Однажды, будучи в одном из областных центров, он заехал в городской военкомат, откуда должен был, как он предполагал, призываться на «срочную» погибший Евгений Савченко. По указанному на конвертах адресу он не решился отправиться. Что он мог сказать этим людям? К тому моменту прошло больше семи лет. Сказать, впрочем, мог, но объяснить — нет.
— Как говорите — Савченко? — переспросил молодой, гладкий и блестящий капитан, ловко выщёлкивая отполированными ногтями по компьютерной клавиатуре.
— Савченко Евгений Васильевич, — в который раз отчётливо повторил Александр. Служащих военкомата он недолюбливал. После получения украинского гражданства они ежегодно допекали ему настырными предложениями продолжить службу. Для этого необходимо было
принять Присягу «на вирнисть витчизни». Но, что было делать с той присягой, которую он дал раньше, той стране, которой уже и на картах не было. Государства не было, а присяга была. Одна на всю жизнь.
— У нас несколько Савченко, — поднял удивлённые глаза капитан.
— И все Евгении, по батюшке Васильевичи? — перекривил его удивление Александр.
— Нет, конечно, — обиделся офицер. — Такой один. Какого года рождения?
— Не имею данных.
— И вы утверждаете, что были его командиром?
— Да. Всего несколько часов.
— Что от нас–то хотите?
Тупиковый вопрос. Саша с раздражением встал, рассыпая тихим шепотом матерные слова, коря себя за глупость. Он вышел из кабинета, и, нащупывая в карманах сигареты, вышел во двор. Была весна. Ранняя, тёплая. На небольшом дворе, гомоня, пестря гражданской одежонкой, толпились призывники. Их было мало. Слава Богу, почему–то подумал Александр.
— Александр…
Он обернулся. Перед ним стояли подполковник и тот самый холёный капитан.
— Извините, не знаю, как вас по отчеству, — сказал подполковник.
Саша молча достал удостоверение и предъявил его офицеру в развёрнутом виде.
— Здравия желаю, Александр Николаевич, — поздоровался офицер и представился: — Подполковник Захарченко, военком.
— Здравия и вам, товарищ подполковник.
— Капитан Лахута коротко рассказал мне о вас и вашей проблеме…
— Моей проблеме? — удивился Александр.
— Извините, я не правильно, наверное, выразился. Вы не могли бы пройти в мой кабинет?
— Вы приглашаете?
— Да, конечно, — почему–то смутился подполковник. — Есть разговор. Угощу чаем.
— Щедро. С удовольствием.
В кабинете военкома было светло и прохладно. Работал кондиционер. Чай был горячим и отменным.
— Здесь такое дело, Александр Николаевич, что судьбы многих наших призывников мы не можем выяснить после известного вам Беловежского соглашения. Будем рады любой полезной информации. Что вам известно о судьбе ефрейтора Савченко?
— Мне бы хотелось удостовериться, что мы говорим об одном и том же человеке, — ответил Александр. — Ефрейтора Савченко я не знаю. Мне известен сержант Савченко.
— Хорошо, — произнёс военком, и заелозил по столу компьютерной «мышкой». Через минуту, стоящий на столе принтер вытолкнул из своего зева лист бумаги, который военком протянул Александру.
Кроме кратких биографических данных были распечатаны три фотографии. С одной на Александра смотрел какой–то испуганный пацанёнок лет семнадцати–восемнадцати. В нём было сложно узнать Шевалье. На другой, в форме солдата СА, тот же самый пацан, но куда более серьёзный. Такие фотографии делали сразу после принятия Присяги. Известный Александру Шевалье был старше тогда лет на семь… Хотя, какая–то схожесть всё–таки была. Третья фотография была групповой и плохого качества. Наверное, её сканировали с плохо закреплённого реактивами оригинального фотоснимка.
— Крайний слева, с ПКМ, — подсказал военком. — Это они в ДРА.
— Где в Афганистане он проходил службу? — спросил Александр. — На этом листе нет данных.
— Да, конечно. Это уже «Личное дело». Сами понимаете.
— Мне, в общем–то, товарищ подполковник, всё равно…
— Нет, вы не правильно меня поняли. Я не могу дать вам «Личное дело» для ознакомления, но кое–что сказать могу. Эта фотография сделана сразу после того, как они прибыли в ДРА для выполнения интернационального долга. Они только что окончили школу сержантов.
— Служил в Комендантской роте К..?
— Да… У него были там какие–то неприятности. Сейчас об этом мало кто помнит.
— Мне это известно.
— Перед демобилизацией подписал договор на сверхсрочную службу. Через несколько лет продлил контракт. Затем прибыл в Украину, получил гражданство, восстановился на второй курс нашего педагогического университета, где до призыва проходил учёбу… Вот, собственно, и всё, что нам известно.
— Был отчислен за неуспеваемость.
— Да, — подтвердил военком. — Мы хотели предложить ему контрактную службу в армии, но он куда–то выехал. Это вся информация, которой мы обладаем. Я так понял, что вы, Александр Николаевич, хотели нам что–то сообщить? Мы говорим об одном и том же человеке?
— Да, — согласился Александр. — Теперь я уверен в этом.
Он достал из кармана небольшую плоскую коробку, подержал её в руках, прежде чем открыть.
— В «деле» есть какая–то информация о наградах? — спросил он.
— Да. В ДРА был награждён медалью «За Отвагу» и орденом «Красная звезда»…
— «Красной звезды», — поправил Александр.
— Простите? — не понял военком.
— Не важно. — Он протянул открытую коробку офицеру. — Это всё, что у меня есть. Личные вещи и фотография.
Захарченко достал потемневший от времени серебряный нательный крестик и четыре измятых письма.
— Это его нательный крестик. Родные могут узнать. Извините, письма я прочитал.
— Понимаю, — с заметным волнением, тихо произнёс военком.
Он отложил вещи и достал фотографию. На ней был запечатлён холм с обелиском.
— Это место захоронения.
Захарченко перевернул фотографию.
— Что это за цифры?
— Координаты места.
— Даже так! — удивился военком. — Можете показать на карте?
— Да.
Они подошли к стене, и Захарченко раздвинул зелёные шторы. Там была карта Украины.
— Извините, товарищ подполковник, но это не та карта.
— Не та?! — изумился офицер.
— Нужна карта Советского союза.
— Такой, к сожалению под рукой нет… Хотя. Минутку.
Он торопливо вышел из кабинета и через какое–то время вернулся с объёмной и широкой книгой, на которой были вытеснены «золотом» буквы: «Атлас офицера».
— Это поможет?
— Да, спасибо.
Поиск не занял много времени. Александр уверенно указал пальцем место.
— Далековато, однако, — почесал затылок военком. — Когда это случилось? Место и время смерти?
— Гибели, — поправил Александр. — Сержант Савченко Евгений Васильевич погиб в бою.
— Понял.
Саша назвал время и дату.
— Кто хоронил?
— Я с бойцами роты и начальником пограничной заставы.
— Хорошо, Александр Николаевич, — вздохнул военком. — Если я попрошу вас изложить всё, что вы мне только что рассказали письменно, в форме заявления, уважите просьбу?
Он выполнил просьбу военкома. После этого прошло ещё семь лет, по истечению которых он получил телеграмму. В ней, совершенно другой военком, приглашал приехать его в этот самый город к такому–то числу, чтобы принять участие в перезахоронении Савченко в родной земле. За эти семь лет произошло немало сложных и простых событий в жизни Александра. Но два из них его действительно потрясли.
Первое, когда он увидел Супруна… по TV в качестве народного депутата высшего законодательного органа России. В титрах были обозначены и фамилия, и имя, а светлые, почти линялые глаза, исключали какую–либо ошибку. Было много и других совпадений. Это был Лунатик.
Второе тоже было связано с народным депутатом, но уже Верховной Рады независимой Украины. Тоже не могло быть ошибки.
Киев,
07.04.2011
