– Извини… Роджер, правильно? Мы не знали.
– Нет проблем. – Роджер смотрит с высоты своего роста на Сидни. – Чего ты еще дожидаешься?
Сидни открывает рот, закрывает опять. Не видя сострадания ни на чьем лице, она встает и выходит.
Элизабет с Холли пропускают ее.
– Не будем больше мешать, – говорит Элизабет менеджерам и прикрывает за собой дверь.
* * *
Некоторое время они ждут снаружи. Вдруг окровавленная рука проедется по стеклу или на жалюзи швырнут чье-то тело? Убедившись, что бой будет тихим, Элизабет садится обзванивать клиентов, а трое ассистентов идут обедать. Вернее, пытаются пойти: уволенные бунтуют снаружи, и охрана никого не выпускает из здания. К часу дня голод грозит вызвать второй бунт, изнутри, и кадровики, сев на телефоны, обеспечивают доставку сандвичей к заднему ходу. Эти холодные резиновые изделия заставляют всех почувствовать себя виноватыми: безработные пристально смотрят, как оставшиеся берут сандвичи на контрольном столе.
– Ахх, – выдыхает Фредди. Проследив за его взглядом, Джонс видит Еву, выходящую из лифта с мужчиной в сером костюме, агентом «Альфы». Вид у обоих невеселый. Сердце Джонса начинает биться быстрее.
– Думал, ее выгнали? – ухмыляется Холли.
– Утром ее не было за столом, я и подумал – всякое может быть. Фухх! Во мне столько адреналина, что хоть сейчас приглашай ее на свидание. Знаете, как связывает людей выживание в катастрофе? Может, это сработает на меня.
Ева идет к столу.
– Не понимаю, что в ней такого, – говорит Холли. – Фигура не так чтобы очень. Видела ее как-то в спортзале один-единственный раз – думала, она в обморок хлопнется.
– Все правильно, – говорит Фредди. – Тебе не понять.
– В самом деле, Фредди, ты недостаточно хорошо ее знаешь, – вставляет Джонс. – Может, она серийная убийца. Мочит людей топором.
– С ее-то ручонками? – сомневается Холли.
– Раньше ты мне сам советовал ее пригласить, а теперь на попятный?
– Просто, может быть, она… тебе не подходит.
– Джонс сам на нее глаз положил, – дразнится Холли.
– Глупости. Не в том дело. – Джонс удерживается от вопроса «почему». – Просто Фредди может найти кого-нибудь получше.
– Нет, не могу! – рявкает Фредди.
– Да ты посмотри на него, – подтверждает Холли. – Коротышка в очках, пять лет на одной занюханной работенке… если Ева Джентис с ним пойдет, я накуплю себе лотерейных билетов.
– Аты, видать, плохо качалась, – язвит Фредди. – Вон под мышками обвисает.
– Во мне жира четырнадцать процентов, – возмущается Холли.
– Целых четырнадцать?! – Фредди хлопает себя по карманам. – Пойду покурю. Наверху увидимся.
В лифте Холли щиплет себя за руку с внутренней стороны.
– Ох и злит же он меня иногда.
Фредди, вернувшись в отдел, весь кипит.
– Знаете, что они делают?
– Кто?
– Меня отправили на зады из-за этой заварухи, а там рядом с генератором строят деревянную загородку. С надписью «Загон для курильщиков». Место для курения нам отвели!
– Фуу, – морщится Холли. – И зачем только компания на вас деньги тратит?
– Там коровы нарисованы! С сигаретами в зубах!
– А что, смешно, – веселится она.
– Они думают, это поможет – вот что меня достает! Они так далеки от народа, что думают, нам это понравится. – Фредди ищет поддержки у Джонса, но тот молчит. – Придурки!
– Я утром в спортзале слышала, что некурящим дадут лишний свободный день. Вот это они здорово придумали.
– Что? – раскрывает рот Фредди.
– Ну, я же не делаю по пять перерывов в день, чтобы пойти постоять на солнышке. Почему бы мне не получить лишний выходной?
– Я отрабатываю! Работаю сверхурочно!
– А я нет, что ли?
– Это дискриминация, знаешь?
– Я бы сказала, дискриминация – это когда ты перекуриваешь, а мы с Джонсом нет.
– Меня не впутывай, – говорит Джонс, сознавая все лицемерие своих слов.
– И потом, – продолжает Холли, – тебе-то какая печаль, если у меня будет лишний отгул?
– Ты только что верещала, как последняя сука, из-за того, что я пять минут покурил!
– Что? Как ты меня назвал? – кричит Холли.
– Эй, ребята, кончайте, – вмешивается Джонс. – Сейчас стрессовый период, нам надо держаться вместе.
Фредди тяжело вздыхает.
– Извини, Холли. Я не хотел. Только фиг я им буду торчать в загоне с коровами.
– Да куда ты денешься, – говорит после паузы Холли.
– Ох, как я ненавижу эту контору. Лучше б меня уволили.
– Ты это не серьезно.
– Точно, не серьезно, – хихикает Фредди. – Тут хотя бы компания хорошая.
– Чего? – вырывается у Джонса.
– Компания, говорю, хорошая.
– А, в смысле мы с вами. Я думал, ты про «Зефир».
Фредди и Холли выпучивают на него глаза.
– Знаете, ведь «Зефир» тоже можно улучшить. Изменить кое-что, чтобы всем лучше работалось. Тут столько всего можно сделать.
– Салага ты еще, Джонс, – говорит Фредди. – Что-то вроде этого предлагается каждый день. Предложения кидают в ящик, который стоит в кафетерии – то есть в бывшем кафетерии, – и больше о них ни слуху ни духу до общего собрания, где администрация вытаскивает самые никудышные и назначает комиссию для их рассмотрения. Через пару лет, когда все уже и думать про это забыли, мы получаем электронное извещение, что нечто похожее внедрено. Эффект обычно получается прямо противоположный, зато в ежегодном отчете можно упомянуть, что компания прислушивается к мнению своих работников. Вот что бывает, когда пытаешься улучшить «Зефир».
Что-то щелкает, совсем негромко – но все трое разом вскакивают и смотрят поверх стенки своей клетушки. То же самое делают все прочие сотрудники отдела обслуживания. Дверь совещательной комнаты открывается, и оттуда, сияя улыбкой, выходит Роджер.
* * *
Королева умерла, да здравствует король! Все толкаются, чтобы добраться до Роджера. Он переходит от одного к другому, пожимает руки, хлопает по плечам, целует в щеки.
– Я буду заботиться о благе народа, – провозглашает он, и народ ликует. – Мы начнем сызнова. Обещаю вам гору работы, а еще – уважение, признание и достойную награду. – Лица светятся радостью. Служба перемещения и спортзал улыбаются друг другу. Клуб и дизайн визитных карточек чокаются кофейными кружками. Они выстояли. В шестнадцать тридцать для них занимается заря нового дня.
Ассистенты отдела продаж пребывают в ошеломлении.
– Кто бы мог подумать, что Роджер… – говорит Холли.
Роджер подходит к ним. Ассистенты, расплывшись в улыбках, поднимают большие пальцы. Фредди хватает Роджера за руку и энергично трясет.
– Ну ты даешь, Роджер. Молоток!
– Ценю вашу поддержку. – Его взгляд перебегает с одного на другого. – Теперь у нас все пойдет по-другому. Мы кое-чем займемся. Выясним наконец, кто же взял этот пончик.
* * *
На улице дождь, но никто из уволенных не уходит. У женщин по лицам течет тушь, волосы у всех мелко кудрявятся, но гнев и не думает остывать. Выдвинуто предложение учредить постоянные пикеты. Список ходит по рукам. С требованиями еще не совсем определились, но одно бесспорно: мы этого не заслуживаем.
В вестибюле, где теперь нет никого, кроме Гретель и охраны, звякает лифт. Из него выходят Ева и администратор Блейк Седдон. Все девушки от него без ума: молод, хорош собой, и денег ему девать некуда. Теперь у него к тому же черная повязка на глазу. Гретель слышала, он получил травму, спасая из-под колес ребенка – прямо здесь, рядом с «Зефиром». Он улыбается, подходя к столу, и уголки губ Гретель сами собой загибаются кверху.
Ева занимает свое место, а Блейк направляется дальше, к стеклянной стене и шеренге охранников.
– Уух, – говорит Ева. – Ну и денек.
Гретель спрашивает себя, что же так измотало отсутствовавшую почти весь день Еву, но она давно научилась не задавать лишних вопросов.
– Да уж.
– Когда все это кончится, пойду и напьюсь вусмерть.
Гретель, которая давно знает, что подобные высказывания Евы не нужно считать приглашением, улыбается.
К ним подбегает охранник.
– Зонтик. Есть у нас зонтик для мистера Седдона?
Гретель извлекает из-под стола требуемый предмет. Охранник несет зонтик Седдону. Тот посылает улыбку в сторону Гретель, глядя при этом на Еву, и выходит навстречу орде.
* * *
Его встречают возмущенными криками. Блейк останавливается перед негодующей массой, вскидывает руку. Если он и чувствует, как они разъярены, то не подает виду. Просто ждет под своим черным зонтиком, когда все успокоятся.
– Друзья мои. Дорогие друзья!
Мгновение кажется, что толпа сейчас кинется на него, но до этого они еще не дошли. Ярость медленно возвращается в берега, и вновь заговорившего Блейка больше не прерывают.
