— Цемент надо?
Алан покачал головой.
— Хорошо. С вас сто семьдесят долларов шестьдесят восемь центов.
Алан чуть не расхохотался и улыбался всю дорогу до дома. Так просто — элементарный обмен. Просто и приятно. Поглядел на камни. Покидал их в багажник, взвесил машину, продавец посчитал разницу, вычислил вес камней, взял где-то сорок центов за фунт. Красота.
Возводя стену, Алан наслаждался, как ему давненько не доводилось, хотя представления не имел, что делать и как. Инструменты купить забыл, поэтому цемент разводил в тачке и клал лопатой. Камни располагал логично, мазал цементом сверху и в щелях. Не имел понятия, долго ли будет сохнуть и прочно ли выйдет, когда высохнет. Надо было ждать, сначала выложить один ряд, потом следующий, но он так кайфовал, что не желал останавливаться. У него часто так бывало с задумками по дому и двору — хотелось закончить в один присест, и через четыре часа он закончил.
Отступил, увидел, что получился более-менее квадрат. Стена фута три высотой, в своей обыденности решительно средневековая. Но когда он поставил ногу на первые камни, оказалось, что цемент уже застыл. Алан пнул — стена не шелохнулась. Алан встал на нее — крепка, точно полы в доме. Это тронуло его до слез. Цемент! Неудивительно, что архитекторы его обожают. За несколько часов он выстроил стену, которую теперь разве что отбойным молотком расколошматить. Пожалуй, решил он, через несколько дней построим домик. Он мог построить что угодно. Еле сдерживал восторг.
Но потом нагрянули из отдела районирования. Проснулся наутро — а на двери красная бумажка. Велели прийти в мэрию, представить планы, получить разрешение. На трехфутовую стенку. Затем дебаты с этой сволочью из комитета по планированию, и толку от тех дебатов чуть. Алан строил стену, не соблюдая городских спецификаций, не нанимал лицензированного подрядчика, и поэтому стену придется снести. Заставили его заплатить двоим, которые отбойным молотком расколошматили его стену и садик в пыль. Раздавили овощи, все втоптали в землю. Растения умерли. Больно смотреть. И пришлось платить еще двоим, чтобы все это увезли.
Проснулся — небо тошнотно-серое. Спустился. Ни голосов, ни шевелений, никаких намеков на рассвет. В залах ни души, кухня пуста. Кто-то наконец повыключал лампы. Думал было залечь обратно, но понял, что не уснет.
Открыл парадную дверь, увидел внизу долину, в полумраке синюю и бурую. Сел на перила, пятьюдесятью футами ниже заметил овечье стадо. Овцы топтались в загоне, земля под ними — пыльные камни да редкие хохолки зелени. Столб дыма за горами расстегнул голубое небо, точно «молния» на штанах. Алан сходил в дом за фотоаппаратом.
Поснимал с дороги — съезд с горы, холмы, подпирающие землю за домом. Прошел дальше, свернул на центральную дорогу и направился в селение.
Долина безмолвствовала. Он остановился щелкнуть шипастое дерево, кустик белых цветов, старый пакистанский автобус — разноцветный, давно списанный и притулившийся на обочине. Сфотографировал бродячую козу.
Над ближайшим холмом всплеснуло пылью. Грузовичок — маленький белый пикап. Направился к Алану, остановился. Опустилось окно. За рулем человек лет сорока в чистой серой дишдаше. Похож на Юзефа, только выше и худее.
— Салам, — сказал он.
— Салам, — ответил Алан.
— Подвезти?
— Нет, спасибо. Вышел прогуляться.
— Фотографируете?
— Ну да. Чудесное утро.
— Я вас сверху увидел, — сказал человек.
Алан заозирался — на каком же это карнизе человек сидел? Тот мрачно улыбнулся:
— Много вы фотографируете.
— Пожалуй, — сказал Алан.
Что-то не так, но просачивается сквозь пальцы. Потом Алан понял.
— Из Америки? — спросил человек.
Вот оно что. Как всегда, на миг захотелось соврать.
— Да, — сказал Алан.
— Сколько фотографий-то. На ЦРХ что ли, работаете?
Теперь человек улыбался открытее, и Алана слегка отпустило.
— В свободное от основной работы время, — пошутил он. — Не всерьез.
Человек дернул головой, будто унюхал что-то неприятное, ненатуральное. Завел мотор и уехал.
Юзеф и Салем уже проснулись и оделись, Хамза расставлял чайные чашки. Салем сидел на веранде, как и накануне, играл на гитаре. Юзеф заметил Алана издалека.
— Алан! А мы уж думали, вас похитили.
Юзеф и Салем ухмылялись.
— Гулять ходил. Рано встал. Красиво тут на рассвете.
— Да уж. Мы завтракаем на воздухе. Вы за?
Хамза расстелил на веранде широкую белую скатерть, и все расселись. Хамза принес еще чаю, лепешек, фиников. Воздух прохладен, но вставало солнце, и Алан чуял жару на подступах, тепло камней. Сидели в тени. Алан хотел рассказать про человека в пикапе — сам понимал, что облажался, что будут проблемы, как минимум не обойдется без телефонного звонка. И однако понадеялся, что человек забудет, спишет Аланову шутку на дурное чувство юмора.
После завтрака окрыленный Юзеф помчался в дом. Вернулся с парой давешних винтовок. Алан решил, что последует очередная демонстрация, но Юзеф выложил на скатерть коробку патронов, 22-й калибр, и зарядил винтовку.
Меж чужаками и недавними друзьями в такую минуту неизбежна оценка ситуации. Алан много лет имел дело с оружием, оно его не напрягало, его не напрягал Юзеф, но сейчас он на миг замер, подумал о друге, о винтовке, об их позициях, о всевозможных мотивах и результатах. Все, кому небезразлична жизнь Алана, сейчас далеко. Алан доверял Юзефу, считал его другом, отчасти даже сыном, и все равно голосок в голове прошептал: «Ты не очень-то хорошо знаешь этих людей».
Юзеф оставил винтовку на скатерти и пошел в дальний угол балкона, где дом подпирала гора. Достал из кустов жестяную банку, поставил на низкий парапет. Прибежал назад.
— Ну-с, посмотрим, чего я еще стою, — сказал он.
Алан думал, Юзеф ляжет на живот или встанет, но тот сел, согнув ноги. Облокотился на колени, приклад на плече. Алан прежде не видал, чтоб так стреляли, но поза, в общем, резонная.
Юзеф прицелился в банку — ярдов двадцать — и выстрелил. Получилось негромко, все-таки не 45-й. 22-й калибр тихий, элегантный, щелкал вежливо, заявлял претензии учтиво.
Пуля исчезла в кустах. Юзеф промахнулся. Пробормотал что-то по-арабски, опустошил патронник, зарядил заново. Прицелился, выстрелил, и на сей раз банка, секунду поколебавшись, упала с парапета на дорогу, точно киношный ковбой с крыши.
— Очень хорошо, — сказал Алан.
Хамза побежал снова ставить банку.
— Теперь вы? — И Юзеф протянул Алану винтовку.
Алан взял винтовку, зарядил маленькую пулю с золотой гильзой. Винтовка совсем легкая. Хотелось встать или лечь на живот, но, видимо, обычай требовал стрелять как Юзеф.
Довольно удобно — превращаешься в треногу. Алан навел прицел, выдохнул и нажал на спуск. Слева от банки всполохнула пыль. Юзеф и Хамза оценили, но явно порадовались, что Алан стреляет хуже. Куда это годится, если Алан, немолодой, обрюзгший и в штанах хаки, сядет, возьмет винтовку и выстрелит точнее, чем они?
Что Алан и собирался сделать.
— Можно мне еще раз? — спросил он.
Юзеф пожал плечами и кивнул на коробку с патронами. Алан зарядил снова, приложил винтовку к плечу. Прицелился, выдохнул, нажал. Пуля вошла банке в брюхо, и та упала с парапета.
Все, даже Салем, одобрительно забормотали. Алан отдал винтовку Юзефу — тот широко улыбался.
Так оно и продолжалось минут двадцать — стреляли по очереди, ставили и решетили банку, — пока на дорогу не вылетела машина. Утренний белый пикап. Едва из кабины вылез взбудораженный шофер, Алан понял, что предстоит объясняться. Положение усугублялось тем, что, когда пикап подъехал, Алан как раз держал винтовку. Шофер направился к ним, и Алан отложил винтовку на скатерть — поближе к Юзефу, но так, чтоб и самому дотянуться. А то неизвестно, что сейчас будет. Лучше подготовиться ко всему.
Сначала шофер, тыча пальцем в Алана, обрушил на Юзефа поток арабского. Затем Юзеф вскочил, и Салем вскочил, и все трое заорали, а Хамза смешался. Он наверняка виделся с шофером каждый день — тот ведь жил в селении, — и нельзя было заспорить с ним в открытую, и нельзя было вслепую принять сторону Юзефа. Алан сел, изо всех сил излучая безвредность.
Наконец подошел Юзеф:
— Вы сказали этому человеку, что работаете на ЦРУ?
Алан закатил глаза:
— Он спросил, работаю ли я на ЦРХ и я пошутил, что сотрудничаю в свободное от основной работы время.
Юзеф сощурился:
— Это вы зачем так сказали?
— Пошутил. Шутка такая. Он сам спросил. Это идиотский вопрос.
— Для него — не идиотский. Теперь мне надо ему внушить, что вы не из ЦРУ Вот что мне сказать?
