Алану захотелось исчезнуть — на крышу сбежать, хоть куда-нибудь. Но тут его осенило:
— Скажите, что будь я из ЦРХ я б не трезвонил об этом первому же, кто спросит.
И Юзеф рассмеялся. Слава богу, подумал Алан. На миг все едва не ускользнуло — от него, от них, — и Юзефу, и Юзефову отцу, и Алану грозили всевозможнейшие неприятности. К обеду Алан уже сидел бы в такси на пути в Джидду. Но ему удалось растопить лед, напомнить Юзефу, кто таков Алан, кто они оба такие. Они друзья, между ними доверие.
Юзеф повернулся к шоферу, обхватил за плечи, повел к пикапу. Шофер забрался в кабину и еще пять минут сидел за рулем, а Юзеф невозмутимо разговаривал с ним через окно, иногда выразительно указывая на Алана. Затоптал еще теплившиеся угли гнева, и вскоре беседа завершилась.
Когда пикап уехал, Юзеф вернулся, сел и нарочито выдохнул.
— Зря вы это сказали.
— Я знаю.
— Люди таких шуток не понимают.
— Я так и подумал, едва рот закрыл.
— Это как в аэропорту при досмотре пошутить, что у вас бомба.
— Мне тоже это в голову пришло.
— То есть мы друг друга поняли.
— Мы всегда друг друга понимаем.
— Почти всегда.
— Простите.
— Нормально. Давайте еще постреляем.
И они стреляли, пока Салем не объявил, что предпочел бы хоть глянуть на окрестности. Сели в грузовик Юзефова отца, и Хамза повез их вниз, в плоскую долину и по деревне. Грузовик медленно полз по ухабам — неясно, зачем вообще в нем ехать. Пешком быстрее и не так нелепо. В деревне — немудреные хижины, крепкие частные саманные дома, жилье на несколько квартир. От силы сотни две народу, однако есть крошечная школа, поликлиника, мечеть и даже какая-то, похоже, гостиница.
Миновав горстку центральных зданий, они пропылили по дороге через долину и, проскочив узкий проезд меж двух огромных камней, очутились в долинке поменьше. Краткий спуск, взору открылась следующая деревня, и Хамзе было велено остановиться.
— Тут жили мои дед с бабкой, — сказал Юзеф, кивнув на обшарпанную лачужку. Несколько тысяч плоских камней, без раствора. Сложена каких-то лет восемьдесят назад, но и в иную эпоху смотрелась бы вполне уместно.
Они вышли из грузовика, и Алан вслед за Юзефом через окно залез в дом. Одна-единственная комнатушка. Крыши нет, но остались округлые балки. Юзеф снял солнечные очки, нацепил на диш-дашу. Глотнул воды из пластиковой бутылки.
— Я бы даже не знал, как тут жить, — сказал он. — Вот вы представляете?
Они вернулись в грузовик.
Еще несколько часов лениво катались по долинам, вверх-вниз по разбитым дорогам. Видели невероятные каменные формации. Камни с двухэтажный дом, наполовину выдолбленные, точно пустые шлемы. Съездили на хребет над долиной Юзефова отца, поглядели вниз на деревню. Отсюда она казалась невозможно крошечной, хрупкой, из тех селений, что в считанные мгновения бывают сметены внезапным цунами, целиком похоронены под мелкой лавиной. Немыслимо поселиться здесь даже на день-два, не говоря уж о столетиях. Судьба местных во власти любой засухи, любого затора на единственной дороге — мало ли, сель, упавшая скала. Глядя на долину, на труд человеческий, столь незначительный подле труда ветров и воды, Алан в который уж раз подумал: «Людям не надо здесь жить». Людям не надо селиться среди камней, где нет воды и дождя. Ну и где им селиться? Природа внушает человеку, что намерена убивать его повсюду. На равнинах насылает торнадо. У побережья цунами стирает столетия труда. Землетрясения глумятся над любым строительством, над любой надеждой на постоянство. Природа хочет убивать, убивать, убивать, насмехается над нашим трудом, отмывается дочиста. Однако люди живут где в голову взбредет, живут здесь и процветают. Процветают? Живут. Выживают, размножаются, отсылают детей в города на заработки. Дети зарабатывают деньги, возвращаются, ровняют горы с землей, в этой же самой невозможной долине строят замки. Человечество трудится у природы за спиной. Заметив и собравшись с силами, природа вновь стирает все с листа.
По пути в крепость миновали двоих — они строили каменную стену. Обстановка замечательно походила на ту, в которой работал Алан, — груда камней, полная тачка раствора.
— Можно мы остановимся? — спросил Алан, еще сам не сообразив зачем.
Хамза затормозил. Двое оторвались от своего занятия и помахали. Юзеф поздоровался через окно, пошутил по-арабски. Те засмеялись и подошли.
— Спросите их, не надо ли им помочь, — сказал Алан.
— Я им помогать не буду, — растерялся Юзеф. — В смысле — вы? Хотите помочь?
— Хочу. Очень хочу.
Несколько минут Юзеф и Салем пытались его урезонить, затем Юзеф поговорил с рабочими и те согласились. Приставили Алана к работе, а Хамза, Юзеф и Салем уехали.
Алану поручили мешать раствор, чтоб не застыл, порой добавлять воды, а когда с раствором все нормально, отбирать подходящие камни. Работа продвигалась медленно, языковой барьер всех бесил, но Алан радовался: он на воздухе, работает руками и ногами, потеет в рубашке и хаки, и к вечеру они построили футов восемнадцать. Три фута в высоту, прочная стена, гораздо лучше, чем у него на дворе. Ему кивнули, пожали руку, и тем все закончилось.
В замок возвращался уже на закате. Не заблудишься: откуда ни взгляни, над долиной маячит крепость. Алан добрался через двадцать минут — Юзеф и Салем все сидели на парапете, и Салем бренчал на гитаре.
— Развлеклись? — спросил Юзеф.
— Поначалу да. Под конец геморройно, — ответил Алан.
Юзеф и Салем расхохотались. Мол, вот дурак-то, а?
У Юзефа горели глаза.
— После ужина у меня для вас сюрприз. Вам понравится.
Салем, уже в курсе, подтвердил, что Алан будет в восторге.
— Какой сюрприз?
— Хотите на волков поохотиться?
— Зачем? Где?
— Тут, оказывается, в последнее время волки задирают овец. Будет охота. Нужны все, кто умеет стрелять.
Алан уж сколько лет не получал предложений заманчивее.
— Еще как хочу, — сказал он.
— Я ж говорил, — сказал Юзеф Салему.
— Я и не спорил, — ответил тот. Взял гитару и тут же сочинил песню про Алана и охоту.
Неплохая вышла песня, надо сказать.
После ужина к дому подкатили два пикапа. Салем снова побежал прятать гитару. Пикапы белые, но за рулем не было человека, который заподозрил в Алане цэрэушника. По четыре человека в пикапе, сверстники Алана и старше, да еще пара-тройка подростков.
Алана позвали в кабину первого пикапа, но он предпочитал остаться на воздухе. Свежая, ясная ночь — не хотелось ничего пропустить. Мужчины загалдели, но вмешался Юзеф — заверил их, что именно этого Алан хочет и лучшее гостеприимство — исполнение желания. Обычно Алан не упрямился, но заупрямился теперь — после долгих недель в стерильном отеле он жаждал ночного воздуха, звезд, болтанки в кузове.
Забрался в кузов с двумя младшими двоюродными и пожилым мужчиной. У всех винтовки. Юзеф ехал пассажиром в кабине.
— Вы едете? — спросил Алан Салема.
— Вы издеваетесь? — сказал Салем. — Пока-пока.
Пикап заурчал, проснулся и потащился вниз по дороге. Человек напротив Алана, примерно его лет и сложения, улыбнулся. Алан протянул ладонь:
— Алан.
Тот пожал ему руку:
— Атиф.
Все подпрыгнули на рытвине. Приземлились, хохоча. Атифа, надеялся Алан, не известили о том, что Алан может оказаться агентом ЦРУ Алану хотелось простоты бытия собою — то есть никем.
Атиф задрал на него подбородок:
— На волка раньше охотиться, мистер Алан? Алан покачал головой.
— Но раньше… — Атиф не вспомнил слово «стрелять» и изобразил, как стреляет из своей винтовки. — Это делать?
— Да, много раз, — сказал Алан.
Атиф склонил голову, несколько озадачившись.
— Но не убивать зверь?
— Нет, — сказал Алан.
Атиф улыбнулся. У него наблюдалась острая нехватка зубов.
— Убивать человек?
Алан засмеялся:
— Нет.
— Едать зверь? — спросил тот.
— Да, — ответил Алан.
На некоторое время это Атифа успокоило, но затем в глазах его блеснул осколок озорства.
— Едать человек?
Алан решил, что можно рассмеяться.
— Нет.
Атиф улыбнулся:
— Ни раз не едать человек?
Алан снова решил рассмеяться.
Атиф взял Алана за руку, снова пожал.
— Хорошо, — сказал он.
Дороги были плохие, и чем выше в горы, тем хуже. Пикап ржал и хрюкал, и Алан вслух недоумевал, какие волки задержатся вблизи их оглушительного конвоя.
Наконец остановились на вершине хребта, двоюродные вылезли, помогли Алану спуститься. Из другого пикапа вышел Юзеф. Он заряжал винтовку.
