Оказавшись на том или на этом свете, первое, что человек увидит, – это именно тот или этот свет. Лампочку или солнце; далекое синее небо или тускло отсвечивающий потолок. А потом он услышит слово. Нежное слово матери или грозное слово Господа или какое-нибудь еще.
Слово было у женщины в белом халате.
– По-моему, он не наш. – Женщина вглядывалась через очки.
– Вы считаете? Но вчера он выглядел сильно загруженным.
– То-то и странно. Капаем, капаем, и всё без толку. Уж он весь опух.
– А что анализы?
– Два и пять этанола – ничего сверхъестественного. Мог бы проспаться элементарно.
– Значит, думаете, он не наш? Думаете – голова?
– Голова, никаких сомнений. Я уже вызвала специалистов. Пока что держите его в коридоре, чтобы был на глазах. Да, и прекратите капать.
Кровать с пациентом поехала, скрипя колесами. Остановилась она напротив сестринского поста, там, где под потолком мерцал неисправный светильник. Кто-то проверил заботливо, хорошо ли привязаны к койке руки и ноги больного.
– Слышал, голубчик? Специалисты едут. Они тебя скоренько распознают.
Светильник мерцал – от такого света можно было сойти с ума.
1
Последний «банкетоход» прогремел на реке и ушел в отстой. Чей-то мангал догорает на берегу. Осень; небо в алмазах. Черна, бесфонарна Зеленая зона, только мерцают вразбивку и гроздьями светлячки смартфонов. Голуболикие эльфы порхают между дерев, чатятся и хихикают. Уж осень, пора в реале приступать к половым отношениям.
Что-то мокрое, хладное тычется мне в ладонь. Здравствуй, собака. В нашей Зеленой зоне собаки не лают и не кусаются, только гадят. Прямо как их хозяева. Половину цивилизации мы усвоили, вторая никак не дается. Дорожки вот проложили, а фонарей нема. Ходим, вежливые, в потемках.
Счастливые ходят парами, выясняют свои отношения. Ждали осени, чтобы поговорить. Вдовые гуляют молча, зато они очень многое примечают. Скажем, ночную купальщицу. Белая в черной воде, женщина плавает голая каждую третью ночь. Наверное, где-то работает по скользящему графику. Подробностей разглядеть не получается, но это, возможно, к лучшему.
Вдовые в темноте охотно идут на контакт. Друг друга опознают по голосам и политическим мнениям. Внешность подвержена переменам времени, а голоса и мнения нет.
– Что ж, спасибо вам за дискуссию. Было очень приятно.
– Меня дискуссия освежает. Как-то, знаете, молодит.
– Со мною аналогично. Совершенно забыл про палочку.
– Прощайте!
– Прощайте!
2
Осень. Что делать, закатывать банки или открывать сезон? Во всяком случае, не мешает возобновить культурные связи. Анна Романовна вернулась из летнего небытия и записалась на маникюр.
Лучшая часть человечества концентрируется на фуршетах: «Простите… простите… простите… Ах! белое уже кончилось». Худшая ищет незанятые подвалы. Осенью не зевай.
А я ухожу в Зеленую зону, зеваю, дружу с собаками. Это мой личный выбор. Здесь относительно тихо. Где-то воют сирены «скорых», но далеко и нестрашно. В Москве постоянно кому-то плохо.
Наша Зеленая зона – оазис покоя в городе. Зона мира и толерантности. Здесь уживаются чайки с утками, барбекю с шашлыками и пиво с водкой. Эльфы на скутерах вежливо объезжают инвалидов в колесных креслах. Никакого взаимного беспокойства. Недавно один отдыхающий умер и двое суток сидел под деревом. Собаки, конечно, знали, да никому не сказывали.
По реке идет сухогруз; порт приписки – Кукуево. Мимо. Жизнь обтекает Зеленую зону. Анна Романовна сюда не ходит. Если хотите встретиться с ней, ступайте в литературный клуб.
Здесь бывают другие женщины – те, что гуляют с собаками и плавают нагишом. Есть женщины в Зеленой зоне, только с ними нельзя познакомиться. Нынче для этого Интернет. Так же, как рыбка в Москва-реке, женщины не идут уже на простую удочку. Нужны современные технологии плюс терпение и оптимизм.
Но заманить сюда Анну Романовну – несбыточная мечта. Нет таких технологий. Зеленая зона не для нее. Да и поздно об этом думать – на дворе уже осень.
3
День пожух и опал, потерялся в памяти. Завтра вырастет новый, похожий, только похуже и покороче. В природе без происшествий.
Зато во дворе назревают события. Возле выселенной пятиэтажки крутились какие-то личности, но не бомжи. Возможно, строительное начальство.
Утром приехали два агрегата, японский и южнокорейский, оба на гусеничном ходу. Один – гидравлический экскаватор, другой не знаю, как называется: длинная механическая конечность с маленькой страшной клешней. Раньше дома убивали «бабой», а теперь хирургическим методом. Клешня перекусывает дому жилы, и он осыпается сам. «Кореец» с «японцем» совсем не дымят, и шума от них самый минимум. Дискомфорта почти не чувствуется.
Самосвалы увозят домовый прах и куда-то его девают. Бывшие жители пятиэтажки не приходят ее оплакать. Я сделаю это за них: прощайте ночные концерты Маши Распутиной и «Любэ».
Сокрушение пятиэтажки расширило горизонт. Стало можно смотреть на соседний двор. Там примерно всё то же, что и в моем, но одно интересное обстоятельство: в этом дворе Анна Романовна держит свою машину. Маленький дамский автомобильчик. У ее мужа «паркетник», он помужественней и побольше. Супруги перемещаются независимо, каждый в своем экипаже, но это не означает, что спят они тоже раздельно. Хорошо бы узнать друг о друге побольше, мы же стали друг к другу ближе. Ночью наши дома перемигиваются окнами.
Увеличилась соляризация, осенью это важно. Только надолго ли? Вместо снесенной пятиэтажки что-нибудь да воздвигнут. И сверхнормативное солнце, и вид на машину Анны Романовны мне не принадлежат. Я в это не инвестировал.
Дом, которого уже нет, виден на гугловской фотокарте. Пугаться не надо, это фантом. Всё в порядке; его снесли; наша очередь пока не скоро.
4
В этом году уродились яблоки. Там, где сейчас Зеленая зона, раньше было село. Яблони одичали, но продолжают нести плоды. Люди, гуляючи, топчут их. У деревьев нет интеллекта, а у людей совести.
Каждый нечетный год здесь родится потерянное поколение. Но сокрушаться нечего – яблоки несъедобны. Слово «совесть» есть в Википедии, но его уже нет в лексиконе эльфов. Прелестные эти создания, кто они – новая форма жизни или мутация прежней? Человечество одичало, но продолжает плодиться.
Зона доступных радостей. Сладко в лучах уходящего солнца брюзжать и впадать в деменцию. Я хочу умереть под деревом; можно под этой яблоней.
После этого, в жизни иной, я стану спасателем на воде. Все уважают спасателей. Форт МЧС возвышается на ином берегу реки. Смертным нельзя на ту сторону, а спасатели плавают где хотят. Но обычно они ничего не делают, только смотрят на нас в бинокль. Доглядывают на расстоянии, как небесные ангелы. Стать бы одним из них. Анна Романовна плавала бы и запуталась в лилиях, а я бы слетел на помощь.
Женщины любят спасателей и, по моим наблюдениям, часто у них бывают. Женщин интересуют неординарные личности. Анна Романовна посещает литературные клубы и митинги оппозиции. Предоставляет супругу пользоваться своим отсутствием. Он, не теряя времени, сверлит в квартире стены. Духовная жизнь человека не смешивается с семейной, сколько ни взбалтывай их. В сердце у каждой женщины остается свободное место. Зарезервировано, но не занято.
Что же я, каковы мои шансы? Сидя под яблоней, я пытаюсь себя познать. Дерево мне помогает: дважды уже оно стукнуло меня по темени. Если это проверка на неординарность, то результат отрицательный – в голове моей даже не проясняется. Или яблоки слишком маленькие.
5
Это он, я почти уверен. Тот, о ком я внезапно подумал, вышел курить на балкон. Сейчас я ему задам: награжу геморроем, алкоголизмом, периодической шизофренией. Мелкий чиновник, кувшинное рыло: некреативен, аполитичен, лыс. Не читает даже в уборной. Самодостаточен, сидя в «паркетнике», но подумывает о подлинном внедорожнике.
Такими, как он, много погублено женских судеб. Без тумаков, без окриков, только одним удушением. Я уверен, что этот тип отнял молодость Анны Романовны. А годы ему помогли. И нет у него оправдания, и нет у нее утешения.
Сколько цветов завяло, не успевших раскрыться; сколько пало несозревших яблок. Осень подытоживает невеселый счет, а после его обнуляет.
́6
Зона вежливой отчужденности. На здешних дорожках не сходятся мужское начало с женским; вьются веревочки, а концы не связываются. Рыбка плещется в Москва-реке, да не ловится. Подружиться решительно не с кем, даже с собственной головой.
Отрезвляющая сила осени. Пора принимать решения или откладывать их еще на год. Надо смазывать сани или взбираться на печку.
Скоро Зеленая зона перестанет служить укрытием. Каково это, выбраться за ее пределы! Время в городе лимитировано. Переход через улицу: три-две-одна-ноль; секунды ценою в жизнь. Если спасся – шмыгнуть в метро. «Садитесь, пожалуйста!» – это я или мне уже? Всё меняется, всё в движении. Офисы переезжают со своими чайниками. «Здравствуйте, вы к нам по делу или просто так?» Не знаю, мне Анну Романовну.
