Тут важно понять, что человек я воспитанный и робкий. Обычно я слегка смущаюсь, когда вынуждена сообщить на кассе, что меня слегка обсчитали на пару тысяч. Нет, мне хватает смелости сказать об этом, но я говорю так сладко, так душевно, что мне без скандала и даже с видимым удовольствием возвращают недостачу. Но там, в раскаленном вагоне, пропахшем мочой, салом и капустой, со мной что-то случилось. Как раненая пума я моталась с проклятьями по коридору, ломилась в закрытые двери и пыталась отыскать проводника. Он был необходим, чтобы отключить печи. Естественно, его не было нигде. Я даже в самовар постучала – тишина. Я постояла, подумала, сорок раз выругалась и бросилась на окно. Всем своим тщедушным телом я повисла на ручке, но это было бесполезно. Заколоченное окно преспокойно ехало на юг. Со мной или без меня, ему было все равно. Судя по тому, как заливисто храпели за дверями, кроме меня, тут всем было неплохо. В этом вагоне можно было посадить бананы и до конца поездки собрать два урожая. Я рванула в тамбур. Там выл полярный ветер и мела арктическая метель. На стенах образовалась ледяная корка, в которой просматривалось бледное лицо снежного человека…
Когда через час неизвестно откуда возник довольный и счастливый проводник в козьем свитере поверх рубашки, мне тоже было уже почти все равно.
– Отопление выключи, сволочь, – спокойно произнесла я и ушла в купе.
Похолодало в вагоне только на подъезде к вокзалу. А до этого к нам в купе только ленивый не сунулся. Глубокой ночью на границе две страны прямо-таки дрались за честь прошмонать наш чемодан и найти-таки между лифчиками и носками сбонденный «Кохинор» или мешок огнестрельного оружия. Ничего подобного у нас не было, от этого службы злились и искали еще упорнее. Я оказалась не похожа на свою фотографию в паспорте, а мужчина – виноват в том, что за время пути у него выросла борода, и нас, не «снимая шинелей», все время пытали, сколько мы везем валюты, с какими целями пересекаем границу, верим ли в единую, святую, соборную и апостольскую церковь или поклоняемся сатане. Мы уже ничего не соображали, как вдруг по коридору пронесся слух, что в соседнем вагоне везут контрабанду точилок и ластиков, все плюнули на нас и испарились. По коридору медленно прошла сонная равнодушная овчарка. Я заснула.
Когда поезд, гремя вагонами, увез в сторону ободранные туалеты и наше полусгнившее купе, я увидела море. То самое, зеленое, зимнее, ленивое море. Над ним носились чайки и кричали вниз, на такую же ленивую и сонную рыбу. И небо было светлое и широкое. Я смотрела вверх и с надеждой думала, как славно пересеку его, возвращаясь домой. Я еще не знала, что в силу ряда причин домой мы поедем тем же поездом, в объятиях того же развеселого проводника, такими же разваренными макаронами, какими мы добрались сюда.
Но тогда передо мной плескалось море, и все остальное было совершенно неважно…
Каждый раз приезжая в этот город, я гарантированно теряю голову. По правде говоря, есть мнение, что я ее давно потеряла, но я на провокации не ведусь. Я исполняю танец счастья, когда получаю в руки заветные билеты и понимаю, что с этого момента можно начинать предвкушать и наслаждаться. Ну что делать, я люблю Париж и всегда радуюсь новой встрече. Это уже давно не волнение первооткрывателя, а ликование влюбленной души, стечением обстоятельств на некоторое время разлученной с объектом своей страсти.
Я прощала Парижу все. Снег, дождь, отчаянный заморозок, невесть откуда грянувший вдруг в октябре, прощала, когда оказывалась там почти без гроша в кармане, а однажды – и с разбитым сердцем. Я не обиделась, когда меня обчистили на Лионском вокзале, а Лувр оказался закрыт в тот единственный день, в который я могла осчастливить его своим присутствием. У меня с Парижем большая любовь, и я всегда верю, что ничего плохого там со мной по определению не может случиться…
В тот раз мы с любимым добирались до Парижа кривым путями и после непродолжительной болтанки между Польшей, Италией и Германией взяли, наконец, заветный билет, я поняла, что уже завтра утром окажусь в городе своей мечты, и, как водится, страшно развеселилась. Вечером я приплясывала от удовольствия и нетерпения вокруг чемодана на Берлинском вокзале Zoo Garten и недоумевала, как это два поезда на Париж и Цюрих могут в одно и то же время отходить с одного перрона. Но эти мелочи мешали наслаждаться и предвкушать, поэтому, когда подкатил-таки наш состав, я забыла обо всем и побежала пристраивать чемодан и знакомиться с проводниками. Мы с любимым с удовольствием убили первый час, осматривая свое купе. Это была наша первая поездка по маршруту Берлин – Париж, и лично я от всего была в искреннем восторге. Мне нравились широкие полки, заправленные, как гостиничные кровати, нравилось, что в купе были туалет и душ, и совершенно очаровал интерес проводника-немца к тому, что мы предпочитаем на завтрак – чай или кофе. Некоторое время мы наслаждались моментом, но потом нам захотелось перекусить, мы бросили все вещи в закрытом купе и налегке, прихватив немного денег, потопали по болтающимся вагонам в нужном направлении.
Словами не передать, какой угар стоял в ресторане – тогда Европа еще не сошла с ума и можно было курить даже в библиотеке, что уж говорить о помещении, переполненном бухлом и толпой счастливых и хмельных фрицев. Мы переглянулись, протолкались к стойке и после каскада коктейлей радостно влились во всеобщее веселье. Мы ликовали как рыбки в ухоженном аквариуме, трескали свою индейку, глушили мартини с водкой и болтали со всеми, кого могли расслышать. Время летело незаметно, и внезапно, когда несколько рассеялся густой дым, мы обнаружили, что не так много нас здесь осталось. Толпа отчетливо поредела, и, несмотря на относительно ранний, как нам казалось, час, девушка за стойкой явно на коде протирала бокалы и подсчитывала выручку. Мы улыбнулись ей, она улыбнулась нам, мы поблагодарили за коктейли, она поинтересовалась, надолго ли мы едем в Цюрих.
Надо сказать, нас обоих как-то сразу вырубило от этого вопроса. То есть формально мы еще сидели с вытаращенными глазами и таращились на странную девушку, но в каком-то смысле мы уже бежали по вагонам обратно спасать положение.
– Ну, как же, – сказала барменша, – вы разве не знаете, одна половина поезда едет в Париж, другая в Цюрих? В Ганновере состав расцепляют, так что я еду в Цюрих. А вы?
Мы так и не объяснили красавице немке, что нам нужно немного не туда. Хотя, уверена, она поняла, что нам не по пути, когда нас ветром сорвало с высоких стульев и отбросило догонять наши астральные тела, уже давно сшибавшие раздвижные двери на пути к родному вагону.
Однако наша гонка очень быстро закончилась. Я точно помнила, что надо преодолеть пять тамбуров, но в мою память вмешалась суровая реальность. Вместо очередного перехода перед нами встало стекло, за которым споро бежало полотно железной дороги и время от времени мелькали перроны и разноцветные маячки. О ужас! Пока мы пили, ели и веселились, нас расцепили, и теперь наше купе неслось в Париж, покачиваясь на мягких рессорах, а мы, на не менее мягких рессорах, катились в сторону Цюриха. Так вот, оказывается, о чем нас предупреждали на всех языках перед отправлением, пока я в непреходящем восторге ползла по полкам.
– Багаж… – трагическим шепотом произнесла я. – Мои наряды, компьютер, недописанная книга…
– Деньги… – простонал мужчина. – Паспорта, мой любимый перочинный ножичек…
Мы, как два растерянных барбоса, качались в проходе и с тоской глядели на убегающую из-под колес немецкую землю…
Должна вас расстроить. Все было совсем не так, однако не втяни мы девушку за стойкой в дружескую беседу, именно так бы все и вышло. Но нет. Мы вовремя покинули ресторан, чинно добрались до своего вагона, проникли в купе, проверили и перепроверили все свои шмотки, повалились на кровати и принялись с ужасом и облегчением обсуждать, как бы мы катились в пустом ресторане до рассвета, оплакивали свой багаж и потом рассказывали швейцарской полиции, что мы честные граждане без денег, верхней одежды и документов. А в наше пустое купе с одиноким Мишуткой, оставленным на нижней полке, на рассвете постучался бы вежливый проводник и, заглядывая плюшевой игрушке в глаза, сказал: «Ваш кофе, гхерр!»
Намечтавшись, мы нашли у проводника шабли, немного выпили и даже расстроились. Мы поняли, какие приключения упустили. Однако чувства были смешанные: с одной стороны, хотелось, конечно, познакомиться со швейцарскими полицейскими и посмотреть, как все выпутаются из этого дела, с другой – еще больше хотелось все-таки благополучно добраться до Парижа.
Северный вокзал встретил нас радушно. Толпы пассажиров все вытекали и вытекали из вагонов, словно пол-Сибири приехало поездом в этот город. Причем, покинув перрон, людской поток вовсе не распространялся по всему городу, а стекался в одну ужасающую очередь, похожую на хвост гигантской рептилии. Я пожала плечами, мало ли, может, на экскурсию ребята собрались, и вежливо поинтересовалась у пожилой француженки, где тут стоянка такси? Старушка сделала большие глаза и показала на хвост.
