На фотографиях Антонины все получились без голов, а на общем семейном снимке Димка остался один с кульком на руках. В кадр попала лишь взмахнувшая Ивгешкина рука.
Всходы виртуальных полей
Сайт колхоза “РОССИЯ”, который Коля и Овик затевали ради забавы, чтобы занять свободное после арбузной страды время, неожиданно для них самих вызвал большой отклик в интернете, каждый день на него заходило много людей, между ними разворачивалась полемика. Димка недоверчиво перечитывал комментарии людские и поражался созвучию их мыслей своим собственным, душа радовалась тому, как, оказывается, много серьезных людей, желающих приносить бескорыстную пользу окружающим, думающих о своем будущем и будущем страны. Откуда они взялись такие?!
“Человеку в целом начинает все представляться "по барабану". Не его земля, не его плоды труда. Он почасовые получил и был таков! — писал некий Вкладчик. — Государство должно было просто сдержать свое слово, когда в 90-х кинуло клич разбирать землю колхозно-совхозного пошива. И не надо мне грузить про “кому надо — тот работает”; я там был, и лапы мозолил, и моя семья всем гамузом корячилась со мной в Нечерноземье. Нас всех кинули тогда, элементарно”.
“Я считаю, что жизнь в городе становится невыносимой! — отвечала ему женщина с ником Харошая. — Нет радости в воздухе. Вижу по себе и окружающим. Мы живем как сельди в бочке. Что мы видим сегодня в мегаполисах? Пробки, давки, криминал, разврат и т.д. Можно долго перечислять. Болезни от скопления большого количества людей. И дальше будет только хуже. Не дай бог отключат электроэнергию. Это коллапс. Помните, в Москве такое уже случалось. Я не пытаюсь нагнетать обстановку, но сегодняшние реалии таковы. Я считаю, что концентрация жизни в мегаполисах — это ущербный путь развития. Нас всех тянет к природе. Пора это понять. Никакие деньги не заменят тишину, покой и здоровье. Алкоголь и наркотики — это всего лишь уход от реальности и только усугубляют ситуацию. Да в деревнях повальный алкоголизм. Но это от безысходности. Людям нужно дать возможность нормально жить. Приток новых людей, интеллигенции и денег в сельскую жизнь не сразу, но постепенно улучшат, оживят сельскую действительность. Это вопрос времени. Я считаю, что есть отличный Путь и выход из кризиса, который сложился в мегаполисах мира, в том числе и Москвы. Мы адекватные ребята и реально готовы приехать в ваш колхоз весной этого года, чтобы начать с вашей помощью новую жизнь. С уважением, Харошая и вся семья Ивановых, Челябинск”.
“У меня есть положительный опыт жизни за городом у ряда моих знакомых. Конечно, поселки городского типа в пределах 40—50 километров от МКАД “деревней” назвать сложно, но люди, живя там, видят в этом ряд преимуществ. Так, например, один знакомый уехал с Арбата и живет в районе Звенигорода. При этом он говорит, что будучи на Арбате его ребенок регулярно болел какой-то аллергией, кашлял, плохо себя чувствовал и т.д. А живя в обычном деревенском доме, без централизованного отопления (дом отапливается дровяной печкой), он чувствует себя намного лучше и вполне доволен своей жизнью”.
Коля распечатал и показал Димке резюме двадцати семей, откликнувшихся на их призыв из Екатеринбурга, Челябинска, Оренбурга и Магнитогорска. Среди них были финансисты, компьютерщики, врачи, учителя. Почти все они были их ровесники — от тридцати пяти лет, с маленькими детьми. Все в основном планировали поступить следующим образом — продать собственное жилье, оставив однокомнатную квартиру для детей, чтобы те могли вернуться в город на учебу, а там уже решить для самих себя свой дальнейший путь.
Много было одиноких людей, уставших ходить по кругу городской жизни. Были и словоохотливые извращенцы, мечтавшие о жизни большой дружной семьей, о всеобщем духовном и телесном соитии, о новой религии, о групповом тантрическом сексе на сеновале и так далее.
Были и крепкие заводские пенсионеры после шестидесяти лет, решившие, видимо, выбрать их места в качестве пожизненной дачи, “домика в деревне”.
Откликнулись даже несколько молодых людей, потомков ченгирлауских “кулаков”, высланных в тридцатые годы прошлого столетия из родных мест в Среднюю Азию.
— Только ради этого стоило жить! — сказал Димка. — Я рад, что так много умных и добрых людей сюда приедет!
— А нас не посадят? — вдруг спросил Овик.
— Чего бояться? — отвечал Коля на всеобщую тревогу и страх. — Они взрослые люди, это проявление их гражданской позиции, их волеизъявление. Мы им поможем, чем сможем, а там пусть сами решают. Тем более что все они, как видишь, не рвут окончательно с прошлой жизнью.
Для пробы написали официальные приглашения семьям врачей Винс и Зайцевых, семьям учителей Вдовкиных, Чулковых, Насакиных, семьям инженеров Тюкиных, Самошкиных и Каргиных. Написали доброе пригласительное письмо потомкам “кулаков” из Челкара, Атырау, Бишкека.
Через неделю с ООО “Тагил” был заключен договор на оказание услуг по ремонту бывшего колхозного интерната, столовой и бани.
Озимые
Бессонные ночи изматывали Ивгешку, убивали всяческие желания. Сашенька часто болела, точно ей нужно было испачкаться в земном, испробовать все болезни.
Тот, кто не имеет детей, никогда, наверное, не поймет до конца своих родителей, не ощутит кровную непрерывность с ними. Сашенька на многое открыла ему глаза. Дима только сейчас по-настоящему поблагодарил отца и мать за муки родов, за бессонные ночи, за взрослую необходимость принимать решения, за желание отвечать не только за себя, за ответственность перед новым, другим человеком, за трудную любовь, за неизбежный эгоизм детей и этих вечных слов: “А зачем вы меня родили? Я же вас не просил”.
Однако Сашенька не объединила Ивгешку с Димкой. Мало того, девочка словно бы стала сообщницей матери в ее скрытой, ненужной и разрушительной борьбе с мужем. Однажды, после очередной задавленной вспышки неудержимого желания, Димка, не придавая тому никакого значения, прошел несколько раз мимо заднего двора Амантая. Но когда в воротах появилась Альбина, он понял, куда влек его мучительный телесный зуд.
И если Димка обожал и поклонялся Ивгешке, как женщине и матери, даже не требуя от нее плотского удовлетворения, то здесь всецело поклонялись и самоотверженно служили ему, как хозяину, как сильному самцу. Его привлекала сладкая бесстыдность Альбины, неутомимость, простота доступности и развратная умелость. Но он не любил ее, и не было окончательного проникновения, полного слияния между ними, всего лишь поверхностное взаимное удовлетворение. Конвульсии ее наслаждения забавляли его, а стоны раздражали и в конце концов смешили.
— Ты чья будешь, Альбина? Кто ты, вообще?
— Я же внучка Рабиги! Ты разве не помнишь, как мы у твоего деда тележку соломы сожгли, когда спичками баловались?
— А-а, вон оно что.
— Ты смотри не влюбись в меня! — строго сказала она. — Я Ивгешку уважаю, она хорошая.
Димку удивила эта вечная женская самоуверенность, сродни неопасному помешательству.
Яровые
В конце апреля приехала семья Зайцевых. Все “правление” колхоза опекало их, как самых дорогих гостей.
В начале мая появились Вдовкины, Завьяловы и Бражниковы — потомки “кулаков”. Эти “кулаки” не стали располагаться в общаге, они договорились со строительной фирмой в Соль-Илецке и начали возведение “родового поместья”. Их примеру последовали Рубцовы, а Зайцевы и Вдовкины купили дома старушек, вместе с ними в качестве “бабушек” для своих детей.
Стали загораться окна “хирургической” в заброшенной больнице. Засветилась настольная лампа в “учительской”. Никитины стали разбираться с колхозной бухгалтерией и поговаривать о льготных кредитах и нацпроектах.
Провели колхозное собрание. Приехавшие люди еще не столкнулись с трудностями, и потому в клубе царила эйфория, свойственная всем благим начинаниям. Но Димка с радостью увидел будущего председателя. Это был Василий Кандауров, бывший продавец лифтов из Магнитогорска — большой лысый мужчина с дочкой и женой художницей. Есть люди, которым приятно и не обидно подчиняться. Он очень дельно говорил, Димка даже заслушался. А Василий осторожно посматривал на него, чтобы понять, не нарушает ли он его властную границу, не забирает ли полномочия. Со всеми приезжими было на удивление легко — самодостаточные, вежливые, тактичные люди, со своими идеями, предложениями и желанием работать. Вместе с ними отмечали Пасху и Первомай, День Победы и Сабантуй, выезжали на тарантасах в Первый лесок, расстилали ковры. В баклушах, защищенных высохшими, корявыми деревцами, ловили карасей и готовили уху.
Люди попробовали все напитки, привезенные с собой, а в итоге перешли на местный самогон. Это закономерно — в Германии лучше всего пьется пиво, в Испании портвейн, в Крыму Массандровские вина, а здесь самогон, как субстанция этих мест, в которой чудесным образом сгустились аромат, горечь и печаль степная.
