Он не стал садиться с нею рядом на диван, а сел так, чтобы видеть не столько экран, сколько ее лицо. Ему была интересна ее реакция. Балерина, например, через четверть часа уснула. Но Элла и не думала спать. Она то и дело восклицала:
— Боже, какая прелесть, какая мордочка! Ой, я не могу, так хочется его пожамкать! Господи, с ума сойти! Митя, он и вправду разбился? Да?
— К сожалению. Потом выяснилось, он был больной, словом, не жилец.
— Жалко его. Ой, а как же это…
Фильм шел сорок пять минут и смотрелся на одном дыхании. Элла была в полном восторге. Он видел, что восторг совершенно искренний. Ему довелось слышать уже немало восхищенных отзывов от специалистов-зоологов и кинематографистов, но почему-то восторг этой женщины, немного наивный, доставил ему огромное удовольствие.
— Но как же вы это снимали? Сколько времени?
— В общей сложности больше года.
— С ума сойти! А вы их трогали?
— Конечно!
— Они приятные на ощупь?
— Да нет, не слишком, а когти у них — просто ужас! Так что особенно жамкать не рекомендуется, — засмеялся он.
Она вдруг залилась краской.
— Бабушка так говорила…
— Все, мадам, пошли на кухню, ужин готов.
Стол на просторной кухне был уже накрыт.
Из духовки пахло жареной курицей.
— Садись, я сейчас.
И он торжественно вытащил из духовки глубокий противень, на котором стояла бутылка с насаженной на нее курицей.
— «Курица в полете»? — расхохоталась Элла.
— Откуда ты знаешь? — обескураженно спросил он..
— Так это, можно сказать, мое коронное блюдо!
— Серьезно? — огорчился он.
— Более чем.
— Очень простое блюдо, удобное… — словно бы оправдывался он. — Собственно, не надо ничего уметь, сунул в духовку, и все, главное — не спалить. Кстати, я научился этому у.., бывшей жены.
Она практически не умела готовить.
— Отважная женщина!
— Почему?
— Я сегодня утром видела по телевизору, как она готовила наперегонки с итальянским профессиональным поваром.
— Лира?
— О нет, Зоя Звонарева!
— Ты с ней училась в школе?
— Разумеется. Только она переделала себе нос.
— Переделала нос? — ахнул он.
— Ну да. Раньше он у нее был длинный и тонкий, а теперь какая-то пимпочка!
— С ума сойти, я не знал… Она мне не говорила… Слушай, а что же она там готовила?
— Какую-то пакость. И еще утверждала, что все ее мужья с восторгом это ели.
— Совсем офонарела!
— Митя, давайте уже есть курицу!
— Ох, прости, прости! Но ты так меня удивила, — бормотал он, снимая курицу с бутылки и довольно ловко разделывая ее. — А знаешь, чего она сегодня от меня требовала? Чтобы я пришел к ней и изобразил любящего мужа в передаче «Пока все дома».
— Очень в ее духе. Плюнь в глаза — божья роса.
Но боюсь, мы сейчас начнем перемывать ей косточки, а это все-таки не слишком способствует пищеварению.
Он расхохотался и положил ей на тарелку курицу и рис, аппетитно пахнущий карри.
— Ну как?
— Вкусно, — сказала Элла вполне искренне.
Кроме двух фиников утром и одного куска кекса на работе, она сегодня ничего не ела. Да и в предыдущие дни столько готовила, что почти не могла есть.
— Мне Славка говорил, что ты готовишь какие-то чудеса… А я так примитивно тебя кормлю.
— Ну почему примитивно? Рис просто потрясающий! Дайте рецептик!
Как с ней приятно есть, она совсем не жеманится и так явно получает удовольствие от этого процесса…
— Знаешь, давай в ближайшие дни сходим в какой-нибудь хороший ресторан! Мне так нравится, как ты ешь… Помню, я студентом по уши влюбился в одну девочку. Мы учились во ВГИКе — я на операторском, она на актерском. Красоточка была, надежды подавала, я млел как идиот и решил, что женюсь, пока не увели… Пригласил домой познакомить с родителями. Мама постаралась, наготовила всего, она у меня тоже кулинарка великая. А Вика пришла, от всего отказалась, мама рассердилась, папа стал ее уговаривать, и тогда она согласилась съесть «разве что немножко оливье»! Возмущению мамы не было предела.
— Может, она стеснялась?
— Да то-то и оно, что нисколько. Просто она считала, что получать удовольствие от еды — дурной тон. С тех пор у нас в семье, когда кто-то плохо ел, говорили: ну возьми хотя бы «немножко оливье»!
— И вы не женились на ней?
— Нет, — рассмеялся он, — мама умела так высмеять моих девушек, что я сразу терял к ним интерес.
— А как же Лира? Ваша мама ее не раскусила?
— Видишь ли, когда я на ней женился, родители работали за границей и я их поставил перед свершившимся фактом. Надо было видеть мамино лицо. Но мы ведь не хотели о ней говорить… Элла, да ты совсем спишь.
— Дайте мне чашку кофе, я проснусь.
— Зачем? Если хочешь спать, спи.
— А вы обещали отвезти меня.
— Как скажешь! Я потому и не предлагал выпить, догадывался, что ты запросишься домой.
— Спасибо. За все большое спасибо. Мне у вас очень понравилось. И фильм ваш просто потрясающий… И кот!
В машине она почти сразу уснула. Он смотрел на нее с грустью. Боже мой, какая женщина, как с ней легко и просто. Она совсем ничего из себя не строит. С ней уютно даже в машине. Вот она спит, посапывает рядом, а у меня в душе разливается опасное тепло… Нет, Митяй, опомнись! Это сейчас она милая, уютная и беззащитная, а потом… Кто знает, какие жабы могут обнаружиться под этой прелестной оболочкой… Ты уже однажды купился на милую бесшабашность, бытовую неприхотливость Лиры. А что оказалось? Нет, хватит с меня. Да и зачем я-то ей нужен? Она еще молодая, ей надо замуж, она такая домовитая, она задушит меня своей заботой, разбалует, я буду из всех экспедиций стремиться к ней под крыло, а она в один прекрасный день меня этим крылом и прихлопнет. Да и вообще, я не способен к нормальной семейной жизни. Зачем давать женщине надежду, если знаешь, что не сможешь ее оправдать? Тем более такой женщине. Она цельная натура, сколько лет любила какого-то уголовника, может, и сейчас еще любит… Но как к ней тянет…
Как хочется вот сейчас остановить машину и накинуться на нее… А может, просто объясниться с ней по-честному, сказать — так и так, я не могу жениться, не хочу обманывать, согласна принимать меня таким — отлично, нет — очень жаль и давай расстанемся без лишних драм. Ах боже мой, зачем ты, Митяй, опять наступаешь на те же грабли? Она, конечно, согласится принимать тебя таким, но в душе все равно будет надеяться и верить, что сумеет тебя приручить и никуда ты от нее рано или поздно не денешься… А потом она будет умирать от горя, притворяться, что хочет покончить с собой, а то заявит, что беременна, или вовсе родит, сказав, что это будет только ее ребенок, что от меня ей ничего не нужно… Все они такие, все жаждут захомутать мужика. Нет, Митяй, надо бежать, пока не поздно… Мне моя свобода и независимость дороже всего. Но как сладко она сопит… Как хочется ее трахнуть…
— Ой, я заснула! Простите!
А какой голос, с ума сойти.
— Да за что прощать? Ты так сладко спала, видно, действительно утомилась.
— А где это мы едем? В темноте не разберешь, это уже Ленинский?
— Совершенно верно. Элла, говори мне «ты», меня твое «вы» как-то деморализует, я чувствую себя почти старцем…
Она улыбнулась, как ему почудилось, загадочно.
То есть она и впрямь считает меня стариком? С какой стати?
— Что ты делаешь завтра вечером? — неожиданно для себя самого спросил он.
— Пока не знаю. А что?
— Давай завтра куда-нибудь сходим, а? В театр, например, а потом где-нибудь поужинаем, а?
— Можно, — просто и радостно ответила она.
— Хочешь, сходим на концерт Хворостовского, а?
— Туда, наверное, не попасть.
— Но ты хочешь?
— Да нет, пожалуй.
— Ты не любишь пение?
— Очень, очень люблю. Но Хворостовский…
Я умом понимаю, что у него божественный голос, что он изумительно поет, все понимаю и ценю, но.., наверное, я скажу глупость… У меня от его пения мурашки по спине не бегут… Организм не реагирует, понимаете? Это, конечно, мое субъективное ощущение…
Он изумленно взглянул на нее и затормозил.
Они приехали. Он не выдержал и спросил охрипшим голосом:
— А от меня… От меня у тебя бегут мурашки?
— Еще какие! — просто ответила она.
Но тут у него зазвонил мобильный.
— Мама? Что? Да, сейчас еду! Да, мама, понял!
Прости, Элла, отца увезли в больницу… Сердце… Я должен мчаться. Я позвоню. До свидания.
Время шло. Жизнь Эллы вошла в прежнюю колею, словно никогда в ней не было ни телевидения, ни Воронцова. Но вот по дороге с работы она купила очередной номер «ТВ-Парка» и в субботу обнаружила в программе свою передачу — «Рецепты моей бабушки»! Сердце забилось как сумасшедшее. Элла заметалась, ей стало так страшно, как еще никогда в жизни. Что, если я провалюсь? Вдруг мое шоу никуда не годится? Она бегом бросилась домой и позвонила Маше.
