С первых же минут своего появления на свет Ньевес была чудесна. Она родилась легко, с кукольным личиком и широко раскрытыми глазами, голосистой, шебутной и голодной. В год она уже не носила подгузники и ковыляла по дому, как утка, открывая ящики, засовывая в рот насекомых и ударяясь головой о стены. В шесть скакала галопом на лошади и прыгала головой вниз с самого высокого трамплина клубного бассейна. Ей достались отцовские безрассудство и предприимчивость. Она была такой хорошенькой, что незнакомцы останавливались на улице, чтобы ею полюбоваться, и до того обаятельной, что мой брат умолял не оставлять его с ней наедине, потому что Ньевес могла выпросить у него все, что угодно, и он все для нее делал, — так, однажды она потребовала у Хосе Антонио его золотой зуб, и он попросил дантиста изготовить еще один такой же и повесил на цепочку. Она пела хриплым, чувственным голосом, не подходящим для ее возраста, Хулиан научил ее своему репертуару, в том числе рискованным матросским куплетам, которые они исполняли дуэтом. Она росла избалованной и эгоистичной. Я пыталась приучить ее хоть к какой-то дисциплине, но мои намерения пресекал Хулиан; Ньевес каждый раз получала то, о чем просила, а я получала выговор. Мои дети не считали меня авторитетом. Хуан Мартин и так был паинькой, а вот Ньевес это было бы полезно.
Бунтуя против Хулиана, а вовсе не ради любви, после рождения Ньевес я ввела спартанскую дисциплину, чтобы хотя бы частично вернуть себе былой облик, который, по его словам, был единственной моей запоминающейся чертой. Я хотела доказать, что он во мне ошибся, что я прекрасно могу контролировать свое тело и свою жизнь. Я питалась одной травой, как ослица, наняла футбольного тренера, чтобы он подвергал меня изнурительным тренировкам, будто я была одним из его игроков, и обновила гардероб в соответствии с модой, введенной Диором: широкие юбки и жакеты с узкой талией. Результаты, которых я вскоре добилась, не способствовали улучшению наших с Хулианом отношений, зато дали мне возможность заставить его ревновать. Эта ревность меня забавляла, хоть мне и приходилось мириться с его вспышками гнева. Однажды он вывалил на меня блюдо с креветками в томатном соусе, потому что вырез на моем черном шелковом платье показался ему слишком откровенным, а я отказалась переодеться. Это случилось на торжестве, посвященном сбору средств в пользу школы для глухих, присутствовал журналист с камерой, и на фото в газете мы получились, как двое сумасшедших.
Мы были вместе уже не один год, люди привыкли видеть нас вдвоем, а те, кто ставил под сомнение наш семейный статус, делали это лишь в тех случаях, когда Хулиан их не слышал. Мы процветали, жили в достатке, нас принимали в обществе, тем не менее я не могла отдать Хуана Мартина и Ньевес в лучшие школы, потому что школы эти были католическими. Несмотря на все наши достижения, я жила с тяжестью на сердце, вечно чего-то боялась, сама не зная, чего именно. По словам Хулиана, мне не на что было жаловаться, мои тревоги были подобны плевку в небо: ничто меня не удовлетворяет, не женщина, а бездонный колодец.
В материальном плане нужды мы не знали, но мне все время казалось, что я балансирую на краю пропасти, вот-вот сорвусь и утащу за собой детей. Хулиан пропадал неделями и возвращался без предупреждения, иногда в приподнятом настроении и с подарками, иногда измученный и подавленный, не объясняя, где был и что делал. О том, чтобы пожениться, речи не шло, несмотря на обещания Тересы Ривас, что закон о разводе скоро будет принят. Насколько я знала, девушки у Фабиана не было, и не было никакой надежды, что он принесет мне аннулирование брака на серебряном блюде, как обещал Хулиан. Однако легализация нашего союза, о которой я мечтала в течение многих лет, с некоторых пор волновала меня куда меньше, люди вокруг все чаще расставались и создавали новые семьи. К тому же интуитивно я понимала, что мне не следует связываться с Хулианом. У незамужней женщины больше возможностей и свободы.
Хосе Антонио тоже не спешил жениться. «Еще бы, он же педик», — ворчал Хулиан, который с трудом его выносил: брат был источником моего дохода и единственной защитой от его порабощающей власти. Заработок Хулиана как пилота был настолько нерегулярным, что скорее напоминал выигрыш за игорным столом, а у меня имелся стабильный доход, потому что «Сельские дома» разрослись подобно спруту, запустив щупальца в разные провинции. Несколько лет назад я убедила Хосе Антонио и Марко Ку-сановича, что в стране вроде нашей, где зимой дожди, а летом засуха, следует всерьез задуматься о теплоизолированных панелях, которые широко использовались в других странах. Я поехала в Соединенные Штаты, изучила производство сборных конструкций, и ту же технологию мы применили в «Сельских домах»: новые модули представляли собой сэндвич из двух панелей ДСП, между которыми прокладывалась теплоизолирующая минеральная вата. Так примитивные деревянные хибары для ферм, рабочих поселков и пляжных курортов превратились в сборные домики для молодых семей среднего класса. Их отличал наш фирменный знак: стены белые, оконные рамы, ставни и двери — цвета индиго, на крыше — солома.
В конце пятидесятых Хулиан часто выполнял таинственные рейсы в Аргентину, которые отмечались в черновом отчете шифром, известным только ему одному, — мне он объяснил, что перевозил военных. Погубившая моего отца практика — вести черновую бухгалтерию — должна была испортить мне годы, проведенные с Хулианом. Изгнанник Хуан Перон скитался из страны в страну, в Аргентине его место заняли правители, намеренные избавиться от всякого наследия перонизма и положить конец любой оппозиции. Необязательно было разгадывать шифр, чтобы прийти к выводу, что рейсы Хулиана были связаны с деньгами коррупционеров и секретными миссиями правительственных чиновников.
Не менее часто, чем в Аргентину, летал Хулиан на Кубу и в Майами, но эти рейсы не были связаны с военными тайнами, и он обсуждал их со мной. Заслуженная репутация отважного пилота привлекла к нему внимание мафии, чья преступная империя развернулась на Кубе с двадцатых годов под покровительством диктатора Фульхенсио Батисты, подмяв под себя казино, кабаре, публичные дома, отели, наркоторговлю и коррумпировав правительство. Хулиан перевозил алкоголь, наркотики и девиц, оказывал и другие услуги, которые щедро оплачивались. Однако время от времени случалось ему перевозить оружие, которое по тайным каналам поступало к повстанцам Фиделя Кастро, боровшимся за свержение Батисты.
— Получается, ты служишь двум господам одновременно. Страшно подумать, что с тобой сделают, если вычислят, — предупредила я.
Но Хулиан заверил меня, что никакого риска нет, он прекрасно знает, что делает.
Во время одной из поездок, в которую я отправилась вместе с Хулианом, мы поселились как члены королевской семьи в недавно открытом отеле «Ривера». Нас пригласили самодовольные, веселые и гостеприимные типы, которые вручили мне стопки фишек, чтобы, пока Хулиан выполняет их поручения, я развлекалась азартными играми в казино. Я не знала, что это были мафиози, пока несколько лет спустя не увидела фотографию знаменитого гангстера Лаки Лучано, опубликованную по случаю его грандиозных похорон в Нью-Йорке.
Я провела несколько дней в Гаване, играя и проигрывая в рулетку, убаюкиваемая голосом живого Фрэнка Синатры, купаясь в бассейне, где плескались красивые и ухоженные женщины в едва заметных на теле купальниках, потягивая розовый мартини в знаменитом кабаре «Тропикана» и танцуя на дискотеках под неотразимые афро-кубинские ритмы, все более популярные во многих странах, с партнерами на вечер. Как-то раз один из моих гостеприимных хозяев, судя по всему криминальный авторитет, пригласил меня на вечеринку в президентский дворец, где Батиста в знак приветствия поцеловал мне руку, а улицы в это время патрулировали военные машины. Никто не предполагал, что вечный праздник на острове закончится очень скоро.
Видя пачки купюр, которые Хулиан складывал в сейф, потому что не мог хранить их в банке, не привлекая внимания к своей персоне, я посоветовала ему приобрести еще один самолет, предназначенный только для туристов и бизнесменов, и нанять надежных пилотов; это был бы законный, чистый и прибыльный бизнес. Я предложила профинансировать половину инвестиций из собственных сбережений, но с условием, что мы согласуем мое партнерство у нотариуса. Хулиан пришел в ярость из-за того, что я не доверяю его слову, но в конце концов уступил — идея была слишком соблазнительна. Коммерческая авиация зависела от аэропортов, которые все еще можно было пересчитать по пальцам одной руки, а гидропланы могли доставить пассажиров в любое место, где есть вода.
