К Клод с распростертыми объятиями приблизился стройный мужчина в синих брюках, синей жилетке, белой рубашке и галстуке в крапинку. На лбу у него виднелись мелкие капельки пота.
— Мадам Клод! — он обнял ее. — Как я рад видеть вас! Месье Серж ждет вас наверху!
Клод представила мужчин друг другу.
— Это месье Филипп Сорель, он из Германии, а это — лучший повар в мире, женатый на лучшей поварихе в мире — месье Габриель Мартиноли. Мадам Николетта наверняка очень занята, — она помахала женщине, стоявшей у плиты в тесной кухне. — О-о, какие запахи!
— Ragout de homard et bolets, fondue de poireaux et artichauts[33].
— Фантастика! — сказала Клод, обращаясь к Филиппу. — Пошли! — она поднималась впереди него по самой маленькой, самой крутой и самой узкой винтовой лестнице из всех, которые ему доводилось видеть. Деревянные ступеньки кряхтели и поскрипывали. Зал второго этажа разделялся на две равные части декоративной опорной стеной, шедшей по центру зала от самой лестницы. И здесь Филипп увидел мощные крепежные балки под потолком и медные светильники на желтых крашеных стенах. За угловым столиком у окна сидел Серж Молерон, который, завидев их, сразу поднялся и пошел навстречу. Он расцеловал Клод в обе щеки и пожал руку Филиппу. Пододвинул стул Клод, подождал, пока она сядет, и предложил Филиппу место рядом с ней. Серж был в черном костюме и черной рубашке.
— Alors, mes enfants[34], аппетит у меня сегодня волчий, — сказала Клод.
Элегантно одетый хозяин ресторана принес им меню.
— «Ла Фавола» — это наше тайное место встреч. Я требую, чтобы вы поклялись и впредь о нем никому не рассказывали. Поднимите руку и вы, злосчастный язычник!
— Клянусь! — сказал Филипп, подняв правую руку.
— Потому что мы просто обязаны хранить эту цитадель от набегов туристов и разных пришельцев, — Клод перевела взгляд на Мартиноли. — Мы, как всегда, рассчитываем на ваш совет!
— Alors, мадам Клод, поскольку вы еще внизу отметили, какие вкусные запахи исходят из кухни, и еще потому, что сегодня мы действительно можем побаловать вас чем-то особенным, я предложил бы на горячее рагу из омаров с белыми грибами, луком и артишоками.
— Ну, ребята, разве это не здорово?
— Три порции, мадам Клод?
— Да, для всех, Габриель.
Он был удовлетворен.
— А на закуску? Могу, например, предложить «морского дьявола» в остром маринаде.
— Допустим. Две порции этого морского зверя…
— Почему две? Ах, да. А вам я предложу неаполитанский салат, наш фирменный.
— И еще кое-что! — сказала Клод. — Креветок с ростками чечевицы!
— Прекрасный выбор, поздравляю, мадам! А чего еще пожелают господа?
— Ну, живее, ребята! Я пойду пока помою руки, — сказала Клод.
— Я тоже не отказался бы от ростков чечевицы, месье Мартиноли, — поддержал ее Филипп.
— Да и я, — присоединился к ним Серж.
— Великолепно. Сыры и десерт обсудим позднее. Аперитив? Я предложил бы по бокалу шампанского…
— Прекрасно, — кивнула Клод. — А вино выберет месье Серж.
— Не торопитесь, месье Серж, это дело не терпит спешки, — Мартиноли протянул ему карту вин.
— Постарайтесь разобраться. — И Клод, пройдя через весь зал, исчезла за декоративной стенкой с деревянными полками, на которых стояли винные бутылки.
За соседним столиком сидели четверо мужчин. Оживленно жестикулируя, они рассказывали друг другу, чем их кормили вчера и что они собираются заказать сегодня.
— Мы с Клод знакомы одиннадцать лет, — сказал Серж. — Да, уже одиннадцать. Клод рассказывала вам, что произошло с моей семьей?
— Да, Серж… Я вам очень сочувствую…
— Благодарю. Вам я верю, — добавил он.
Серж, этот большой сильный человек, вдруг весь поник и сидел сейчас, напряженно о чем-то думая.
— Не думаю, чтобы вы до конца осознали, как много в моей жизни значит Клод.
— Мне кажется, я в состоянии понять это. — Филипп при этих словах почувствовал себя очень скверно.
— Нет, нет, вряд ли вам это по силам! За эти одиннадцать лет нам с Клод пришлось столько пережить вместе; мы часто приходили на помощь друг другу. И поэтому я прошу вас, Филипп: относитесь к ней бережно! — Он посмотрел ему прямо в глаза.
— Я не понимаю…
Голос Сержа прозвучал неожиданно твердо и жестко:
— Черт подери! Не пытайтесь отнять ее у меня!
— Просто не знаю, что вам на это ответить, Серж!
— Все вы прекрасно знаете. Послушайте, если вы… — Серж умолк, увидев, что к столу возвращается Клод.
— Между вами черная кошка пробежала? — спросила она. — Какое-нибудь недоразумение? У вас такой вид…
— Внешность бывает обманчивой, — попытался отделаться дежурной шуткой Филипп, и настроение его еще больше ухудшилось, когда он вспомнил, какое унижение должен был испытать Серж, малодушно обратившись к нему с просьбой не отнимать Клод. «Да я и не могу этого сделать. Не могу, не вправе и не хочу, — подумал он, — в моем нынешнем положении и мысли подобной допускать нельзя. Ну, сыграли мы в «наш день». Но это уже позади. Я правил игры не нарушал. А вот смогу ли продолжать в этом духе? Я должен, и все тут, — сказал он себе, — …вот пообедаем и расстанемся. Игре конец! А то ведь я могу и нарушить все правила! Если я буду готов выйти из игры, как на это посмотрит Клод? Одобрит и сама поступит так же? Скорее всего! А если нет? Проклятие! — подумал он. — Вот проклятие!»
Габриель Мартиноли принес фужеры с шампанским.
— Voilà, Messieurs, Dame. À votre santé![35]
«Чертовщина какая-то! Только недавно мы с Клод беседовали о разных разностях перед памятником реформаторам, Лютеру и Цвингли, под «официальным» городским каштаном — и вот, на тебе…»
— Филипп!
Голос Клод прервал его мысли.
— Да, Клод?
Он увидел, что они с Сержем подняли свои фужеры. Он поднял свой:
— Ле хаим!
— Ле хаим! — Клод внимательно посмотрела на него. «Она думает о том же, что и я», — решил про себя Филипп.
— Ле хаим! — сказал Серж и улыбнулся.
Они выпили. Последовало неловкое молчание, и разговор почти иссяк, пока не появился Мартиноли с двумя молодыми официантами, которые принесли закуски. Пока хозяин ресторана обсуждал с Сержем, какое вино лучше подойдет к заказанному блюду, Клод вопросительно посмотрела на Филиппа. «Какого черта я нервничаю, — подумал он, — ведь ничего особенного пока не случилось! Но только потому, что я придерживался правил игры».
— Великолепно! — сказала Клод просиявшему Мартиноли, отведав салата его собственного изобретения.
— Стараемся. Предлагаю белое бургундское, Мерсо, если вам будет угодно.
— Прекрасно! — сказал Серж. — Остановимся на Мерсо. Вот это вино!
— Благодарю, месье! — с выражением полнейшего удовлетворения на лице Мартиноли поспешил к винтовой лестнице.
— Смотрите, Филипп, вы испортите себе аппетит, — предупредил Серж.
— Не понял…
— Да вы почти всю корзину с хлебом опустошили…
— Ваша правда! — Филипп в недоумении уставился на кусок свежего хрустящего белого хлеба, который держал в руке. В небольшой плетеной корзинке осталось всего два кусочка.
— И это все я один… А знаете, в детстве я никогда не ел свежего хлеба, всегда вчерашний или позавчерашний. Потому что он стоил дешевле… Мы были очень бедны, я уже рассказывал Клод. И с тех пор я до свежего хлеба большой охотник… Это вредно, но я ничего не могу с собой поделать.
— Да, да, — сказал Серж. — Я вас очень хорошо понимаю…
Они рассмеялись.
«Слишком громко, — подумал Филипп. — Слишком громко».
Пока они неторопливо, чтобы продлить удовольствие, разделывались с закусками, Филипп, нервничая, рассказал им о своей матери, детстве и годах юности.
«Они оба выслушивают меня как врачи пациенту — думал он. — Зачем я, идиот, затесался в их компанию?» Его почему-то охватило безысходное отчаяние. «Надо побыстрее убираться отсюда, — подумал он. — Они знают друг друга целых одиннадцать лет. Пережили вместе много хорошего и плохого. И в интимной жизни у них наверняка все в порядке. Что мне здесь нужно?» Он ковырял вилкой в тарелке, настроение его было вконец испорчено. «Нет, — разозлился он, — я и не подумаю убираться отсюда! Потому что Клод — та самая женщина, о которой я мечтал и тосковал. И нечего мне теперь валять дурака…»
Четверо гостей за соседним столом громко захохотали. По маленькому залу с корзиной, полной пунцовых роз, ходила пожилая женщина.
Филипп жестом руки подозвал ее.
У нее в корзине был еще блокнот с карандашом. «Она немая», — догадался Филипп. Но заговорил с ней. Она кивнула в знак того, что отлично его поняла, и начала доставать из корзины одну розу за другой. Всего пятнадцать штук.
