Моя племянница Магали живет недалеко от того места, где я остановился. Надо пройти немного дальше по бульвару. Ее квартира расположена на шестом этаже. Лифт отсутствует. Такие квартиры французы называют «не забудь купить хлеба». По площади она меньше той, что я сейчас снимаю, но тем не менее очаровательна. Здесь Магали не только живет, но и работает. Она художник-иллюстратор. Работает по найму. Что более (или менее) важно (зависит от вашего пола), ей скоро тридцать (пусть даже большинство народу говорит, что выглядит она на девятнадцать), и у нее обычные для женщины ее возраста «проблемы с мужчинами». Магали роскошная миниатюрная блондинка с карими глазами и особенной, золотистой кожей, которую так и хочется потрогать.
Мы встречаемся у выхода со станции метро «Анвер». Она извиняется за пятиминутное опоздание. Ну как ее не простить? Магали мило улыбается. Она закутана с ног до головы, на руках — перчатки; на голове — розовый вязаный берет с розочкой. (Береты в этом сезоне очень популярны.) Нам предстоит отправиться на другой конец города. Мы собираемся поужинать в стейк-хаусе, который нам настоятельно рекомендовали. А потом нас ждет самое сексуальное парижское кабаре «Крейзи Хорс».
Мне нравится проводить время с Мэгги (или Мэгги Уилс, или Мэг Уилс, как мы зовем ее в Австралии). Мы с ней обнимаемся и рука об руку отправляемся по улице. Мне нравится, как на нас смотрят люди. Прочесть мысли парижан не составляет никакого труда. Мэг Уилс выглядит очень юной, и я с грустью понимаю, что на ее фоне кажусь гораздо старше. Поездка в метро наводит Мэг на мысль, связанную с очень важной для нее темой. Она с радостью вышла бы замуж и завела детей, но дело в том, что мужчины, с которыми она встречалась в последние годы, в том числе и парень, с которым встречается сейчас, не готовы ни к моногамии, ни к отцовству. В наши дни мужчины могут заняться куда более интересными вещами. Мне остается только согласиться с ней и выразить сочувствие — ничего толкового я посоветовать не могу. Говорю лишь, что во времена моей молодости верность и брак были в моде. И менять пеленки было можно. Что люди, собственно, и делали. Сейчас подобный подход к жизни в прошлом.
«Северо» — ресторанчик маленький. Стены отделаны роскошными деревянными панелями, покрытыми шеллачной политурой. Деревянные столы без всяких изысков — их много, они небольших размеров и составлены довольно плотно. Один из столиков на двоих как бы огибает колонну, так что, фигурально выражаясь, одному из тех, кто за него присядет, придется кушать за углом. Мы заходим с Мэгги в ресторан. За нами следуют две дамы и мужчина — все они преклонного возраста и по виду коренные парижане.
Двое мужчин в поварских нарядах и еще один, одетый обычно, заканчивают разговор за дальним столиком. Они прощаются. Тот парень, что одет обычно, сует в рот сигарету и уходит, коротко бросив всем нам «бон суар». Мужчина, у которого поварской наряд почище, берет на себя роль хозяина. Он улыбается и сердечно нас приветствует. Второй куда-то удаляется. Насколько я понимаю, на маленькую кухоньку за баром.
Человек, оставшийся с нами, действительно оказывается главным. Он ясно дает нам это понять, когда заходит речь о том, что подают в ресторане. Мы встаем у двух грифельных досок, висящих на стене. На одной заглавными буквами мелом написано меню, на другой — список вин. Начальник мало похож на повара и вообще на ресторанного работника. Аккуратно подстриженными седеющими волосами и металлической оправой очков он больше всего напоминает учителя истории, вышедшего на пенсию. Я говорю ему, кто из рестораторов порекомендовал мне «Северо». Хозяин в восторге. Оказывается, они с этим ресторатором пользуются услугами одного и того же мясника. Между прочим, парень, который только что ушел, и есть тот самый мясник. Хозяин заверяет нас, что сегодня мы отведаем отличной говядины. В принципе он с радостью рекомендует все, что есть в меню, но при этом просит отдельно уделить внимание говяжьим отбивным, которые особенно хороши. Он усаживает нас за маленький круглый столик. Остальных посетителей отправляют на другой конец обеденного зальчика. От них до нас как минимум три метра.
С латунных карнизов свисают тяжелые бордовые портьеры, наполовину прикрывая окна. До ужаса традиционно. Сиденья и спинки деревянных скамеек и стульев украшены изящной инкрустацией. На столах — большие белые салфетки, чтобы утирать капающие слюни. Столовые приборы в «Северо» превосходны — вилки старые, классической формы, у ножей костяные рукояти и острые лезвия.
На грифельной доске, прямо над нами — список закусок: ветчина из Оверни, ломтики салями оттуда же, лук с салатным соусом и салат со свежим козьим сыром. Все это стоит от шести до десяти евро. В качестве главного блюда вы можете взять гамбургер с картошкой за четырнадцать евро, бифштекс по-татарски за пятнадцать евро, говяжье филе за двадцать пять евро или отбивную на двух или трех человек (шестьдесят пять и семьдесят пять евро соответственно). В карте вин около сорока наименований. Стоимость многих сортов не выходит за пределы двадцати евро.
Еда в «Северо» выше всяческих похвал: паштеты жирные и сытные, ветчины — ароматные. Ломтики картошки, нарезанные вручную, превосходны, а от отбивной (корова, надо полагать, была просто огромной) исходит головокружительный запах. Внутри мясо темно-красное, сырое. Оно сочится соками. Именно такое я и люблю. Из вина мы берем себе «Моргон» 2004 года винодела Жан-Поля Тевене. Оно отличается богатым фруктовым вкусом. Вино из винограда «Гаме» и стоит двадцать восемь евро.
Хозяин не останавливается ни на минуту. Он в вечном движении, постоянно нарезает крупными ломтями изумительный хлеб с хрустящей корочкой. Наконец присаживается к нам перевести дыхание. Он представляется. Его зовут Уильям Бернет, а повара — Джонни Бегюэн. Они работают вместе с 1987 года. Уильям поправляет поварской наряд. Нет, он никакой не повар. Когда-то работал мясником, но потом «Северо» стало его жизнью. Ресторан имел такой успех, что он решил ничего не менять, только расширить дело. Всего три месяца назад он открыл еще одно заведение — «Северо-Б». Туда он отправил повара-японца, который весьма занятно интерпретирует традиционные блюда французской кухни.
Ненадолго повисает молчание, и вдруг Мэг, сама невинность, подбрасывает гастрономическую гранату. А можно попросить принести ей к мясу горчицы? Уильям с усилием сглатывает: «Горчицы? Вы хотите горчицы?» «Позвольте мне с вами поделиться своим мнением», — поспешно вмешиваюсь я. Я указываю мяснику Уильяму, не являющемуся поваром, что для стейк-хауса отличного мяса на тарелке недостаточно. Даже если к этому мясу подается горчица. Помнит ли он «Релэ дё Вёниз» рядом с Порт-Майо, куда даже зимой выстраивалась очередь? Тридцать лет назад народ ломился туда отнюдь не из-за качества мяса, которое само по себе, конечно, тоже было очень важно, а из-за «секретного» домашнего соуса. Каждый стейк-хаус должен иметь свой фирменный соус. Я поясняю, что его делают на основе коричневого соуса из муки, масла и бульона. Уильям вежливо улыбается, но качает головой. Совершенно ясно, что он со мной не согласен.
— Вам действительно хочется приправить такое мясо горчицей? — спрашивает он Магали.
Мэгги отвечает утвердительно: да, она бы с радостью приправила отбивную. Уильям улыбается, качает головой, смотрит на нас с некоторой печалью и отправляется на кухню.
— Между прочим, у нее отец тоже был мясником, — кричу я ему вслед, — и дед тоже!
* * *
Мне до смерти хочется узнать ответ на один вопрос. Как современная девушка относится к бразильской эпиляции[21]? Большинство женщин, которые раздеваются только в присутствии самых близких людей, относятся к ней совершенно спокойно. А как насчет девушек из «Крейзи Хорс» — одного из самых известных парижских стриптиз-клубов? Они настоящие красавицы, а их тела — подлинное совершенство. Современные, обалденные, суперсексуальные — эти девушки находят себе парней и супругов среди высших, богатейших слоев парижского общества. При этом, разумеется, девушки тщательно ухаживают за собой. Насколько я понимаю современных женщин, они не оставляют без внимания ни единого квадратного миллиметра своего тела. Чем же в двадцать первом веке сможет удивить нас «Крейзи Хорс», где вот уже на протяжении полувека танцовщицы выступают полностью обнаженными? Увидим ли мы их интимные места?
Мы с Мэгги заходим в кассу и берем контрамарки. (Меня пригласила администрация «Крейзи Хорс».) Зал и сцена меньше, чем в «Лидо», но гораздо больше, чем я их запомнил. Мне доводилось бывать тут раньше два раза, с тех пор прошло немало времени, и в памяти остались лишь темнота и красотки. Махнув рукой на методистскую церковь, я наслаждался каждым мгновением шоу. Надо сказать, что второй визит в «Крейзи Хорс» не обошелся без последствий. Мы с Доминикой натолкнулись на моего старого приятеля из церкви, которую я посещал. Приятель пришел со своим коллегой. Они приехали в Париж по делам крупной компании, занимавшейся постановкой ограждения из проволочной сетки. С работой было покончено, а в Париже у них оставались еще свободные сутки. Вот знакомые и решили побыть простыми туристами. Мой приятель Джеф, человек рассудительный, уравновешенный и в известной степени не совсем методист (в том смысле, что он не чурался удовольствий, которые можно было получить от жизни), упомянул о забавном совпадении — как раз в это время на отдыхе в Париже находился директор их фирмы с женой. Джеф признался, что не собирается специально искать с ними встречи, на что я понимающе кивнул. Однако, направившись по Тронше в сторону магазинов, мы аккурат столкнулись нос к носу с Директором и Директоршей. Весело посмеялись, похлопали друг друга по спинам, изумляясь, сколь тесен этот мир.
