Ознакомительная версия.
Никогда не любили московские закупщики, да и не любят поныне, когда приходят к ним кавказские люди с целью предложить свой «очен харошый тавар атлычнава качэства». А не любят оттого, что знают: более ненадежных, подлых и двуличных болтунов, чем эти маргариново-жучковые коммерсанты, в природе не существует. Оставшись до сих пор на уровне кооператоров-цеховиков времен Застоя и Перестройки, многие из них так и продолжают соперничать по уровню выпускаемого продукта с дореформенной китайской экономикой, ставшей во всем мире синонимом ненадежности, и трансформировали свой любимый способ перерезывания горла барану в стиль ведения бизнеса. Жадные, недальновидные, коварные – каждый из них воистину «не шкаф и не музей, хранить секреты от друзей», таких же, как они сами, полуподпольных цеховиков. Откаты они платят крайне неохотно, отчаянно торгуясь из-за каждой копейки, и ненавидят закупщика лютой гипертрофированной ненавистью, тогда как уж им-то, с их подозрительными тортиками, на которых никогда нельзя увидеть подлинной даты производства, минеральной водицей, розлитой из-под крана и смешанной с некоторым количеством соды, носками, которые расползаются после однократного использования, салатами и майонезом, сделанными на основе ужасной бурды, им по определению нужно молиться на коррумпированного менеджера только за то, что он на свой страх и риск решился за взятку поставить под удар саму репутацию своей торговой сети и «пропихнул» на полки их товар.
Со сбытом у «Великана» никаких особенных проблем не возникло. Как уже и было сказано, все свои изделия они сбывали на столичных и подмосковных рынках, там, где традиционно хозяйничают их земляки. Землячество на Кавказе – это нечто, возведенное в высшую степень. Кавказский кодекс чести гласит: «Помоги земляку». Поэтому тортики «Великан» с не пойми как оформленными сертификатами, а то и вовсе без них, исправно портили желудки москвичей и материально обогащали Ионыча и его второго компаньона по имени Малхас.
Обычно Ионыч устраивал под окнами соседей театр одного актера, но если, бывало, к нему присоединялся Малхас, то начиналось шоу, от звуков которого подчас не спасали даже многокамерные стеклопакеты.
Ионыч и Малхас оба принимались орать в свои телефоны, и складывалось впечатление, что, понтуясь друг перед другом, они делали это на сотню децибел выше, чем каждый в отдельности. Они мерили двор по диагонали, обходили его по периметру, на некоторое время застывали на месте и при этом всегда находились на некотором удалении, очевидно, из-за того, чтобы не перекрывать друг другу звуковые поля. Для Геры это шоу двух грузин было, как он считал, лучшим реалити-комик-шоу. Он не дышал, вслушиваясь в вербальные перлы горе-кондитеров, и в самые невыносимые моменты беззвучно хохотал, согнувшись пополам до наступления рези в животе. Когда же было совершенно невозможно сдержать смех, он, захлопнув балконную дверь, давал волю легким и гоготал так, что стеклянная посуда в его квартире грозила вот-вот лопнуть.
Как и положено в классическом комик-шоу, фразы двух приятелей особенным разнообразием не отличались, и в основном репертуар был классическим:
– Э! Как дела? Знаю, что хуева дела, просто спрашиваю!
– Слюшай, мэнэ эта не эбет! Мнэ эта поххуй!
– Я шьто? Я ищяк, бля? Нэт, ты мэнэ скажи, ты думаеш, я ищяк?!!!
– Да я ее знаю, канэшна! Ана са мной эбацца хатела!
– И эта са мной тожэ эбацца хатела!
– И, бля, кароче, эта тож са мной эбацца хатэла!
– Ты шьто мэнэ мозг мой ийэбешь, да!
– Я чэлавэк канкрэтный!
– Я чэлавэк делавой!
– Я чэлавэк на связи двац четыре чса! Ты мэнэ можэш хоть кагда званить: хоть в тры чса ночи, хоть в пять чсов утра, мэнэ похуй!
Но коронной «примочкой» этого достойного сцены «Comedy Club» дуэта было:
– Я тваю маму йэбал!
– Я ее маму йэбал!
– Я его маму йэбал!…
…и так далее, по всей лесенке личных местоимений.
В перерывах между этими оборотами речи шли напыщенные понты о том, какой каждый из них великий бизнесмен, о том, что «вот-вот мы купим лична у (называлась фамилия крупного чиновника) 100 гыктар зэмли и пастроим там ахуенный завод, такой, что у нас будэт «Данон» сасать».
Обычно такие «заплывы» продолжались около часа, а то и больше. Для Геры некоторое время было загадкой: кем же является тот несчастный, что вынужден фактически каждый вечер выслушивать столь искрометный сленг и ухитряться, по-видимому, не теряя самообладания, что-то на это отвечать? Кто он, этот обладатель поистине железных нервов и адского хладнокровия? Гера даже мысленно нарисовал себе портрет этого страстотерпца: очевидно, что это был кто-то из членов администрации «Великана». Кто-то, кто держал ответ за сбыт всей сладкой продукции, например, коммерческий директор. И был он «осчастливлен» корпоративным мобильным телефоном, выключать который не имел права ни при каких обстоятельствах. Кто-то, кому было слегка за тридцать. Кто-то далеко не глупый и сдержанный, а сдержанность в ответ на скотское хамство – это несомненный признак интеллигентности человека. Кто-то, кого устраивало его финансовое положение. Гера был уверен в том, что заработная плата у этого коммерческого директора была невысокой. Но что-то заставляло его держаться за место. Что? Очевидно, «имеет левачка». В этом Гера хорошо разбирался, а услышав однажды очередной напыщенный спич Ионыча, он мысленно пожал руку своему «астральному по откатам братику», как назвал он про себя хитрюгу – коммерсанта из «Великана».
Котэ Ионович начал стандартно:
– Э! Как дела? Знаю, что хуева дела, просто спрашиваю! Щьто? Какой там «все нармально?» Я такой «нармально» маму йэбал! Вездэ взятки платим, на лапу этим пидаррасам-закупщикам даем, ты им сам дэнги мои возиш, а гдэ рэзультат?! Щьто? Какой наххуй «абарот увеличился в тры раза»? Я этот абарот маму йэбал! Щьто? Какой пилять «приход на сщот»?! Я такой приход маму йэбал! Щьто? Ты мэнэ спрашиваешь «пачиму»? «Пачиму», ты мэнэ спрашиваэщь?! Патаму пилять, щьто за такие аткаты, какие мы па тваей рекамендацыи вэзде платим, вэзде падарки-хуярки дайом, у нас такой приход на счот ат всех этих пидаррасов должен быть, щьто я их маму йэбал! Щьто значит «как они там рэшат, так все и будэт»?! Кто «они», пилять?! Закупщики, щьто ли?! Да я их маму йэбал! Ани, пилять, кто такие?! Ты им тагда зачэм каждый мэсяц каждому па столка дэнэг атвозиш?! За щьто?! Мы кагда на рынках таргавали, хуй каму платыли! А ты пришел, и стали с сетями-хуями работать и давай всем дэнги платить! Мы им платим, а ани нам хуй!
Затем Котэ Ионович на некоторое непродолжительное время замолчал, очевидно, выслушивая подробные ответы на свои не в меру эмоциональные вопросы, а после опять взорвался с новой силой:
– Да я их маму всех йэбал! Я вабще сам хачу с этими пидаррасами встретитца! А то мэнэ кажетца, щьто мы им дахуя платим! Пускай идут на встрэчу! Пускай сваи аппэтиты снижают! Мы болшэ всэх каму платым? «Арману»? Я ево маму йэбал! А кто там закупщик? Баба? Как завут? Как? Какая еще Суламифь? Эта што за имя?! Ланна, мэнэ похуй! Давай мэнэ с этай Суламифью встрэчу арганизуй! Давай звани ей прямо щас и гавари, што с ней Катэ Ионыч желают встретитца! Давай-давай, я жьду!
Гера откупорил новую бутылку пива, отпил глоток и мысленно пожелал неизвестному ловкачу выпутаться из этой неуклюже поставленной, но все же действенной ловушки. Тем временем во двор въехал «Мерседес» Малхаса, припарковался. Тот вышел из машины, привычно вопя что-то в телефон, но, увидев своего приятеля-компаньона без привычной трубки, повиновался рефлексу делать все так же и, проорав кому-то обидные слова про маму, прервал свой телефонный монолог.
– Здарова, Катэ!
– Э! Здарова, Малхас!
– Щьто тут делаещь?
– Званка жьду!
– Э! Ат каво званка жьдещь?!
– Ат нашэва камэрчскава дырэктара! Я йэво маму йэбал! Он дэнги, взятки-хуятки возит, а толку, сам знаеш, щьто мало!
– Да ладна тэбэ! Абарот в три раза поднялся, как этого на работу взяли.
– Ну, хачу, знаищь, чиста его просто припугнуть, а то абарзел! И хачу с кемнить из сетей встрэтитца, можэт, цэну сбавлю. А то вдруг этот наш камерческий дырэктар вазьмет, да и пропадет куденить, а мы с табой и не знаем никаво! Щьто тада дэлать будэм?! Он все на сэбя закрыл и адын все взятки развозит, а мы ничо не знаем. Можэт, он вабще ничо не возит никуда, а все себе в карман пиздит!
«Мыслит в верном направлении, – усмехнулся про себя Гера. – Бьюсь об заклад, что парень у вас не лаптем щи хлебает, а имеет с вас по полной программе».
В этот момент у Ионыча зазвонил телефон:
– Э! Щьто!? Пачэму нэ хочэт?! А щьто ана баится?! С грузинами дела иметь нэ хочет?! Да я их, ээээ, ее я маму йэбал! Щьто?! Уволитца хочишь?! Пачэму?! Да кто тэбэ нэ давэряет?! Все тэбэ давэряют! Не давэряли бы, ты бы у нас нэ работал! Ладна, давай! Все нармална! Малхас тэбэ прывэт пэрэдает.
Гера показал незримому хитрецу оттопыренный большой палец на правой руке.
Ознакомительная версия.
