— Она не виновата, — немного погодя, проронил он.
— Ты меня больше не любишь? — спросила я.
— Любить, — задумчиво прошептал он, — мне не знакомо это слово.
Я вздрогнула.
В один момент все то, что говорил мне Рэй раньше, перевернулось и обрело совсем другой смысл.
Я стала цепляться за Рэя в попытке обнять.
Он не оттолкнул меня, только едва уловимо отшатнулся.
Я думала, что наша семья, мы трое: я, Рэй и Момо — стали одним целым, что границы между нашими телами стерлись, что мы проникли и растворились друг в друге.
На лугу на закате лета тело Рэя вытолкнуло меня из себя. Даже почувствовав это, я продолжала цепляться за него. Приблизив губы к самому уху, я шептала: «Не уходи». Он легко обнял меня. Его тело приблизилось ко мне, но мне показалось, что оно стало еще дальше. Он обнимал меня, но в его объятиях я вдруг почувствовала невыразимое одиночество.
— Я не позволю тебе уйти! — закричала я. Рэй сильнее прижал меня к себе, как капризного ребенка.
И вдруг мое сознание помутилось. В голову ударила мысль, что будь у меня сейчас в руках нож, я бы всадила в это тело его острое лезвие.
Брызнувшая фонтаном кровь залила бы меня с головы до ног, а я, дождавшись, когда последняя капля упадёт на землю, сжала бы в объятьях его безжизненное тело, уткнувшись лицом в бездыханную грудь.
Рэй спокойно смотрел на меня.
Плакать сил не было. Я ловила его взгляд, я безумно хотела Рэя.
— Я не должна была его любить, — подумала я. — Лучше бы ничего этого не было.
Взгляд Рэя ранил меня. Я ощутила боль и в то же время радость. Было так грустно, так одиноко, а вместе с тем радостно.
— Рэй, — позвала я.
— Кэй, — произнес он моё имя.
Над полем на закате лета висели комариные тучи.
До автобуса десять минут. Съежившись, я сидела на лавке рядом с пляжем Манадзуру, вокруг клубились комары.
Мелькнула огромная тень. Я посмотрела вверх, это птица пролетела мимо. Белые крылья с шумом рассекали воздух.
— Цапля, — произнесла я вслух, и тело, будто прилипшее к скамье, немного расслабилось. Цапля скрылась за вершинами гор. Я посмотрела на время. Короткая и длинная стрелки застыли на времени в десяти минутах до прихода автобуса. Хотя секундная стрелка исправно продолжала двигаться.
Цапля вернулась обратно, но уже вместе с другой. Одна уселась на крышу дома, стоящего у подножья горы. Вторая, покружив в поисках места приземления, выбрала крышу соседнего дома, опустилась и застыла в неподвижной позе, чуть согнув в коленях длинные ноги.
Черепица на крыше почти вся облупилась. Щели между уцелевшими пластинами заполнил мох, тут же расползся мискант, как бы сшивая мшистые островки между собой. Обветшавшие ставни окон наполовину вывалились из рам.
Лет через десять заброшенные дома становятся царством холода и пустоты, но потом, когда проходит еще больше времени, они превращаются в живые существа. Через трещины в стеклах, не прикрытых ставнями окон, внутрь дома вползли стебли дикого плюща. Почти все листья на нем пожухли и приобрели коричневый цвет, но под ними уже начала пробиваться свежая зелень.
Стены дома почернели и потрескались. Трещины, энергично испещрившие стены вдоль и поперек, были похожи на линии, которые кто-то специально нарисовал здесь, воплощая свою фантазию. Не переплетения плющевых плетей и трав, хозяйничающих в доме, вдыхали в него жизнь, а казалось, что само строение, давно утратившее свои изначальные формы, зажило своей собственной жизнью.
Поднявшись, я подошла к домам, где сидели цапли.
Прилетев сюда вместе, они уселись в разные места, а если приглядеться, даже отвернулись в противоположные друг от друга стороны. Крылья белые. Клюв черный, крепко сжатые пальцы жёлтые.
Толкнув створку, источенную насекомыми, я открыла ворота. Шарниры вывалились, и дверь медленно со скрипом упала на землю. Сад на удивление зарос несильно. Только короткая трава повсюду шелестела под порывами ветра.
Я прикоснулась к входной двери, ведущей внутрь дома, уверенная, что та заперта. Но, легко потянув за ручку, я без труда открыла её и, не снимая обувь, вошла внутрь.
С порога в нос мне ударил резкий запах плесени. Задержав дыхание, я раздвинула порванные сёдзи. На полке в верхнем углу комнаты стояли три фотографии. На одной, самой правой фотографии — женщина с аккуратной прической, на другой — мужчина в официальном костюме, а на третьей — маленький ребенок, лежащий в постели. Выглядывая из тонких рамок, они наблюдали с полки за происходящим внизу.
«Наверное, он умер маленьким», — подумала я, глядя на третью фотографию, стоявшую слева.
Сияние широко распахнутых глаз ребенка напоминало взгляд Момо. В самом дальнем углу комнаты тускло мерцала буцудан. Год за годом её позолота, выцветая, теряла свой блеск. Это был незнакомый, чужой мне ребенок, но на глаза все равно выступили слезы.
Когда этот город погрузился в молчание и темноту?
Таблички на всех домах сгнили, и имена их владельцев прочитать стало невозможно. От дома к дому, из комнаты в комнату я бродила по городу, осторожно ступая по пыльным татами и коридорам пустых жилищ, где не осталось ни одного следа той жизни, которая когда-то царила здесь.
Женщина так и не появилась. Хотя еще недавно, на пляже, зримо находилась рядом со мной.
Я не заметила, как на каждой крыше появились цапли. Слоняясь по комнатам, я думала о цаплях, нас разделяли только тонкие потолки и небольшое пространство до крыш. Недвижные силуэты цапель были единственными светлыми пятнами в мрачном пейзаже, окружавшем меня.
Я позвала, и пришёл Рэй.
— Мне одиноко, — сказала я, он едва заметно улыбнулся. — Обними меня.
Но Рэй не обнял. Только внимательно посмотрел мне в глаза. Он всегда обладал силой взгляда, но сейчас его взгляд был лишен этой энергии.
— Ты придёшь ко мне? — спросил он.
— Я хочу, — подумала я. — Но если я уйду отсюда, я не смогу жить. На это не так-то просто решиться. Чего я хочу сильнее: уйти к нему или продолжать жить?
— Придёшь? — вновь спросил он.
— Я хочу.
«Что мне выбрать?»
Рэй опять слабо улыбнулся.
— Да, наверное, самому на это решиться невозможно, — прошептал Рэй. Такой до боли знакомый шепот.
— А как ты решился?
— Но я же… — проговорил Рэй и опять внимательно посмотрел мне в глаза. Во взгляде появилась сила. Радужка излучала сияние. Я так хорошо изучила эти глаза. Часто, приблизив лицо, я вглядывалась в них. Вглядывалась так, чтобы запомнить их, хорошо запомнить и не забывать никогда. Обхватив ладонями его лицо, я умоляла: «Не уходи, стань моим».
— Разве не для этого я женился на тебе? — ответил Рэй, и его лицо приняло недоуменное выражение.
— Тебе недостаточно того, что мы вместе? Ты мучаешься, даже если я рядом с тобой?
— Неужели тебе мало того, что я просто есть? — немного разочарованно проговорил Рэй.
Таким был Рэй, это был Рэй, и поэтому со мной произошло все это.
— А ты меня сильно любишь. Да, Кэй? — Рэй засмеялся и отстранился от меня. Но он сделал это не грубо, а очень нежно.
Мне вдруг показалось, что эта нежность затягивает меня в иной мир.
Мои мысли. Постепенно опускаясь сквозь темные воды бездонного озера, они приняли сферические формы, перемешались с пузырьками, что мириадами проплывали мимо, погрузились в самые глубины и осели там, превратившись в неподвижные шары.
Рэй ничего не знал про эти мои мысли. Но ведь я тоже не знала. Про мысли Рэя, мамы, отца, Сэйдзи…
Я приехала сюда, ничего не зная о них.
Я взяла Рэя за руку и пошла.
Мы прошли поле, прошли сквозь воду, сквозь небо, опять вышли на поле и продолжали идти.
Я вела Рэя за руку, он тихо следовал за мной. Мы ушли далеко.
Навалилась усталость.
Я опустилась на скамейку на краю поля, Рэй сел рядом. Обняв его, я прислонилась к нему. Он погладил мне волосы:
— Ты постарела.
— А ты теперь не стареешь? — спросила я.
— Я же себя не вижу.
Я любовно прижалась к нему. Кружили цапли. Десятками, сбившись в стаи, они словно скользили над полем, широко размахивая крыльями.
— Это я убила тебя, Рэй?
Ответа нет.
Я стиснула его шею, но он не умирал.
— Я не такой слабый, чтобы меня могла задушить ты или любая другая женщина, — засмеялся Рэй.
Я ударила его по щеке. Короткий резкий звук, вылетев, сразу оборвался.
— Мне не больно, — опять засмеялся Рэй.
Я хотела убить его, не чужими, а собственными руками.
Почему когда любишь что-то, оно всегда ускользает и его невозможно удержать? Его тело, тяжесть которого я ясно ощущала, как-то незаметно потеряло формы и стало прозрачным, мои руки тщетно пытались удержать то, что мгновение назад было моим мужем.
Я принялась ощупывать сидящего на скамейке Рэя. От поясницы к талии, от груди к шее, по линии подбородка ко рту, носу, лбу, поддавшись неодолимому желанию, льнула с поцелуем, слюна наполняла рот, жадно сглатывала, что было силы, обвивала его со спины руками, сжимала, звала его, ощущала, как любовь сдавливает грудь, сдавливает невыносимо сильно, хотя я просто сидела рядом на скамейке, тесно прижавшись к нему. Грустно, грустно, его тело начинало таять, и вот исчезло вовсе, оставив одно воспоминание о прикосновениях к нему, вскоре и воспоминание рассеялось без следа, рядом уже ничего нет, но даже сейчас щемящее чувство не отпускало, оно не знало конца, взлетел коршун.
