У Нага нет век. Его глаза покрыты прозрачной оболочкой, которую при линьке заменяет новая. Наг не мигает, что дает ему преимущество.
Расположенные возле глаз рецепторы улавливают тепло, исходящее от моего тела. Язык постоянно будто пробует пространство вокруг.
Я продолжаю танцевать, но взгляд свой отвести от него не могу. Я вижу свой танец, отраженный в его огромных желтых глазах с узкими, вертикально стоящими зрачками.
Это долгий поединок – красоты и силы.
Я вижу, как спадает его капюшон и он становится чуть ниже – это значит, что я не слабее и что он не чувствует во мне запах страха.
Неужели я смогу вернуться? Неужели я смогу освободиться? И тут я вспомнила Даро.
Милый, добрый Даро, я не выполнила того, о чем он мне говорил – я виновата в его смерти, и слезы откуда-то издалека начинают подниматься к поверхности, а я всеми силами пытаюсь их сдержать. Апсара не может замутить своего взгляда.
И тут я сбиваюсь с ритма – на какую-то долю секунды или даже меньше, или сердце мое бьется чуть быстрее ритма... Что-то, почти неуловимое во мне, выходит из гармонии со звуком, – Наг лениво отклоняется назад, будто чуть взмахивает головой, и делает молниеносный бросок вперед. Перед моими глазами мелькает нежно-розовая пасть, и два острых зуба вонзаются в мое плечо и лопатку – я чувствую, как несколько раз сжимаются челюсти, и зубы как дугообразные иглы, освобождаясь из мешков, все глубже входят в мое тело.
* * *
Все закончилось... Но это было и не важно. Я сделала ошибку, и получила дозу расплаты. Сейчас я усну, и все закончится. Все.
И мне совсем не страшно. Потому что так нужно. Никогда не любила уколы – но сейчас это совсем не важно.
Как мягко зубы прошли сквозь ткани. Как быстро мутная жидкость яда течет в кровь. Теперь придет сон. Сладко ноет там, где должно быть сердце.
Куда-то уходят мысли. В голове растет протяжный гул. Сознание меркнет – будто на черном асфальте тает маленькая снежинка. Сначала становится прозрачной, потом тонкой, а потом и вовсе исчезает.
Все превращается в черное ничто...
* * *
И потом, наконец, я вижу себя. Я лежу на крутых ступенях храма, широко раскинув руки. Чуть растрепалась прическа, рассыпались бусы, и на парчовой повязке растекаются пятна. По ровному лбу от виска течет алая струйка. У меня высокие скулы и убегающий с них румянец. Ресницы темные и густые, пухлый рот, длинная шея, в мочке уха несколько проколов и тяжелые серьги, глаза смотрят в небо – они зеленого цвета. Какая же я красивая.
Лернер, я наконец абсолютно счастлива.
– Постоянно какая-то борьба. Каждое утро нужно вставать. Брать себя в руки... Уламывать тело... И проявлять волю. А у меня нет агрессии для этой борьбы. Я думать могу, а бороться – нет... Я многое уже поняла в этой жизни... Хотя и не все получается объяснить...
Девушка отпила из чашки. У нее были длинные волосы, лилейно-белые, сияющие на солнце радужным бриллиантовым переливом. Казалось, что каждое движение ее головы должно сопровождаться хрустальным звоном.
Тощий официант вытер нос и кивнул, расставляя стулья. Прищепками закрепил скатерти: их трепал ветер. Проверил, не качаются ли столы, укрепил их деревянными колышками. И только когда все закончил, вернулся к девушке и присел напротив, на самый краешек стула.
После вчерашнего у него болела голова и хотелось спать.
Открытая терраса ресторана выходила к морю. Дул ветер, посетителей почти не было.
Девушка откинула назад волосы и продолжала:
– Вы знаете... Вот, например, эти грибы по-венгерски. Как, по-вашему, я их ем?.. Сейчася не особенно голодна – я и выбираю грибочки самые крепенькие и ровненькие в первую очередь... Рассуждая так: не доем я, например, – останутся самые плохонькие, которые и бросить-то не жалко... Ведь самые хорошие я уже съела... Вот так и Судьба! Вы замечали, часто говорят... Почему, мол, лучших раньше времени на небеса забирают... Да просто Она не голодна и берет что попривлекательнее... Для удовольствия... Вот... И не сомневайтесь, именно так все и происходит. Ну все... Что вы смотрите?.. Дальше мне уже неинтересно думать. Потому что дальше я не разбираюсь.
Она вздохнула и провела пальцем по подбородку.
– Да что вы так смотрите? На что? На волосы? Господи, да при чем тут мои волосы? Зачем вы все заставляете меня страдать?.. Зачем?.. Мне и так постоянно страшно и одиноко... Есть люди, как вы, очень жестокие! Вы ведь только волосы мои любите и то, что на лице – нос, губы, всякие линии... Вот скажите, вы ведь на стене в доме своем повесили бы мой портрет?
Официант кивнул и поднялся.
– Это-то и ужасно! Что вы... Да и все... Вкладываете какой-то смысл в мои волосы, в мое лицо... А я говорю – это ложь! Это не суть!..
Он опять кивнул, развернулся и пошел к кухне.
– Я хочу, чтобы все действительно слушали меня! Что у меня внутри! А вы все снаружи! Просто все безумные вокруг! – Она отвернулась к морю и закончила тихо: – Разве важно про волосы...
Позже, в тот же вечер, девушка с красивыми волосами сидела в комнате, заставленной тяжелой мебелью. Занавеска на окнах мутно пропускала свет фонарей. В зеркало с потрескавшейся амальгамой было воткнуто множество фотографий. С них напряженно смотрели ретушированные лица. Напольные часы время от времени били сиплым перезвоном. В центре комнаты, под абажуром вокруг круглого стола кроме нее сидели: ее родная бабушка, младшая сестра-подросток и их соседка. Перед каждой из них лежали потертые картонные карточки. Они играли в лото.
– Девять! Слышите? Девять! Так что это за фильм? – Сестра-подросток потрясла в воздухе бочонком с цифрой, будто пыталась погасить спичку.
– Сногсшибательный фильм... И совсем не грязный. – Девушка с красивыми волосами почти не смотрела на свои карточки. – Оригинальные съемки!..
– Кажется, я опять что-то напутала! – Бабушка опустила голову к цифрам и водила глазами по строчкам, смешно вытянув шею.
Сестра-подросток вынула из мешочка, что лежал у нее на коленях, новый бочонок.
– Барабанные палочки! О, у меня есть! – Она быстро покопалась еще. – Двадцать три!
– Не торопитесь так!.. А вы... Погромче про фильм-то... – Соседка повернула свое одутловатое лицо в сторону рассказчицы. – Чтобы всем слышно... А можно мне ваши волосы потрогать?
Девушка с гримасой неудовольствия чуть наклонила голову в сторону соседки и зажмурилась, пока та проводила ладонью по ее волосам.
– Вам может не понравиться... Там одна девушка... с детства... любит трупы... – начала она, не открывая глаз.
– Что любит? – тоже почему-то щурясь, переспросила соседка.
– Трупы! – крикнула ей в самое ухо сестра, отчего соседка вздрогнула, выронила фишку, и та закатилась под стол.
– Не кричи, пожалуйста! – Бабушка поправила на пальце кольцо и опять опустила голову к самым карточкам.
– Господи... – Соседка начала было наклоняться, но сестра быстро юркнула вниз и через минуту протягивала ей фишку.
Девушка с красивыми волосами вздохнула, поставила локоть на стол, подперла рукой подбородок и откашлялась:
– Ну, то есть... Начинается... как она совсем девочкой... в саду хоронит там птичку или мышку... Я не помню. И так ее прижимает к себе и гладит... И как бы любуется этим... Потом еще что-то в этом роде с ней происходит. И она уже взрослой устраивается работать в морг... И любит все эти трупы. Вернее, все это ей нравится... Она их моет, причесывает, одевает... И потом даже у нее возникает любовь с одним мужчиной... То есть с мужским трупом... Трупом мужчины – правильнее... – Здесь она посмотрела на слушающих. – Она с ним занимается любовью... И это очень красиво... И даже правильно воспринимаешь.
– Как это – любовью занимается? – Соседка опять щурится. – Он же мертвый!
– А этот... У него замерзший? – Сестра-подросток оторвалась от игры и захохотала.
– Что вы за гадости говорите! – Соседка почему-то начала с силой приглаживать волосы. Пятерней проводила от невысокого лба к затылку.
– Жизненные вопросы задаю... Как они любовью занимаются? – Сестра даже забыла про игру.
– Какая цифра? – Бабушка опять подняла голову.
Девушка с красивыми волосами закрыла руками лицо.
– Да может, не по-настоящему... Ей просто хорошо! – Она поправила перед собой карточки. – В общем... Красивый фильм!
Тут все засмеялись.
– Гадость какая!.. – Соседка сморщилась.
– Очень красивый фильм, говорю вам! Хватит смеяться!
– Да как же она с ним любовью занималась?!
– Отстаньте от меня! Вот у меня, например, не возникало таких вопросов.
– А у нас возник!
– Гадость какая, с трупом!
– Все, продолжаем...
– Чертова дюжина! – все еще смеясь, закричала сестра.
Остальные заволновались:
– Сколько-сколько?
Открылась дверь, и в проеме показалась голова парня с волосами, нелепо торчащими вверх. А под ними через всю скулу к виску, стягивая кожу, тянулся шрам. Голова часто заморгала глазами, затем хмуро поздоровалась со всеми и исчезла.
