Иган не сомневался, что она говорит правду. Он гадал, каково это — переспать с женщиной без всяких на то мотивов.
— Он недостаточно хорош для тебя.
— В нем заложены большие возможности.
— Возможности, — промолвил Иган, — на хлеб не намажешь.
Она взяла его под ручку и они пошли дальше.
— Из тебя выйдет отличный сенатор, — сказала она ему.
Анджела посмотрела на него снизу вверх, с виду довольная донельзя. Это был один из самых приятных моментов в жизни Игана.
— Репутация — это не титул, который дается при рождении раз и навсегда. Это хрупкая штука, о которой надо постоянно заботиться. Однажды потеряешь и потом уже не восстановишь.
Крон вещал, облокотившись на каминную полку. Со стороны казалось, что он крахмалит и отбеливает свой характер вместе с рубашками.
— Женщины вроде Анджелы Белл выставляют свои шашни напоказ, — сказал Крон. — А женщины вроде Джулии Мерсер — нет.
Джулия сидела на диване, скрестив ноги и вяло откинув руки на спинку. Иган сидел за письменным столом и рассеянно вертел в руках ручку, а Тедди прогуливался вокруг бильярдного стола, рассчитывая следующий удар. Стул, на котором раньше сидел Бун Диксон, пустовал, однако присутствие Диксона, несомненно, еще ощущалось.
— Джулия, ты выставляешь себя дурой, — без обиняков заявил Крон.
Крон специально затеял этот разговор в присутствии Игана и Тедди, надеясь найти в их лице союзников. Он полагал, что втроем они смогут путем уговоров или, если надо, унижения, заставить Джулию вести себя прилично.
— Одно дело развлекаться с таким мужчиной где-нибудь на стороне, — не унимался Крон, — и другое — приглашать его в Бэньян.
Джулия промолчала, ожидая продолжения.
— Вот, например, Тедди крутил роман с той маленькой негритяночкой, — гнул свою линию Крон, — но никто из нас не видел ее за общим столом, терзающуюся над выбором нужной вилки.
— Хочу уточнить, — вставил Тедди, наклоняясь и отводя кий. — Я тогда стыдился вовсе не той негритяночки, а наоборот.
Плавно проведя кием вдоль пальца, Тедди уверенно ударил по шару. Раздался щелчок, потом приглушенный грохот — это шар покатился по сукну и упал в кожаный кармашек лузы.
Крон сразу понял, что проиграл. Мерсеры были заодно.
— Ну что ж, — промолвила Джулия, рывком поднимаясь с дивана. — Пожалуй, пойду искупаюсь перед обедом.
Когда она проходила мимо, Крон поймал ее за руку.
— Ничего не понимаю, — тихо сказал он.
Вскинув руку, Джулия дотронулась до его лица.
— И я тоже.
А потом, высвободившись, поспешила на поиски своего любовника.
Он сидел в одиночестве на боковом крыльце и курил. Опустившись перед ним на корточки, она обвила руками его колени и заглянула ему в лицо. Ей казалось, она могла бы вот так любоваться им целую вечность.
— Тебе здесь совсем плохо? — спросила она.
Когда Джулии было восемнадцать, ею овладела безумная идея завести мустанга. Семейство охотилось в Монтане на лосей, Джулия случайно заметила дикого жеребца и в тот же миг решила, что хочет заполучить его в свою конюшню. Иган Мерсер-старший ни разу в жизни не говорил дочери «нет». Коня поймали, укротили и доставили ей. Джулия сразу вскочила на него и умчалась прочь.
— Возьми меня, — шептала она, расстегивая рубашку. — Прямо здесь. Прямо сейчас.
Настала ночь, отец уже собирался отправить за дочерью поисковую команду, но тут Джулия объявилась сама. Она соскочила с коня, сняла с него седло. Жеребец стоял, не шелохнувшись, а она гладила его и что-то нежно шептала на ухо. А потом, сняв с него уздечку, крикнула «Но!» и хлопнула его по заду. Он так ни разу и не обернулся.
Схватив ее за волосы, Бун запрокидывал ей голову назад и неистово целовал. Даже когда они занимались любовью, Джулия чувствовала, как он ускользает от нее. Ей не под силу было удержать Буна, раз он сам не хотел остаться. Мысль об этом только еще сильнее возбуждала ее.
Джулия Мерсер принадлежала к числу тех женщин, которые умеют отпускать.
*
На следующее утро Коллис проснулся пораньше и отправился на далекий, уединенный участок пляжа. Удостоверившись, что поблизости нет ни души, он скинул с себя одежду и нагишом ринулся в набегающую волну. Он на скорости врезался в бурную серую пену, и сердце едва не остановилось от холода. Судорожно разевая рот, он сделал пару скованных гребков (чтобы в случае чего с полным правом сказать, что плавал), а потом рванул к берегу. Дрожа, подскочил к своей одежде и стал натягивать ее с такой скоростью, что случайно защемил молнией на брюках кусочек трусов. Пришлось снова расстегивать.
— Она говорила метафорически, дружище.
Коллис оторопело отпрянул, запутался в спущенных штанах и чуть не упал.
— Иган! Господи!
Иган Мерсер лежал на песке, подперев голову ладонью и жуя травинку.
— Черт! — пыхтел Коллис, дергая за язычок молнии. — Кажется, я сломал эту проклятую штуку!
— Лучший способ отличить простого мужчину от непростого — раздеть его, — задумчиво произнес Иган.
— Давно вы тут прячетесь? — осведомился Коллис.
— Как ни жаль огорчать вас, друг мой, но даже в этой рубашке с иголочки и накрахмаленных трусах вы все равно самый простой и обычный. Как и мы все.
— Понятия не имею, о чем вы толкуете.
— Это потому, что вы заурядны. Незаурядный мужчина сразу бы отлично понял.
Коллис, склонив голову, нарезал круги, отыскивая потерявшийся в песке ботинок, а Иган тем временем сосредоточенно смотрел на океан.
— Мы строим школы, музеи, разбиваем парки. Мы коллекционируем предметы искусства и вращаемся среди великих людей, но когда умираем, от нас только и остается, что короткая надпись на гранитной плите. И знаете, почему?
Коллис, отдуваясь, раздраженно закатил глаза.
— Потому что мы делаем все это, чтобы выделиться, казаться необычными — и это наоборот делает нас заурядными.
— Вы идиот.
— Да ну? Разве это я только что пытался отморозить яйца в ледяной воде?
— Мне просто хотелось поплавать, — настаивал Коллис.
— Ну конечно.
Иган встал и стряхнул с одежды песок. Небо неожиданно затянулось тучами, а на волнах появились белые пенные барашки. Наклонившись, Иган подобрал полотенце Коллиса и перекинул через плечо. Он был уже на полпути к дому, когда до Коллиса дошло, что он остался в одиночестве.
— Я не зауряден, — возразил он, бегом нагоняя приятеля.
— Ястребу не нужно носить табличку, где написано «ястреб».
— Кто сказал? Будда?
— Бун Диксон.
— Боже правый, вы теперь цитируете краснорожих работяг?
— Вообще-то лицо у него скорее оливкового оттенка.
— Мужчины, обращающие внимание на кожу других мужчин, внушают мне опасение.
— Если вас это утешит, на вашу кожу я ни малейшего внимания не обращал.
Коллис хотел было оскорбиться, но тут небо прорезала вспышка молнии, за которой немедля последовал сотрясший землю раскат грома. Коллис от испуга и неожиданности чуть не налетел на Игана.
— Не понимаю, с какой стати мы вообще считаемся друзьями, — проворчал Коллис, приходя в себя.
— Похоже, это вопрос спроса и предложения, — ответил Иган.
Еще один раскат, и они помчались по песчаному пляжу, как проворные крабы. Разыгравшиеся волны тут же смывали отпечатки их ног.
Едва Коллис и Иган миновали двор и очутились на ступеньках, как небо разверзлось. Остальные гости, держа в руках чашки и блюдца, высыпали на крыльцо — поглядеть на приближающуюся бурю. Слуги, обладавшие особым чутьем на такие вещи, уже давно успели прикрыть и закрепить все ставни.
— Где вы были? — требовательно спросила Джейн Филд. Она решила, что пропустила что-то интересное, и это ее возмущало.
— Коллис решил поплавать на рассвете, — сообщил Иган, вытирая намокшие от дождя волосы полотенцем, которое предусмотрительно подал ему слуга.
— Пра-авда? — она протянула слово как жевательную резинку. А потом, наклонившись поближе, и прошептала: — А купальный костюм у него был?
— Нет, даже плавок не было, — шепнул в ответ Иган.
— Пра-авда? — мечтательно вздохнула Джейн и проводила Коллиса взглядом.
Буря неумолимо приближалась. Океан бушевал, и мрачные тучи растекались по небу, словно чернильные кляксы. Внезапно небо прорезала вспышка молнии, и все вздрогнули, предвкушая небывалую по мощи грозу.
— Раз, два, три, четыре… — Джулия считала секунды до раската грома.
Ветер крепчал, и гости один за другим перекочевали внутрь дома. На крыльце у парапета остались двое — Адам и Анджела.
Небо разорвала очередная молния, и Адам, чей доход зачастую зависел от буйства стихии и других катастроф, невольно вздрогнул, словно его ударили плетью. Однако гроза терялась на фоне той бури, которая бушевала в душе Анджелы. Глаза сияли, длинные волосы хлестали по лицу, она всем телом подалась навстречу шквалистому ветру, как изваяние на носу корабля. Адаму вдруг пришло в голову, что человеческая способность возбуждаться, стоя в самом сердце урагана, — это биологическое чудо. Прочистив горло и собравшись с мыслями, он брякнул:
