Вечером, когда жительницы спальни вернулись с ужина, вокруг Анны образовалась прослойка тишины. Её устраивало. Молчание было вниманием. И даже забавляло, что иные, кто никогда не бывал в третьей спальне, будто случайно заглядывали и проходили под её ячейкой. Самое смешное, что из-за узкого прохода между стойками они могли увидеть только её ноги. Переворачивая страницу, заметила – как, оказывается, легко стать знаменитостью.
На следующий день Анна встала раньше и до завтрака успела зайти в медчасть и получить тампоны. Постель обменяла во время обеда – всё ещё тошнило и аппетита не было. Каролина говорила:
– Меня спрашивали, я всем говорила, что у тебя желудочное расстройство. Правильно? Да? Я правильно сказала?
Надежда Фёдоровна кивнула головой и пробурчала что-то неразборчиво.
– Да, ещё, Аня. Ты должна зайти сегодня к обувщику. Обязательно. Тебе ко Дню Колонии новые туфли будут шить.
– Туфли?
– Две пары. Вчера искал обувщик тебя. Это в пятьсот девятнадцатой, ну, ты знаешь. Везуха тебе, новая обувь!
Осторожно, как ступают на лёд, перепроверяла Анна человеческие контакты. Нет, в одиночестве она не оказалась – кому есть дело до чужих нервных срывов. Наоборот, ощущала вчерашний интерес к своей особе. Все будто ждали чего-то, с любопытством и страхом. С ней, как раньше, дружелюбно здоровались и прощались, а что говорили за спиной – не прислушивалась. Ладно, развлекла народ – подкинула интригу, соль в жизнь. Тоже иногда надо. Ведь Колония – не самое радостное место в мире.
После ужина Анна хотела попасть в душ. Она побаивалась встречи с Сергеем, из-за вчерашнего. Он и так вечно язвит, а уж теперь… Ей хотелось от окружающих сплошной, безмерной тактичности. В душ женский он не завалит, а у обувщика может подстеречь, если ему говорили, что она должна быть там. Можно бы укрыться в библиотеке. Но Володя наверняка тоже знает. И всё же пошла к обувщику. Хватит искушать судьбу, нарушая порядки. Пора жить, как люди. Никто её там не подстерегал. Обувщик её видел впервые, о происшествии не слышал или не показывал виду. Ужаснулся лишь состоянию её туфель. Это были ещё те, «личные». Обмеряя ногу, он пугал ортопедическими ужасами, вплоть до ампутации стоп, единственно спасение видел в новой обуви.
Сергей зацепил Анну в очереди в душевую. До отбоя оставалось совсем немного времени. Она не успела спрятаться за спинами. Взял под локоть и целенаправленно увлёк с собой, по бело-зелёной плитке пола. Она не протестовала. И никого не попросила запомнить её место в очереди. Шли быстро и молчали. Сначала узнавала коридоры, потом нет, потом снова узнавала. Но во всех – одинаковый пол. Наконец Сергей спросил:
– Ну, как ты?
– Всё нормально. Прости за вчерашнее.
– Простить? – Он усмехнулся, как от неожиданности. – Слушай, выйдем на улицу? Как тогда? Мне не хочется сейчас видеть их всех.
– Как тогда – не выйдет, – хмыкнула, вспомнив их первый официально-совместный вечер. – Я только надену куртку, подождёшь?
Они встретились у выхода. Он её не обнимал, не целовал в щёку. Анна сомневалась: всё, любовь окончена? Или просто нет зрителей? Светили большие фонари. Было холодно, но безветренно. Несколько ярких звёзд висели, казалось, очень низко, ниже половинчатой луны. Они подошли к высокому бетонному бордюру и присели.
– Обиделся? – спросила Анна.
Он достал сигарету, покрутил в пальцах, взял в рот.
– За что?.. А вообще, ты странная женщина, Аня.
– Тебе-то что? Надоела игра в счастливых влюблённых – так и скажи.
– Один раз пробовал…
– Опять! Слушай, может, хватит, а?! Сколько можно об одном.
Подняла капюшон, глядя на половинку луны. Зубы клацнули. Злость поднималась к лицу жаром, холод отступал.
– Ты знаешь, почему тебя не наказали за прогул? – посмотрел на огонёк сигареты, улыбаясь, как скалят зубы овчарки. Не выглядел ни расстроенным, ни обиженным.
– Может, и наказали. Я не заметила.
– Уверяю тебя, ты бы заметила. Пару пальцев оттяпали бы и…
– Что ты начинаешь? Они здесь что, драконы?
– Ты не вышла на работу, вообще-то.
– Боже мой, какое преступление! Заболеть нельзя, – она уже сама поверила в версию Каролины: у неё было желудочное расстройство, понос по-простому.
Некоторое время стояли молча. Анна смотрела на пустую в дорогу, сначала на ближний отрезок, освещённый фонарями, потом дальше, туда, где дорога растворялась в холмистой темноте. Сергей затянулся последний раз и задавил подошвой окурок, но сразу же потянулся за следующей – он курил немного, но любил расслабляться, когда не работал.
– Я тоже курить хочу, расщедрись, дорогой. Можешь на шоколаде сэкономить, меня от него тошнит.
– Так ты куришь? Ещё один недостаток. На, если хочешь.
– Слушай, я с тобой разоткровенничалась, так и ты мне скажи – ну на хера тебе всё это нужно? – Затянувшись, прикрыла глаза – вкус дыма напомнил о рае, о Лилиной квартире. Слегка повело голову – всё же первый день месячных после долгой задержки. Гормоны сумасшедшие.
– Что именно?
– Наши отношения.
– О! Да ты мне первая любовь до гроба обещала… Кто от такого отказывается. А ещё тебя не наказывают, может, с тобой дружить полезно… Расскажи, что ты делала, после того как ушла от меня. В тот день, когда я уезжал. Ты поняла.
– А что я могла делать? Расстроилась. Вернулась домой и жила как жила.
– Было трудно?
– Нет.
– Совсем? Вот так верь бабским обещаниям! Я думал, ты утопишься и будешь до конца дней преследовать меня в виде Жизели… Импотенцию нашлёшь…
– Совсем. Я общалась с одной женщиной. Ну и всё.
– Женщиной? Ты не перестаёшь меня удивлять, того гляди, зауважаю тебя. Но не от женщины ты собиралась беременеть?
Ах, вот он о чём… У Анны словно гора с плеч упала – она поняла, для чего эта нелепая беседа, мужик – он и есть мужик, даже если он Сергей. Конкурента учуял.
– Я с ней просто общалась. Разговаривала, если тебе угодно.
– Чем ты жила?
– На зарплату.
– Я не спрашиваю, на что.
– А, чем… Едой и фантазиями. Ладно, Сергей, я пойду в душ. Ещё успею. Смотри, какие волосы жирнючие, вот тебе ещё один недостаток. Пойду исправляться.
– Не так у тебя их много, чтобы мыть.
Они вошли в корпус. Шли. Лампы дневного света бросали с потолка свет на лица, через равные интервалы.
«Теперь ночь. Сергей чуть не заснул у меня. У меня бессонница. Долго без листиков жила, с того случая, с месячными, сегодня наконец сходила в библиотеку, выклянчила ещё. Случайно узнала, что сегодня первое декабря. Весь день шёл мокрый снег. Ладно, надо закрыть глаза и не разрешать себе их открывать».
* * *
Как когда разбудят и поднимут среди ночи: обрывки сознания всё не соединяются друг с другом. Больные глаза и сонный мокрый снег. Первый снег. Когда же можно будет пойти домой, лечь спать? Шарван сидел, упираясь локтями в кухонный стол, и вдыхал изредка, чтобы не нарушать тишину. Гадкая ситуация. Люба молчала и молчала. Ничего. Он старался смотреть в тёмный угол, где стоял пустой стул с высокой спинкой, чтобы дать отдых глазам. Но изредка взгляд попадал на Любу, которая вертела в руках вилку. Наконец она нарушила тишину:
– Сними хотя бы очки, я так не могу с тобой разговаривать!
Поспешно снял очки и положил на стол, неловким жестом сдвинул дальше – в середину очерченного светом лампы кружка. Он понимал, что Люба ждала его прихода два месяца назад. Или месяц назад. Она готовила жалобы, упрёки, иронию. А теперь – не знала, что сказать, и от этого ему, приготовившемуся за один раз выслушать всё, было слишком тяжело. Лицо его, отвердевшее от отвращения к себе, оставалось неподвижным.
– Почему ты даже ни разу не позвонил? Где ты вообще всё это время находился? – спросила Люба наконец, глядя вбок, на плиту.
Шарван ответил быстро, он только и ждал этого вопроса:
– У меня была другая женщина.
– Я так и думала. Может, хочешь чаю или кофе?
– Нет.
– Есть коньяк…
– Нет, не надо.
– Одна из этих? Из… – Запнулась – то ли не удалось ей выговорить, то ли подобрать слово, что расстроило её ещё сильнее. – Если хочешь знать, я тебя прекрасно понимаю! И всё это оттого, что мы не спали вместе. О господи… Я не понимаю, не понимаю, почему! Это ненормально, ведь так? Но почему ты ни разу даже не попытался… Я… Я не знала, как намекнуть тебе, как сказать… Я же тоже не ребёнок, я понимала, что это ненормально. Ненормально.
– Наверно.
– Ненормально. Я сначала удивлялась. Но ты был таким чудным, забавным. Необычным. Я подумала, ты хочешь, чтобы всё было как в старинных песнях. Первая брачная ночь, романтика… Я только и ждала, и думала, что потом всё наладится. Какой же я была наивной! Как вспомню – ну как можно так верить? А? Ты только объясни мне, зачем ты морочил мне голову? Почему мы не могли жить… жить половой жизнью, как все? Я понимаю, что я сама виновата, я должна была это организовать… Я должна была понимать, что у тебя всё равно есть потребность. И значит, ты её в другом месте удовлетворяешь, раз не со мной. Но почему ты всё делал так ненормально?
