После сильной бури всегда наступает затишье. Так произошло и в волости Пхаунджи. И не только в Пхаунджи. По всей стране крестьянское движение пошло на убыль. Наступил сезон дождей. Изнемогшие от голода и болезней, скрывавшиеся в лесах галоны вынуждены были сложить оружие и сдаться властям. Многие из тех, кто еще продолжал сопротивление, попадали в засады, устроенные солдатами и полицейскими. Иные были арестованы или погибли в неравных схватках. Полицейские жестоко расправлялись со всеми, кто вызывал у них хоть малейшее подозрение. Зачастую вина подозреваемых ограничивалась лишь тем, что они приходились близкими или даже дальними родственниками галонам.
Правительство не торопилось освобождать волость от нашествия солдат и полиции. Облавы, обыски и грабежи не прекращались. Старосты, помещики, ростовщики свирепо расправлялись с крестьянами, припоминая их неповиновение в прошлом. Немногие оставшиеся в живых руководители галонов вынуждены были скрываться.
Эй Хмьин ждала ребенка и работать уже не могла. Теперь вся семья держалась на Лоун Тин. У Аун Бан постоянно тревожился об оставшихся дома женщинах и, выкроив немного времени, всякий раз наведывался домой, пока не угодил однажды в руки полиции.
Английское правительство не довольствовалось тем, что силой оружия подавило восстание. Оно делало все возможное, чтобы дискредитировать галонов в глазах народа. Повсюду развешивались плакаты с карикатурами на восставших, распевались песни, в которых высмеивались их непокорность и поражение.
В июле тысяча девятьсот тридцать первого года английские колониальные власти объявили амнистию тем галонам, кто не был причастен к убийству правительственных чиновников и лояльных к правительству крестьян, если они добровольно сложат оружие. Приказ об амнистии содержал, однако, оговорку, оставлявшую за властями право в будущем привлекать в случае необходимости к уголовной ответственности любого участника восстания.
После объявления амнистии в Пхаунджи возобновились волнения. Многие крестьяне, не доверяя английским властям, продолжали скрываться в лесах. Оставшиеся на свободе руководители крестьянского восстания после постигшей их неудачи совсем пали духом и готовы были сдаться властям.
Из Рангуна в районы, охваченные крестьянскими волнениями, с умиротворительной целью отправилась миссия во главе с буддийским монахом. Она призывала народ не упускать возможности и воспользоваться амнистией. Миссия имела успех, и все руководители крестьян в волости Пхаунджи за исключением Тхун Ина прекратили сопротивление и вышли из подполья. Тхун Ин продолжал бродить по лесам с заряженной винтовкой. Эй Хмьин со дня на день должна была родить. Ей хотелось, чтобы в этот тревожный момент ее муж был рядом…
Стояла темная ночь. Как всегда в эту пору года, лил дождь. Эй Хмьин не спала, ее не покидали тревожные мысли о муже.
Вдруг сквозь шум дождя она отчетливо услышала, как кто-то позвал ее. Эй Хмьин быстро вскочила на ноги и, приблизившись к двери, остановилась в нерешительности.
— Эй Хмьин! Ты спишь? — послышалось снова.
— Тхун Ин! Это ты? — все еще не веря в такое счастье, спросила Эй Хмьин.
— Скорей отопри!
Эй Хмьин в одно мгновение откинула щеколду.
— Ты насквозь промок, — сокрушалась она, зажигая коптилку.
— Говори тише, — шепотом попросил он, — соседи могут услышать.
Они тихонько прошли в комнату.
— Тхун Ин, тебе надо переодеться.
— Говори тише. Сколько раз надо повторять! И не называй меня по имени. Хочешь, чтобы меня схватили?
— Прости, я забыла. Я так рада, что ты пришел.
— Я весь продрог, дай мне сухую одежду, — сказал Тхун Ин, сбрасывая с себя мокрые лохмотья. Эй Хмьин вытащила из узла смену белья и протянула мужу.
— Это ты, сынок? — спросила из-за перегородки мать.
— Я, мама. Только, прошу тебя, говори шепотом.
Вслед за матерью проснулась сестра:
— Ты пришел сдаться властям по амнистии?
— Потом поговорим. Дайте чего-нибудь поесть. Я за весь день крошки во рту не держал.
Лоун Тин принесла из кухни тарелку риса и немного овощной приправы. Тхун Ин с жадностью набросился на еду. Женщины смотрели, как он ест, и печально вздыхали.
— Изголодался, бедный ты мой. — Эй Хмьин со слезами на глазах прильнула щекой к затылку мужа.
— Изголодаешься. В лесу чайных нет.
— Так ты насовсем пришел? — повторила свой вопрос сестра.
Тхун Ин залпом выпил чашку холодной воды.
— Нет. Соскучился я. Пришел вас повидать, — ответил он, закуривая.
— Зачем тебе эти муки, сынок? Все, кроме тебя, уже вернулись. Приходи и ты, — умоляла несчастная мать.
— Оставайся дома, Тхун Ин. Мне рожать скоро. Без тебя будет трудно, — поддержала ее Эй Хмьин.
— Не уходи, — просила Лоун Тин.
— А что мне здесь делать? Земли-то все равно нет!
— Ничего не будешь делать. Просто оставайся дома, и нам уже будет легче.
— Я не собираюсь сдаваться. Винтовку эту я добыл в бою, рискуя жизнью. Уж не думаете ли вы, что я, подобно прочим трусам, этих английских лакеев буду на коленях молить о пощаде?! Ошибаетесь. И больше по этому поводу разговоров не заводите! — строго приказал он женщинам.
Эй Хмьин сидела, опустив голову, и вытирала ладонью бегущие по щекам слезы.
— Ты что ревешь? Я считал, что выбрал себе в жены мужественную женщину. Или я ошибся? — Он задумчиво провел ладонью по влажным волосам. — Я твердо решил не сдаваться. И ни за что не изменю своего решения. Мой дед воевал с англичанами до конца. Отец — пока его не схватили. И я не уступлю. Так что слезы твои не помогут. Лучше возьми себя в руки.
Женщины молчали.
— Что слышно об отце? — спросил он, словно с первым вопросом было покончено.
— Ничего мы не знаем. Куда его увезли, где его искать… Вот если бы ты был тут…
— …то все равно ничем бы не смог помочь. Сила пока на их стороне. Но придет время, и они ответят за все наши муки. — Голос Тхун Ина задрожал.
Эй Хмьин подняла голову и внимательно взглянула на мужа. Как он изменился за последнее время! На заросшем щетиной, осунувшемся лице выступали острые скулы, глаза сверкали, словно в лихорадке, губы потрескались. «Уж не болен ли он», — мелькнула у нее мысль. А ведь еще совсем недавно он казался ей сказочным принцем. Глядя на его угрюмое и озадаченное, но мужественное лицо, Эй Хмьин поняла, что нет средства заставить его признать себя побежденным.
— Ну, как, сестренка, совсем измучилась тут? — спросил он, гладя Лоун Тин по спине. Девушка горько заплакала. Вслед за ней разрыдалась и мать.
— Разве вы не понимаете, что лучше умереть за общее благо, чем терпеть унижения, голод, издевательства и знать, что этому конца не будет. Неужели вы не понимаете, что изменить нашу жизнь можно, только принеся себя в жертву.
Женщины продолжали плакать.
— Да прекратите вы! Я ведь еще жив! И даже если я погибну, плакать не надо. Я горжусь тем, что мне посчастливилось сражаться против угнетателей. Постараться не уронить чувство собственного достоинства — долг каждого порядочного человека.
Но успокоить женщин ему не удалось.
— Эй Хмьин, мне надо обязательно выспаться, — обратился он к жене. — Разбуди меня до восхода солнца.
Тхун Ин так устал, что, едва прислонив голову к подушке, тотчас уснул. Женщины сидели, не спуская с него глаз, охая, плача, вздыхая.
— Его переубедить невозможно, — сокрушалась Лоун Тин.
— Весь в отца. Тот тоже всегда настоит на своем, — вторила ей мать.
— Но должен же он понять, что мне скоро рожать? Я не представляю, как я буду без него, — жаловалась Эй Хмьин.
— Попробуй его уговорить. Он ведь в конце концов твой муж.
— Я пробовала.
— Несчастные мы. Было в доме двое мужчин, а теперь ни одного не осталось. Один в тюрьму угодил, другой по лесам скитается, — снова запричитала мать.
— Ложитесь спать. Я посижу возле него, — сказала Эй Хмьин. Она присела у изголовья Тхун Ина и горячими, полными слез глазами неотрывно смотрела на лицо спящего. Она сердцем ощутила владевшую им до крайности безысходную тоску, и слезы снова покатились у нее по щекам.
