– Что случилось?
В ответ она разрыдалась и повалилась на постель. Полотенце со льдом стукнуло об пол. Глаз ее был закрыт набрякшим, серо-фиолетовым веком.
– Что случилось, Лиза?
– После работы один араб меня вызвался подвезти, а потом... напал, разорвал бусы... ударил вот.
– Я его убью, – сказал я, ощущая как меня в очередной раз бросает в жар и руки начинают дрожать. Накопившаяся за день злоба требовала выхода.
– Не говори глупости, – она села со стоном, подняла с пола лед, снова приложила к лицу. – Бусы жалко. Он у меня их хотел отобрать. Нитка порвалась, часть упала на землю, а часть он сунул в карман и убежал.
Я только сейчас заметил на столике у ее постели с десяток красных бусин.
– Так он тебя еще и ограбил!
Она кивнула.
– Ты знаешь, откуда он?
– Из политеха.
– Его легко найти. Сколько их там учится? Ну, пусть сто человек, пусть двести. Как его зовут, ты знаешь?
– Карим.
– Ну, хорошо, сколько у них там этих Каримов на сто человек? Надо только пойти в милицию и составить протокол. Снять побои...
– Да я тебя прошу, что эта милиция сделает... Он же иностранец...
Я знал нашу милицию. Имел счастье познакомиться на днях. И вполне допускал, что они ни хрена делать не будут. На деканат у меня было больше надежды. Если бы они его нашли, это бы облегчило работу нашей милиции с ее рвущимися на выполнение задания следователями.
– Бусы так жалко, это мамины.
– Ну, хочешь их вернуть, надо идти в институт и попытаться найти его. У них там есть деканат по работе с иностранными студентами. Пойдем?
– Да.
Она со стоном поднялась, прошла на кухню, положила ткань со льдом на край умывальника, приблизила лицо к зеркалу над краном.
– Это совершенно ужасно, я несколько дней не смогу ходить на работу. Хорошенькое дело, так обслуживать людей.
Она сняла с себя мокрую футболку. От пережитого она словно увяла, ссутулилась, стала меньше. Собирая вещи, приводя себя в порядок у зеркала, она совершенно не обращала на меня внимания. В этом было то родственное доверие, которое, вероятно существует между мужем и женой. Я поднялся и обнял ее. Она прильнула ко мне на секунду, но тут же отстранилась. Снова заглянув в зеркало, сказала:
– У меня так болит кожа, что я даже не могу припудрить это место.
– Не пудри. Так будет ясней, что произошло. У тебя анальгин есть?
– Есть где-то.
Приняв несколько таблеток, она надела большие солнцезащитные очки и, повернувшись ко мне, сказала:
– Я готова. Не сильно видно?
Видно было сильно.
– Нормально. Идем.
Девушка в приемной деканата по работе с иностранными студентами при виде Лизы явно перепугалась. Через минуту она ввела нас в кабинет декана. Строгого вида мужчина поправил при нашем появлении очки в тонкой золотой оправе и предложил сесть. Мы заняли два стула перед его столом. Я начал с того, что я корреспондент областной комсомольской газеты и положил перед ним свою корочку. Пока он рассматривал ее, сказал, что моя знакомая подверглась нападению иностранного студента по имени Карим. Я попросил Лизу снять очки. Она сняла. Декан бросил взгляд на ее лицо и тут же перевел его на меня.
– Так я не понял, ваша знакомая вместо того, чтобы обратиться в милицию, обратилась в газету?
Декан подвинул ко мне удостоверение, снял очки, сунул в рот дужку.
– Она не обратилась в газету, она обратилась ко мне лично, потому что я – ее друг. В милицию мы обратимся сегодня же. Но вы же можете действовать без милиции, чтобы найти ее обидчика. Мы знаем, как его зовут. Мы знаем, что он занимается в политехе. Вы можете облегчить работу милиции.
– Откуда вы знаете, что он занимается в политехе?
– Он так сказал.
– Мало ли что он сказал? – декан пожал плечами. – Говорите тоже. Где это хоть произошло?
Я повернулся к Лизе.
– На улице Малиновского, возле общежития.
– А вы где живете?
– На Энгельса.
– Вы живете на Энгельса, а ваша ссора произошла на Малиновского. Как это случилось?
– Мы познакомились в “Вечерней Одессе” на Пушкинской. Я там работаю. Он предложил подвезти меня домой, но потом дал таксисту адрес общежития. Я же не могла выскакивать на ходу из такси, верно?
– А почему вдруг он сделал вам такое предложение? От Пушкинской до Энгельса идти три квартала, разве не так?
Я невольно подивился тому, как быстро соображал этот аспид.
– Я его обслуживала, он не уходил до закрытия, потом мы разговорились. А потом, когда мы вышли на улицу, он предложил подвезти меня.
– Вас часто так подвозят ваши... э-э, я хотел сказать посетители кафе?
– Послушайте, – прервал я декана. – Вы уводите разговор в сторону.
– Я не увожу разговор в сторону, – повысил он голос. – Я пытаюсь выяснить...
– Вам надо выяснить, есть ли среди ваших учащихся араб по имени Карим, и попросить его дать объяснения случившемуся. Вот что вам надо сделать! – перебил я его.
– Вы меня что, учите? Вы знаете, сколько у меня тут случаев, когда ко мне приходят иностранные студенты с историями о том, что девушка пришла в их комнату на чашку кофе, а потом у человека пропал магнитофон, часы или дорогой фотоаппарат? Вы знаете?
– Перед вами сидит женщина, у которой на лице написано, что она фотоаппарат ни у кого не крала.
Декан заткнулся. Переложил какие-то бумажки на столе.
– Вы понимаете, товарищ... корреспоспондент, что к нам приезжают на учебу лучшие молодые кадры из стран народной демократии. Одного из них вы обвиняете в хулиганском нападении на вашу подругу. У вас какие-то свидетели этого инцидента есть?
Я посмотрел на Лизу. Она молчала.
– Какое я имею моральное право будоражить студенческий коллектив расследованием, которое будет вестись на основании неподтвержденных очевидцами жалоб?
Он поднялся. Мы тоже встали и направились к выходу. Лиза вышла первой. Когда я уже переступал порог, он позвал меня:
– Товарищ корреспондент, задержитесь.
Я остановился и повернулся к нему.
– Зайдите и закройте дверь за собой.
Когда я закрыл дверь, он снова предложил мне сесть. Я остался стоять, он снова заговорил со мной тоном начальника, но теперь в этом тоне явно звучала новая нота. Он как бы просил понять его. Войти в его положение. Не сделать ничего такого, что могло бы как-то повредить ему.
– Я не знаю, что вы собираетесь делать дальше – идти куда-то или писать что-то. Я только хочу, чтобы вы знали, что возле иностранных студентов постоянно крутятся женщины известного поведения. Такие, которые за пару джинсов или набор косметики... Одним словом, вы меня понимаете... Не знаю, кто ваша знакомая, но я вас хочу предупредить, не занимайтесь самодеятельностью, потому что это может привести только к дополнительным осложнениям.
– К каким же?
– Вы – грамотный человек, вы должны понимать это сами.
– Я понимаю, что если сейчас мы снимем побои, а завтра я сам найду ее обидчика, то осложнения начнутся у вас. Потому что вы, видя перед собой избитую женщину, решили покрывать своих студентов. Вы даже не спросили, как ее зовут или как ее найти в случае, если вы найдете ее обидчика. Вас это не волнует. Вас волнует только собственный покой. Послушайте, – я подошел к нему поближе, – забудьте, что я из газеты. Забудьте, что мы сейчас пойдем в милицию. Ответьте мне: если бы на ее месте была ваша дочь, вы бы тоже рассказывали эту чушь про лучшие кадры из стран народной демократии?
Декан, не привыкший к такому напору, озадаченно молчал. Не дожилаясь его ответа я вышел из кабинета, снова натолкнувшись на испуганный взгляд секретарши. Лиза ждала меня в коридоре. Мы молча дошли до Пироговской, где я не очень уверенно предложил ей зайти в милицию и снять побои.
– Я не хочу, – отрезала она.
– А что ты будешь делать?
Не отвечая, она шла дальше, словно стараясь оторваться от меня.
– Ты пойми, чтобы привлечь его к ответственности, нужен какой-то офицальный документ, твое заявление в милицию, протокол. Пойдем вместе, я буду с ними говорить сам.
– Ой, я тебя умоляю, – раздраженно сказала она. – Не будь наивным. Ты что думаешь, что если ты говоришь, что ты из газеты, так перед тобой море расступится? Ты что не видел, как на тебя отреагировал этот поц в очках? И что ты напишешь? Кому вообще нужна эта газета?
Мы еще шли некоторое время молча. Наконец, я выдавил из себя:
– Ты не сказала, что все это случилось... не возле твоего дома.
– Да, я не сказала!
– А зачем ты поехала к нему?
Она очень резко остановилась.
– Слушай, я, что – твоя жена? Что ты от меня постоянно требуешь?! Что ты постоянно лезешь ко мне со своими вопросами?!
– Нет, ты не моя жена.
– Ну вот и оставь меня в покое!
Я оставил ее в покое и, как только она исчезла из моего поля зрения, у меня возникло болезненное чувство потери, страх за то, что больше я ее не увижу, а если и увижу, она больше не подпустит меня к себе. Меня снова ждало одиночество, случайные встречи, никчемные связи, девушки из дальних пригородов. Наташа была не в счет. Она сделала все, чтобы мое чувство к ней лишилось всякого сексуального содержания. Она очень успешно превратила меня в своего товарища. Я перестал в ней видеть женщину. Женщиной была Лиза. Горячей, неутомимой, требовательной, с этим колдовским запахом, от которого у меня голова шла кругом. Я спрашивал себя, что еще она могла бы сделать, чтобы я, наконец, отделался от этого наваждения, и не находил ответа. Я едва удержался от того, чтобы снова не пойти к ней, не предпринять очередную попытку помириться. Проворочавшись полночи, я заснул только под утро. Забыв завести будильник, я проспал и, позвонив в редакцию, сказал, что еду с утра на интервью.
