Он собрался спуститься и двинулся по ступенькам, и вот тут до него наконец дошло, на кого он смотрит. Он направился к телу, и, пока подходил по траве, в горле у Поцци тихо заклокотало. Он опустился на колени, ощупал изуродованное лицо и обнаружил, что на шее еще слабо пульсирует жилка.
— Господи, — сказал он, почти не понимая, что говорит это вслух. — Что они с тобой сделали, Джек?
Оба глаза у Поцци целиком заплыли, виски, лоб и рот были разбиты в кровь, несколько зубов были выбиты — лицо все было измочалено, изувечено до неузнаваемости. В горле снова заклокотало, и Нэш, сам едва не застонавший, поднял Поцци на руки и понес по ступенькам в фургон.
Определить, насколько повреждения серьезны, Нэш не мог. Парнишка был без сознания, может быть, в коме, и, ко всему прочему, бог знает, сколько он пролежал на холодной осенней земле. Это в конечном итоге могло оказаться опаснее травм. Положив Поцци на диван, Нэш бросился за одеялами. Он видел, как люди, спасенные из пожаров, умирали от шока, а у Поцци были все его симптомы: мертвенная бледность кожи, посиневшие губы и ледяные, как у мертвеца, руки. Нэш сделал все, чтобы согреть его, растирал тело под одеялом, сгибал ноги, восстанавливая кровообращение, и в конце концов кожа потеплела, но Поцци в себя не пришел.
Дальше все произошло очень быстро. В семь часов появился Меркс, который затопал на ступеньках и, как всегда, постучался, и Нэш ему крикнул, чтобы вошел, и Меркс, открыв дверь и с порога увидев Поцци, сначала засмеялся.
— Что с ним такое? — сказал он, ткнув большим пальцем в сторону дивана. — Он что, опять над кем-то всю ночь трудился?
Но потом он вошел в комнату, подошел поближе, увидел лицо и встревожился.
— Боже всемогущий, — сказал он. — Да ему худо.
— Да, черт возьми, ему худо, — сказал Нэш. — Ему нужно срочно в больницу, через час уже может быть поздно.
Меркс бегом кинулся к дому за джипом, а Нэш тем временем снял с постели Поцци матрас и приставил в гостиной к стене. Поедут они быстро, а на матрасе парнишку будет поменьше трясти. Когда Меркс наконец вернулся, рядом с ним на переднем сиденье сидел еще один человек.
— Это Флойд, — сказал Меркс. — Поможет нам его нести.
Флойд, оказавшийся зятем Меркса, был на вид лет чуть больше двадцати пяти, крупный, крепкий молодой человек, ростом примерно в шесть футов и четыре-пять дюймов, румяный, гладкий, в шерстяной охотничьей шапочке. Но ума он казался среднего, а когда Меркс их знакомил, протянул Нэшу руку с такой искренней и нелепой радостью, какая была совершенно там неуместна. Нэшу стало настолько противно, что он не ответил и только смотрел на Флойда, пока тот не убрал руку.
Нэш перетащил в кузов матрас, а потом они втроем вернулись в фургон, подняли Поцци, переложили на одеяла и вынесли. Нэш заботливо подоткнул одеяло, чтобы не сползло, но, когда смотрел на лицо Поцци, он прекрасно видел, что надеяться не на что. У Поцци не было шансов. Как бы они ни спешили, парень не дотянет до больницы.
Тем не менее это было еще не все. Меркс подошел к Нэшу, похлопал его по плечу и сказал:
— Мы скоро вернемся.
Когда наконец до Нэша дошло, что его не хотят брать с собой, внутри что-то будто замкнуло, и он в бешенстве повернулся к Мерксу.
— Извини, — сказал ему Меркс. — Я не могу взять тебя. Нам сегодня мороки хватает, а я не могу допустить, чтобы все вышло из-под контроля. Ты не беспокойся, Нэш. Мы с Флойдом справимся.
Нэш, который должен был бы отойти в сторону, не помня себя схватил Меркса за лацканы полупальто, обзывая гадом и чертовым лжецом. Но в морду дать не успел — сзади подскочил Флойд и вывернул руки, пригнув к земле. Меркс, отступив шага на два, достал из кобуры револьвер и направил на Нэша. Однако Нэш не угомонился, продолжая вырываться и орать.
— Стреляй, гадина, — сказал он Мерксу. — Давай, давай, стреляй.
— Он сейчас сам не понимает, что говорит, — спокойно сказал Меркс, обращаясь через голову Нэша к зятю. — Совсем бедняга рехнулся.
Неожиданно Флойд швырнул Нэша на землю и изо всей силы пнул ногой в живот, прежде чем Нэш успел защититься или сгруппироваться. Он задохнулся и лежал, глотая ртом воздух, а Меркс и Флойд кинулись в джип. Нэш слышал, как завелся мотор, а когда наконец поднялся, джип вместе с Поцци уже мелькал среди деревьев.
Больше у него не осталось никаких колебаний. Он пошел в фургон, набил в карманы еды, сколько влезло, и тотчас же снова вышел. Думал он только о том, чтобы быстрее убраться. Лучшего случая для побега и быть не могло, и Нэш решил этим воспользоваться. Он проберется в дыру, которую они вырыли с Поцци, и на том это все и закончится.
Быстрым шагом он пересек поле, не удостоив стену даже взглядом, вошел в лес на другой его стороне и неожиданно побежал, припустив по грунтовой дороге так, будто вся его жизнь зависела от того, быстро ли он добежит. Через несколько минут он уже стоял у ограды, пытаясь отдышаться и вцепившись в сетку, чтобы не упасть. Он даже не сразу понял, что дыры под забором нет. Только восстановив дыхание, он посмотрел себе под ноги и лишь тогда заметил, что земля гладкая, как и была. Подкоп был засыпан, лопата исчезла, и, если бы не раскиданные ветки и листья, невозможно было бы угадать, что он здесь вообще был.
Обеими руками Нэш вцепился в сетку, сжал пальцы изо всех сил. Постоял так, наверное, минуту, медленно оторвался, закрыл руками лицо и тогда зарыдал.
Потом несколько раз подряд ему приснился один и тот же, в точности повторявшийся сон. Будто бы он просыпается ночью в своей комнате, понимает, что больше не спит, одевается, выходит из фургона и идет в темноте по траве через поле. Подходит к сараю, который стоит на другой стороне, выламывает дверь, берет лопату и бегом бежит по лесной дороге. Сон всегда был живой и четкий, с подробностями, до того осязаемыми, что Нэшу всегда казалось, будто бы он и на самом деле проснулся. Он слышал, как под ногами похрустывает земля, кожей чувствовал холод ночного воздуха и на лесной дороге слышал терпкий запах осенней листвы. Сон каждый раз неожиданно прерывался тогда, когда он, с лопатой в руках, подходил к забору, и Нэш просыпался и обнаруживал, что лежит в постели.
Он спрашивал у себя: почему он просыпается именно в этот момент, почему снится только то, что произошло наяву? Во сне ничто ему не мешало, однако он всякий раз останавливался перед забором, даже не помышляя о побеге. Поначалу Нэш считал причиной страх. Он был твердо уверен в том, что все происшедшее с Поцци целиком лежит на совести Меркса (безусловно, не без участия Флойда), и потому имел все основания опасаться, будто и с ним произойдет нечто подобное, если он тоже предпримет попытку нарушить контракт. Конечно, он помнил сочувствие в лице у Меркса, когда тот в то утро увидел Поцци, но кто знает, насколько оно было искреннее. Нэш своими глазами видел, как Поцци побежал по дороге, и как бы он опять оказался перед фургоном, если бы не Меркс? Другой — если бы Поцци тогда изуродовал кто-то другой — бросил бы его там, где избил, и сбежал бы. Даже если Поцци не сразу потерял сознание, он в таком состоянии сам не смог бы снова пролезть в дыру и одолеть весь путь до фургона. Нет, это, конечно, Меркс его привез — для предупреждения, чтобы наглядно объяснить Нэшу, как поступают с теми, кто решился бежать. Да, он сказал, что отвез Поцци в Дойлстаун, в больницу Сестер милосердия, однако кто же его проверял? Они запросто могли вывезти бедного парня в лес и там и закопать. Даже если Поцци был еще жив — какая разница? Кинь человеку в лицо земли, и он задохнется раньше, чем досчитаешь до ста. В конечном итоге Меркс оказался большим мастером по части ликвидации дыр. После него никто и не скажет, было тут что-то раньше или нет.
Но постепенно Нэш понял, что страх ни при чем. Каждый раз, когда он, думая о побеге, рисовал себе, как бежит по лесной дороге, и Меркс целится ему в спину, медленно нажимает на спусковой крючок, и пуля разрывает плоть, входит в сердце, то его охватывал не столько страх, сколько ярость. Пусть он теперь даже заслуживал смерти, однако Нэш не желал доставлять Мерксу такого удовольствия. Не желал, чтобы все закончилось так просто и так логично. Он сам накликал беду на Поцци, уговорив бежать, и теперь, если он умрет, позволит себе умереть (иногда Нэш с трудом удерживался от соблазна), то его смерть ничего не исправит. Он продолжал теперь строить стену не потому, что кого-то боялся, и уж не потому, что был кому-то обязан, а потому, что хотел отмщения. Он отработает весь свой срок, а как только освободится, сразу пойдет позвонит в полицию, и Меркса посадят в тюрьму. Он обязан сделать для Поцци хоть бы это, думал Нэш. Должен дожить до момента, когда сукин сын Меркс получит по заслугам.
Нэш сел сочинять письмо Донне, где написал, что задержался на стройке дольше, чем сам ожидал. Он думал, к этому времени она закончится, но, оказалось, придется здесь поработать еще недель шесть-восемь. Нэш не сомневался, что Меркс непременно, прежде чем опустить письмо в ящик, его прочтет, и потому ни единым словом не обмолвился о Поцци. Он постарался придать своему тону уверенность и легкость, прибавил для Джульетты на отдельной страничке рисунок замка и несколько смешных, на его взгляд, загадок и через неделю, получив от Донны ответ, прочел, что она очень рада такому его настроению. Неважно, кем он теперь работает, добавляла она. Если работа нравится, то это и есть самое главное. Но все же она надеется, что, когда закончится стройка, он решит где-нибудь осесть. Они все по нему страшно соскучились, а Джульетта вовсе ждет не дождется.
