Жак уставился на священнослужителей. Годы спустя он понял смысл и этого эпизода, и то, что этот странноприимный дом для новообращенных на самом деле был притоном «голубых».
Тогда ему и в голову не пришло, что его проверяли.
Жан-Жак пожалел, что не последовал совету экономки. Теперь его станут преследовать и выживать отсюда.
Нужно старательно учиться, решил он, нужно поскорее овладеть католической догматикой, поскорее креститься и убраться отсюда подобру-поздорову.
Чтобы уязвить его, продемонстрировать разочарование в нем со стороны всех жильцов странноприимного дома, отцы-наставники распорядились выдать мавру великолепную белую ризу[147], в которой тот щеголял во время торжественной процессии к церкви Святого Иоанна — там состоялось публичное отречение от прежней религии. Жан-Жак получил ризу покороче, серую с белым шитьем. Позади новообращенных шествовали служки с большими бронзовыми мисками, по которым они ударяли тяжелыми бронзовыми ключами. Так собиралась милостыня зрителей. Жан-Жак за свое крещение получил всего двадцать франков, он рассчитывал получить побольше.
