— Как же мне плохо, — сказала Лариса вслух, — и как я есть хочу.
И она быстро направилась в столовую.
Молодая женщина была так голодна, с такой жадностью набросилась на мясо и картошку, что не сразу сообразила, что с едой было что-то не так. Или — с ней? У еды не было ни вкуса, ни запаха. А такого быть просто не могло. Здесь готовили вполне съедобно, даже вкусно.
Она судорожно поднесла чашку кофе сначала к носу, а затем отпила пару глотков. Вкус напитка она не ощутила. Но кофейный запах, заметно приглушенный, всё же почувствовала.
«Неужели это от того, что меня так тряхануло»? — кольнуло ее подозрение.
Когда Лариса уже приступила к кофе со слоенным сырным пирожком, перед ней замаячил Аристарх с подносом и спросил: «К тебе можно?»
— Садись, — кивнула журналистка.
— Ты сегодняшние новости слышала, что корреспондентский пункт ТАСС в Отаве прикрывают? — спросил комсомольский секретарь.
— Нет. Почему?
— Ну, это как в том анекдоте: «Чем отличается журналист-международник от профессионального разведчика? Ничем. И тот, и другой добывают информацию».
Лариса усмехнулась.
— Неужели так облажались наши лже-корреспонденты?
— Хорошо, хоть не арестовали. Высылают, как персон нон грата, — ответил Аристарх.
Женщина откусила аппетитный пирожок, отмечая, что по-прежнему жует «траву». Вкусовые рецепторы всё так же отказывались выполнять свою работу. Такого с ней еще никогда не было.
— Послушай, ты не знаешь, случайно, как спортсмен, что это такое, — Лариса замялась, — когда вдруг перестаешь чувствовать вкус и запах еды?
Аристарх посмотрел на нее пристально и удивленно.
— Так может случиться в момент сильного стресса, нервного истощения или болезни, но это проходит, — сказал он задумчиво, с участием глянув на коллегу. — Есть даже медицинский термин по этому поводу, но я забыл его название.
— Так я и думала, — вздохнула женщина.
— Что-то случилось? — серо-голубые глаза мужчины глянули с тревогой, и сильная рука атлета на секунду осторожно коснулась тонкого женского запястья. Лишь на секунду.
С некоторым опозданием, словно, дав маленький сбой из-за подсевшей батарейки, Ларисин автономный «компьютер» выдал: «Раз не отдернула руку сразу, значит „тест“ мужчиной пройден. Сексуальное партнерство возможно».
(То, что журналистка условно считала безоговорочным проверочным «тестом», на самом деле, было обостренным, на каком-то клеточном уровне, восприятием ею мужского индивида. Если от такого рукопожатия или нечаянного прикосновения женщина мгновенно брезгливо отдергивала руку, то это значило, что ничего, кроме физического отвращения, к этому человеку она испытывать не может, каким бы красавцем или умником он не был).
— Неужели опять Кирюша, который от слова «кирять»? — предположил Аристарх.
Лариса молча кивнула.
— Ну, хочешь, я сейчас пойду и морду ему набью? — с запальчивостью сказал атлет.
— Спасибо, коллега, — Лариса попыталась даже улыбнуться. — Понимаешь, у меня еще и день сегодня такой выдался. Просто карта не так легла…
Сказала образно, фигурально, но вдруг вспомнила про теткино гаданье. Выходит, права она была, когда сказала генеральше, что карты врут? Или это всё потому, что сама себе «накаркала» под руку, как выразилась ее родственница? Буквально сбылись лишь неприятности в казенном доме. А уж про «благородного короля», о котором мечталось, вообще, говорить было нечего…
Аристарх пристально глянул на обожаемый им «объект».
«Знать бы, что ж тебя так выбило из седла, неприступная ты моя красавица, — подумал мужчина, с сочувствием посмотрев на Ларису. — Впрочем, пока ты не колючая и ершистая, как обычно, может, удастся хоть разговорить тебя немножко»?
Лариса поднесла чашку кофе ко рту. От движения руки, как маятник, качнулся кулон с бирюзой.
Аристарх проследил его траекторию, стараясь не смотреть на маняще открытую ложбинку. Хотя, это было очень трудно.
— Ты сегодня такая красивая, — сказал мужчина, — хоть, и печальная…
— Очевидно, печаль ей к лицу, — отстраненно, в третьем лице, сказала о себе женщина.
— Ты всегда красивая, — поспешил уточнить Аристарх, но сегодня — особенно. Очень кофточка эта тебе идет и… прическа.
«Не для тебя я наряжалась, тогда был просто месяц май», — издевательски пропела в Ларисином мозгу раскрепощенная «ЭВМ».
Журналистка помолчала немного, и никак не реагируя на комплименты, тихо произнесла: «Наверное, мне придется сменить место работы».
— Ты хочешь уйти из агентства? — Аристарх весь подался вперед, но быстро отвел глаза, опасаясь, что они выдадут его чувства.
«Если она уволится, то я даже видеть ее не смогу», — ужаснулся атлет.
— Понимаешь, я проработала семь лет на одном месте, и у меня такое чувство, что я уперлась в стену, которую не обойти, не перепрыгнуть невозможно. Это тупик. Сегодня я поняла это окончательно.
— Почему же, — попытался возразить Аристарх, — все знают, ты способный журналист…
— Тупик в карьере, тупик во всем, — махнула рукой Лариса, даже не замечая, как в запале расстроенных чувств нечаянно сказала лишнее. — Понимаешь, я просто физически не могу находиться с этим человеком в одном помещении, не могу дышать одним воздухом…
«А я задохнусь, если не буду дышать с тобой одним воздухом», — пронеслась мысль в голове мужчины.
— У меня стойкая идиосинкразия на моего на начальника. А идиосинкразия — это медицинский термин, как ты понимаешь. Это чревато…
— Я понимаю, — кивнул атлет. — Но отчего же так сразу увольняться? Можно же перейти в другое подразделение ТАСС…
— Можно. А еще лучше — уехать в загранкомандировку на несколько лет, как другие тассовские журналисты уезжают. Я бы с радостью. Я давно об этом мечтаю. Да кто ж молодую одинокую женщину выпустит работать за кордон? Ведь в нашей стране существует дискриминация по половому признаку. Женщина — она, всего лишь, друг человека. Разве не так, комсомольский секретарь?
Аристарх понимающе усмехнулся. Он вдруг глянул на пустые чашки. И испугался, что разговор нечаянно прервется.
— Может, еще кофе повторить?
Лариса неопределенно повела плечом.
— Я быстро, — подскочил журналист и тут же принес два кофе и тарелочку с бутербродами и песочным пирожным.
— Спасибо, — женщина взяла кофе.
— А пирожное?
Она покачала головой.
— Хватит с меня пирожка: ни вкуса, ни цвета, не запаха…
— Это пройдет, обязательно пройдет, — успокоил ее Аристарх.
Журналистка отхлебнула кофе. И вдруг ее с новой силой накрыла тоскливая волна.
Лариса вдруг ощутила, нет, точнее, просто увидела неким внутренним зрением эту картину: Антонио вдвоем, но не с ней, а с другой. Она четко видела темно-зеленый окрас скатерти с приборами на столе, чуть приглушенный свет уютного заведения, слышала ненавязчивую мелодию…
Женщина вздрогнула, когда, словно, через какую-то пелену услышала свое имя.
— Ну, ты где сейчас, куда уплыла? — Аристарх чуть наклонился вперед к ней с противоположной стороны стола и смотрел вопросительно.
— Ой… — сказала Лариса, приходя в себя.
И тут же услышала безжалостный шелест своей мозговой «автономии»: «Какого мужчину увели сегодня из-под носа».
— Ой, — повторила журналистка, — это просто наваждение какое-то, фата-моргана… Уже прошло.
«Да она не в себе. Ее нельзя оставлять одну. Она чего-нибудь натворит. В таком состоянии люди под машины попадают. Или… или пишут заявления об увольнении, хотя потом будут жалеть об этом. Вот сейчас она допьет кофе и точно уже уйдет. Как же мне ее задержать»? — лихорадочно думал спортивный обозреватель.
Лариса, всё еще пребывая в заторможенности, допила кофе, обтерла губы салфеткой.
— Спасибо тебе. И не только за кофе. Ты сегодня для меня неожиданно выступил в роли… психотерапевта, — сказала немного кокетливо женщина, поправляя волосы и пытаясь казаться беспечной.
— Неужели? — пошутил Аристарх, — ну, тогда обращайся.
«Хорохорится, а глазки накрашенные плачут. Причем, плачут без единой слезинки. Задержи ее. Задержи. Ну, придумай же что-нибудь!»
В этот момент в столовую зашел молодой человек лет двадцати шести. Это был сотрудник агентства — переводчик и одновременно родственник Кирилла Петровича. Его племянник.
И, словно, хватаясь за соломинку, просто, чтобы не прерывать разговор, Аристарх произнес: «А вот и наш именинник пожаловал…»
Лариса, уже собиравшаяся уходить, повернула голову в сторону хилой, невыразительной молодой поросли и невольно поморщилась. Любое, даже косвенное напоминание о начальнике, ей было неприятно.
— В каком смысле именинник? — переспросила она.
— В смысле скорого повышения по службе, — сказал Аристарх.
