Суббота, 17 мая, 11.45
Рейчел внимательно разглядывала старика, который открыл дверь. Он был небольшого роста, с узким лицом и лохматыми седыми волосами. Седеющая же щетина покрывала его увядшие подбородок и шею. Его фигура была худощавая, кожа оттенка талька, а лицо сморщенное, как грецкий орех. Старику было по меньшей мере восемьдесят, и ее первая мысль была об отце и о том, как этот человек напоминает его.
— Вы Семен Макаров? Я Рейчел Катлер. Дочь Петра Борисова.
Старик всмотрелся пристальнее:
— Я узнаю его черты в вашем лице. Да и глаза у вас как у него.
Она улыбнулась:
— Он бы гордился этим. Мы можем войти?
— Конечно, — сказал Макаров.
Рейчел и Кнолль вошли в крошечный домик. Одноэтажное здание было построено из старого дерева и покрыто штукатуркой. Дом Макарова был последний из небольшого ряда домиков, отделенных от основной части Кельхайма узкой улочкой.
— Как вы нашли мой дом? — спросил Макаров.
Он говорил по-английски значительно лучше, чем ее отец.
— Мы спросили в городе, где вы живете, — сказала она.
Гостиная была теплая и уютная благодаря огню, потрескивающему в каменном камине. Две лампы горели у дивана, покрытого стеганым одеялом, куда они сели. Макаров устроился в деревянном кресле-качалке напротив них. Запах корицы и кофе витал в воздухе. Макаров предложил им выпить, но они отказались. Она представила Кнолля, потом рассказала Макарову о смерти отца. Старик был застигнут врасплох этими новостями. Он молча сидел некоторое время, слезы наполняли его измученные глаза.
— Он был хорошим человеком. Самым лучшим, — сказал наконец Макаров.
— Я приехала, господин Макаров…
— Семен. Зовите меня Семен.
— Хорошо. Семен. Я приехала из-за писем о Янтарной комнате, которые вы с отцом посылали друг другу. Я прочла их. Папа говорил что-то о тайне, которую вы двое храните, и о том, что вы стары для того, чтобы самим поехать и проверить. Я приехала, чтобы узнать, что я смогу сделать.
— Почему, дитя мое?
— Это было важно для отца.
— Он когда-либо говорил с тобой об этом?
— Он мало рассказывал о войне и о том, чем он занимался потом.
— Возможно, у него была причина молчать.
— Я уверена, что была. Но отца теперь нет.
Макаров сидел молча и как будто созерцал огонь. Тени мелькали на его очень старом лице. Она взглянула на Кнолля, который пристально наблюдал за хозяином. Она была вынуждена сказать о письмах и увидела досаду на его лице. Неудивительно, поскольку она намеренно утаила информацию. Рейчел подумала, что потом он наверняка станет ее расспрашивать.
— Наверное, пришло время, — мягко сказал Макаров. — Я все думал, когда же оно настанет. Возможно, сейчас.
Позади нее Кнолль глубоко вздохнул. Мурашки побежали по ее спине. Возможно ли, что этот старик знает, где находится Янтарная комната?
— Эрих Кох, он был таким чудовищем, — прошептал Макаров.
Она не поняла:
— Кох?
— Гауляйтер, — подсказал Кнолль. — Один из провинциальных губернаторов Гитлера. Кох правил Пруссией и Украиной. Его работой было выжимать каждую тонну зерна, каждую унцию стали и каждого раба, каких он только мог выжать из оккупированных территорий.
Старик вздохнул.
— Я думаю, мы должны быть ему признательны за жестокость. Ему удалось переделать сорок миллионов украинцев, приветствовавших захватчиков как освободителей от Сталина, в пылающих гневом партизан, которые ненавидели немцев. Да, это уже достижение.
Кнолль ничего не сказал.
Макаров продолжал:
— Кох вел игры с русскими и с немцами после войны, спекулируя Янтарной комнатой, чтобы остаться в живых. Мы с Петром наблюдали за его игрой.
— Я не понимаю, — сказала Рейчел.
Кнолль пояснил:
— Кох был схвачен в Польше после войны и приговорен к смерти как военный преступник. Советский Союз тем не менее систематически откладывал его казнь. Кох утверждал, что знает, где находится Янтарная комната. Это Кох приказал вывезти ее из Ленинграда и перевезти в Кенигсберг в тысяча девятьсот сорок первом году. Он также приказал эвакуировать ее на запад в тысяча девятьсот сорок пятом. Кох спекулировал тем, что якобы знает, где она, чтобы остаться в живых, объясняя это тем, что русские убьют его сразу, как только он откроет ее местонахождение.
Теперь она начала припоминать кое-что из того, что она читала в статьях, которые хранил отец.
— Он в результате все-таки добился, что ему пообещали оставить его в живых, так ведь?
— В середине тысяча девятьсот шестидесятых, — подтвердил Макаров. — Но этот шут заявил, что не помнит точного места. Кенигсберг тогда был переименован в Калининград и был частью Советского Союза. Город разбомбили до основания во время войны, и русские сначала снесли все бульдозерами, а потом отстроили заново. От бывшего города ничего не осталось. Кох же во всем обвинял русских. Сказал, что они уничтожили его отметки, что это их вина, что он теперь не может найти это место.
— Кох изначально ничего не знал, не так ли? — спросил Кнолль.
— Ничего. Обычный пройдоха, пытавшийся спасти свою жизнь.
— Тогда скажите нам, нашли ли вы Янтарную комнату?
Макаров кивнул.
— Вы видели ее? — резко спросил Кнолль.
— Нет. Но она была там.
— Почему вы держали это в тайне?
— Сталин был злом. Реинкарнацией самого дьявола. Он украл русские богатства, чтобы построить Дворец Советов.
— Что? — переспросила Рейчел.
— Огромный небоскреб в Москве, — сказал Макаров. — И он хотел поместить на его вершину огромную статую Ленина. Можете представить всю чудовищность проекта? Петр, я и все другие собирали произведения искусства для музея всемирного искусства, который должен был стать частью этого дворца. Это должен был быть подарок от Сталина всему миру. Никакой разницы с тем, что Гитлер планировал в Австрии. Громадный музей краденых ценностей. Слава богу, Сталин тоже так и не построил свой монумент. Это было безумие. И никто не мог остановить этого подонка. Только смерть это сделала. — Старик покачал головой. — Полное, абсолютное сумасшествие. Петр и я стремились делать свою работу и не говорить никому о том, что именно мы нашли в горах. Лучше оставить ее погребенной в горах, чем позволить ей служить Сатане.
— Как вы нашли Янтарную комнату? — поинтересовалась Рейчел.
— Случайно. Петр наткнулся на железнодорожного рабочего, который направил нас в пещеры. Они были в российском секторе, который стал Восточной Германией. Советы даже название украли, хотя с этой кражей я согласен. Ужасные вещи начинают происходить каждый раз, когда объединяется Германия. Вы не согласны, герр Кнолль?
— Я не рассуждаю о политике, товарищ Макаров. Кроме того, я австриец, а не немец.
— Странно. Мне казалось, я уловил баварскую гнусавость в вашем акценте.
— У вас хорошие уши для человека вашего возраста.
Макаров повернулся к ней:
— Это было прозвище вашего отца — Ухо. Уши. Так его звали в Маутхаузене. Он был единственный в бараках, кто говорил по-немецки.
— Я не знала. Папа мало рассказывал о лагере.
Макаров кивнул:
— Понятно. Я сам провел в лагере последние месяцы войны. — Старик жестко посмотрел на Кнолля: — Что касается вашего акцента, герр Кнолль, я раньше неплохо разбирался в таких вещах. Немецкий был моей специальностью.
— Ваш английский тоже очень хорош.
— У меня талант к языкам.
— Ваша бывшая работа, конечно, предполагала наблюдательность и знание языков.
Рейчел любопытно было наблюдать за трениями, которые, казалось, возникли между ними. Двое незнакомых людей, однако они вели себя так, как будто знали друг друга. Или, точнее, ненавидели друг друга. Но их словесная перепалка не могла продолжаться вечно. Она спросила:
— Семен, вы можете сказать нам, где находится Янтарная комната?
— В пещерах к северу. Горы Гарц. Около Вартберга.
— Вы говорите как Кох, — заявил Кнолль. — Эти пещеры были дочиста выпотрошены.
— Не эти. Они были в восточной части. Русские исключили их из района поиска и отказались кого-либо туда пускать. Там много пещер, и они как крысиные лабиринты. Необходимы десятилетия, чтобы проверить их все. Во многих нацисты заложили взрывчатку, а в оставшихся хранили боеприпасы. Это одна из причин, почему Петр и я никогда не ездили туда. Лучше пусть янтарь лежит там спокойно, чем рисковать, что он взорвется.
Кнолль вытащил маленький блокнот и ручку из заднего кармана:
— Вы можете нарисовать карту?
Макаров несколько минут работал над наброском. Рейчел и Кнолль сидели молча. Только треск огня и шорох ручки, двигающейся по бумаге, нарушали тишину. Макаров отдал блокнот Кноллю.
— Нужную пещеру можно найти по солнцу, — сказал Макаров. — Открывающиеся входы прямо на востоке. Мой друг, который недавно был там, сказал, что вход заблокирован железными балками, снаружи обозначение BCR-шестьдесят пять. Немецкие власти еще не очистили все от взрывчатки, так что никто не рискует войти внутрь. Или так мне сказали. Я нарисовал карту туннеля так, как помню ее. В конце вам придется копать. Но через несколько футов вы натолкнетесь на железную дверь, ведущую в камеру.
