Рядовой Саламбеков служил в стройбате. Уж о причине, почему его невзлюбило даже азербайджанское землячество, коего в советских строительных батальонах всегда было немеряно, можно легко догадаться — характер у Саламбекова был нытливый, сам он был склонный к тому, что на армейском жаргоне называется "в наглую косить". Вообще-то земляки-мусульмане дружные, и мелкие подлости своим прощают, но когда обнаружилось, что Саламбеков ещё и на руку не чист, то тут за его воспитание взялись все — и магометане, и христиане, и атеисты. Всей ротой выбивали «крысячество» из без того чахленькой душонки Саламбекова. Но синяки не самое страшное в этом случае. Сильнее психологическая сторона — солдатика упорно «чморили», превращая его "в особь омега", последнее существо в неформальном табеле о рангах. Такому положено быть шестёркой на посылках.
Стройбатовский дед особенный. Замечено, чем меньше боевого в части, тем краше дембельский наряд. Дед-десантник, по Афгану с автоматом наползавшийся, оторвёт кусок простыни, завернёт туда проволоку, чтоб край по воротнику круглым был, да и подошьётся. Вот те и весь наряд. Стройбатовский дед автомат один раз в жизни держал — на присяге, да и то без патронов. Зато подшивается он красным шёлком! Получается прямо генеральский лампас вокруг грязной шеи. Шёлк, конечно, воровали из Ленинской Комнаты, где тот красный уголок с неизменным бюстом драпировал, а гимнастёрку подшивать заставляли разных чмошников, например того же Саламбекова. И неизвестно, сколько бы тот ещё подшил дембельских подворотничков, да вот досада — заболел, закашлял надрывно, харкая кровью, и попал в госпиталь.
В госпитале Саламбеков вёл себя тихо и мирно, как и положено больным с серьёзным заболеванием. Одна беда — как не запрещали ему курить, всё равно курил. Отговаривался, мол "а моя болезнь такой палахой, падохану всё равно". Табакокурение, конечно, излечению от бронхолёгочной патологии никак не способствует, но и заметной клинической картины не даёт, особенно в молодом-то возрасте. И тут заметили, что любит Самабеков курить по ночам, когда все спят, и в туалете никого. Но так, чтобы уж совсем никого в военном госпитале не бывает. Хоть и старался наш герой покуривать исключительно в форточку, но другие солдатики заметили, что после него остаётся в туалете неприятный запах чего-то горелого. В терапии в основном всё же нормальные больные лежат с пневмониями, астмой, да бронхитами. Им собственные лёгкие жалко, вот и пожаловались на нездоровую туалетную атмосферу.
Дошла жалоба до Казанцева. Тот дождался, когда Саламбекова позовут на процедуры, да залез к нему в тумбочку порыться в немногочисленных личных вещах. И обнаружил он там нечто, для солдата-салаги совершенно неподходящее — кучу дембельских шёлковых подворотничков! Ну ладно б дед был, да и то странно — подворотнички грязные и заношенные, зачем такие хранить? И куда их подшивать, на госпитальную пижаму, что ли? Мелькнула в подполковничей голове одна догадка. Отодрал он небольшой красный лоскуток, а подворотнички сложил, как и было. Прошёл к себе в кабинет, где и сжёг ткань в пепельнице. А потом вызывает того больного, что на вонь жаловался, и спрашивает, чем пахнет? Тот не знает, но говорит, что запах такой же, как по ночам в туалете. Тогда начальник отделения своей властью и под страхом выписки в часть строго-настрого запретил об этом распространяться.
Саламбекову назначили сдать утреннюю мокроту на анализ. Только вместо лаборанта-микробиолога за пробиркой почему-то заехали из окружной лаборатории судмедэкспертизы. Да о таких тонкостях Саламбеков и не знал — мало ли у него этой мокроты на анализы брали? В остальном же день прошёл обычно. Наступила ночь, и вот часа в три поплёлся солдатик курить. И вдруг среди тишины и покоя дверь туалета резко распахивается, туда врывается подполковник Казанцев собственной персоной, да ещё со свитой свидетелей — дежурного врача, фельдшеров и санитаров. "Унитаз! Унитаз держи!" — вопит Казанцев. И действительно, Саламбеков успел кинуть в унитаз весьма странный окурок, но сдёрнуть ему не дали. Из толстой самокрутки, свёрнутой из обычной газеты, выглядывали опалённые размочаленные нити красного материала. Бычок аккуратно достали пинцетом и положили в стерильную баночку. Саламбекова заставили тут же поплевать в пробирку, потом довольно бесцеремонно потащили в кабинет начальника писать объяснительную, а сам начальник уселся напротив и по горячим следам принялся за рапорт.
На утро из гарнизонной комендатуры пришёл капитан военной юстиции, открывший уголовное дело об умышленном членовредительстве, где кроме окурка и свидетельских показаний фигурировало ещё одна важнейшая улика — лабораторный анализ слюны и мокроты. Там обнаружилось то, что по современной терминологии называется кокс-карбонизированные микросферулиты — типичные частички закоксировавшегося органического аэрозоля от сгоревшего шёлка, притом не чистого, а с солидной примесью капрона, что и вызывали столь серьёзное поражение лёгких.
Плоский туберкулёз
Но лучше всех в армии умели косить «дизеля» — солдаты дисциплинарных батальонов. В советское время это была почти что зона, но с определёнными оговорками. Срок пребывания в дисбате за отсидку не засчитывался, правда и в срок службы не входил. Поэтому отбыв наказание, солдат возвращался на свободу не только с чистой совестью, но и с чистой биографией. Где был? В армии! Вопросов нет. Я даже одного профессора знаю, что по молодости, не поверите — шесть лет срочной отбабахал. На первом году службы на флоте кому-то набил морду и загремел в дисбат аж на три года. А матросы тогда ещё на такой же нормальный срок призывались, поэтому после дисбата ему пришлось долго дослуживать "старейшим пра-прадедом". И ничего! Видать хорошо служил, характеристику нормальную дали, в Ставропольский Мед поступил и сейчас там же профессорствует. Конечно, с «отсидкой» ему бы ничего не светило. Но это исключение из правил.
"Дизель" Белов был настоящим зеком — озлобленным, лживым, готовым без каких-либо тормозов кататься на ближнем своём, ведь вместо совести и морали — «понятия». Школу ему заменила детская колония, а во взрослую колонию он просто не успел — в армию забрали. Однако «понятия» быстренько до дисбата довели. А в дисбате Белову ох как не понравилось! Он каждому встречному говорил, что сменял бы два года «дизеля» на пять лет зоны. А ещё рядовой Белов был очень-очень хитрым. Таблицы умножения он не знал, где находится Россия на карте найти не мог и уверял, что в 1917 году, ну в Великую Отечественную, Англия воевала с Великобританией, потому как вторая была за немцев. Но при этом хитростью своей докторов наук в такие тупики ставил! Замечу — всё рецепты его оказались из детской колонии. Одарённые там ученики!
Поступил он в терапевтическое отделение 442-го госпиталя с тяжелой двусторонней пневмонией. Вначале думали, что его организм ужасно ослаблен, так как пневмония оказалась весьма нетипичной — температуры почти не было. То есть разок градусник показывал 40, но когда потрогали лоб и подмышечную впадину — никакого жара нет. Давай перемерять — нормальная. Видать этот прокол на Белова сильно подействовал — больше он по мелочам не дурил. Через два дня сделали контрольный снимок — чудеса! Лёгкие очистились. Никаких признаков пневмонии. Оба снимка рассматривали все местные светила — ошибки быть не может. Даже исключена версия, что снимки перепутали — грудная клетка одна и та же. Держали его недели две, все анализы в норме. Всё солдат, гуляй в дисбат! Выписка.
Однако долго там Белов не загулялся — через месяц опять с тем же самым поступает. Сильнейшая двусторонняя пневмония. Температуры опять нет. Но рентген то не врёт. И вот тут пожалуй, произошла одна ошибочка. Подполковник Казанцев собрал консилиум из рентгенологов, терапевтов и фтизиатров. Притащили они «дизеля» в ординаторскую, где на матовой подсветке развесили все его рентгенограммы. Уложили на кушетку, щупали-слушали, а потом полчаса обсуждали в его же присутствии. Версии разные были — от какого-нибудь саркоидоза-лимфогрануламатоза или ходжкинской лимфомы, до профзаболеваний. Однако никакое предположение даже близко не объясняло скорость, с которой менялась картина на рентгене. Тогда Казанцев высказался прямо — если фтизиатры у него исключают туберкулёз, то наиболее вероятен simulatio via inspiratio — «закос» путём вдыхания дряни. Да только слово симуляцио зря сказал. Латынь латынью, а созвучно. Белов это понял. А потом на беду подошёл к рентгенограммам фтизиатр, и доходчиво так, словно на лекции для младшего медперсонала, начал тыкать в плёнки пальцами, объясняя, как выглядел бы туберкулёз в данном случае. Впрочем за два дня такая динамика при туберкулёзе тем более не возможна. Вынесли коллективный вердикт — через неделю контрольный снимок, и на выписку.
