— Твоя правда… Чистое у него было сердце, доброе.
Шейх Сейид ничего не сказал. Он продолжал разговаривать с аллахом:
— Что ты хочешь от своего раба, кроме того, чтобы он не обидел своего брата? Можешь ли ты обижаться на то, что он хочет получить немного удовольствия в жизни? Какая тебе польза от того, что ты запретишь ему это? Прости ему, господь! И нас с ним прости. Все мы твои рабы.
Шейх Сурур вынужден был повысить голос, чтобы прекратить излияния Сейида. Обращаясь к Шуше, он крикнул:
— Давай одевайся! Чего ждешь? И так нет времени.
Тут появился Хиляль и спросил:
— Одеваться-то умеешь?
— Знаю, как одевать пиджак и брюки. Остального сроду не надевал. Ума не приложу — как это делается.
— Пойдем, помогу.
Через несколько минут Шуша был одет по всей форме. Хиляль шел за ним и с удовольствием приговаривал:
— Вот здорово! Кто увидит, скажет: настоящий "благородный!" Надвинь немного феску на лоб… Во-во! Так лучше!
Обращаясь к паломнику Суруру, Хиляль воскликнул:
— Ну как — пойдем завершать похороны?
— Покойник ждет нас в квартале аль-Гамалийя. Оттуда двинемся к Мугавизин… Приведите себя в порядок… Я присоединюсь к процессии в квартале Кахкакин… Только чтоб порядок был, без всяких там!.. Будьте повнимательней с новеньким, как бы он чего не выкинул!..
— Не бойся, я его беру на себя.
Шуша вместе со всеми двинулся вдоль улицы аль-Халиг, направляясь к улице Амир аль-Гейш и далее к кварталу аль-Гамалийя. Подошли к дому покойного. Шуша начал наблюдать за собравшимися на похороны, за энергичной подготовкой к ним. На него это произвело большое впечатление. Лицо его стало печальным и суровым. В голове затеснились безрадостные мысли.
В таком состоянии Шуша находился до тех пор, пока не начали выносить носилки с телом покойного. Плач и стенания усилились настолько, что казалось — они слышны даже в космосе. Сердце разрывалось от этого воя. Увидев носилки, обернутые в белое шелковое покрывало, он понял, что умерла молодая девушка. Он совсем потерял над собой всякий контроль и захлебнулся в рыданиях. Окружающие его коллеги захихикали. Они смотрели на него так, как смотрят большие мастера своего дела на несмышленыша ученика, впервые взявшегося за незнакомую работу. Ни знаний у него, ни сноровки, ни умения держаться в трудных ситуациях. Хиляль начал успокаивать Шушу:
— Да хватит тебе. Оставь немножко и на другие похороны. Впереди еще много случаев поплакать. А то еще двое-трое похорон, и ты совсем кончишься… Заставишь кого-нибудь другого оплакивать тебя самого… Крепись, приятель, крепись! Будь разумным! Не смотри себе под ноги, не расстраивайся так!
Тут в разговор вмешался шейх Сейид:
— Чего плачешь-то, молодец? Мертвого ли оплакиваешь или дальнюю дорогу, которая нам предстоит?
— Мертвого, — сказал за Шушу Хиляль.
— Покойного? Зачем? Чего по нем плакать? Он что — голодный, его мучает жажда, больной, усталый или что? Спит себе в свое удовольствие. Он должен нас оплакивать, а не мы его… Когда я помру и меня положат в гроб, то я покажу язык тем, кто меня оплакивать будет… Зачем наоборот-то делать? Нужно ли оплакивать того, кто в этом не нуждается? Что же получается — страдающий оплакивает того, кто не страдает? Люди, не будьте дураками, не заставляйте покойников смеяться над вами!..
Похоронная процессия двинулась. Шуша занял свое место в строю "благородных". Пришли на кладбище. Покойника быстро упрятали в могилу. Вместе со всеми Шуша вернулся в кофейню, быстро переоделся, получил причитающееся и пошел домой с печально опущенной головой, красными глазами, опухшим носом. И второй раунд закончился его поражением.
* * * * *
Домой Шуша вернулся уже в сумерки. Его встретил сын, который бежал вприпрыжку по переулку. Еще издалека он закричал:
— Муаллим Хишт спрашивал тебя несколько раз. Он велел мне тебя предупредить сразу, как придешь, — очень ты ему нужен.
Не успел Шуша ответить сыну, как тот, увидев на лице отца следы усталости, опередил его снова:
— Что с тобой, отец? Ты где был?
— Да так, прогулялся.
— А чего такой расстроенный?
Деланно засмеявшись, Шуша ответил:
— С чего ты взял? Совсем не расстроенный. Возьми пиастр, купи себе чего-нибудь вкусного.
Но Сейид без большой радости взял деньги. Он повертел монету между пальцев так, как будто это была ничего не стоящая пустяковина.
Мальчишка очень любил отца. Он всегда переживал, когда видел его усталым или расстроенным. Сейид захотел еще о чем-то спросить отца, но тот упредил его:
— Беги, сынок, скажи Хишту, что я вернулся. Пусть приходит, буду рад ему.
Сейид быстро взбежал по лестнице наверх передать Хишту приглашение. Шуша пошел к себе, помолился и сел в ожидании гостя.
Услышав неторопливые шаги соседа, он встал, чтобы его приветствовать у входа, пытаясь придать своему лицу максимально радостное выражение.
— Заходи, заходи!.. Добро пожаловать!..
— Как дела, муаллим Шуша? Как настроение?
— Грех жаловаться… Дела идут.
Муаллим Махмуд сел на край постели, которая под ним заскрипела. Когда тот устроился поудобней, Шуша сел на низкий деревянный стул, продолжая сыпать приветствиями. Увидев сына, убегающего во двор, он окликнул его:
— Сейид! Пойди-ка принеси бутылочку прохладительного.
Хишт начал бормотать: "Незачем, лишнее… К чему парня утруждать". Но Сейид уже бежал выполнять разпоряжение отца. Он тут же вернулся с бутылкой лимонада. Пошел на кухню, взял небольшой стакан, вылил туда не больше половины бутылки, а остальное выпил сам. Поставил стакан на поднос и предложил напиток гостю. Сейид ждал до тех пор, пока гость выпьет. Тот сделал добрый глоток и отставил от себя стакан, в котором еще немного оставалось. Парнишка взял стакан, ушел снова на кухню и допил остававшийся лимонад. "Вот повезло, — подумал Сейид. — Почти полбутылки выпил". И он радостный побежал на улицу.
Мужчины обменивались ничего не значащими вопросами, обыденными фразами. Хишт вдруг заерзал, широко заулыбался.
— Вот пришел узнать твое мнение по одному делу. Мы ведь не просто соседи, а в некотором роде почти родственники.
— Это уж точно, справедливо говоришь.
— Послушай тогда. Муаллим Ахмед аль-Фукяхани приходил ко мне пару дней назад. Просил руки Закии для своего сына Ибрагима. Я ему говорю — дай поразмыслить. Подумал, взвесил все так и сяк и решил — парень неплохой… Работящий, заботливый… Ладно, думаю, соглашусь… Дай вам бог всего наилучшего!.. Спрашиваю потом жену. Она мне: как скажешь, так и будет. А что ты на это скажешь? Ведь один ум хорошо, а два лучше…
Шуша обстоятельно подумал и ответил:
— И то правда: отец — хороший человек, обеспеченный. И парень неплох, смышленый. На твоем месте я бы не задумывался.
— Ты так считаешь?
— Дело верное.
— Добро. Сегодня вечером он зайдет ко мне. Скажу ему — согласен, чего больше тянуть.
— Бог в помощь!
— Собираюсь хорошую свадьбу устроить. А то и сам давно как следует не веселился. Устрою вечер сидячий, с почестями.
— Аллах да увеличит твои радости!
Хишт рассмеялся. На лице его выразилось удовлетворение. Он поднялся, протянул руку для прощания. Стоял он как раз напротив уборной. Заметив длинную мокрую полосу, идущую по стене сверху вниз, Хишт раздосадованно произнес:
— Что за непорядок? Очевидно, наверху водопроводная труба протекает. Надо посмотреть, нельзя ли исправить дело.
— Не беспокойся, сосед, — сказал с улыбкой Шуша. — Этому водяному следу на стене почитай лет десять. У него такая же история, как и у моего обиталища.
— Словом, надо позвать водопроводчика, пусть посмотрит. Если что не исправно — починит. Салям алейкум! Спокойной ночи тебе, муаллим Шуша! И тебе, тетушка Умм Амина!
— Почивай на здоровье, муаллим Махмуд, — ответила бабка.
— Храни тебя аллах!
Собравшись уходить, Хишт вдруг остановился, как будто что-то забыл.
— Кстати, на время свадьбы, может быть, понадобится твоя комната, может и две. Ты не будешь возражать?
— Что ты! Весь дом и его обитатели в твоем распоряжении!
— Ну, спасибо, уважил.
Весть быстро стала достоянием всех жителей дома. Встретив своего приятеля, Сейид спросил:
— Али, правда твоя сестра выходит замуж?
— Говорят.
— А свадьба будет?
— А как же!
— Должен быть свадебный плов.
— Это что за еда?
— Ну, знаешь, варят рис с вермишелью и анисом? Очень вкусно. Помнишь, прошлый год мы пробовали у муаллима Зейна?
— Помню этот вечер. Там еще была танцовщица. Почти голой танцевала.
— А у вас будет танцовщица с оркестром?
— Наверное, отец позовет.
Сейид сгорал от предвкушения удовольствия. Ему хотелось, чтобы день свадьбы пришел как можно скорее.
