Ставя ножки носками в стороны, прибежала, уточка моя! Боднула головкой в грудь. Обнялись. Потом подняла счастливые глазки.
– Венчик! Наконец-то! Где ж ты так долго был?
Я глядел на нее: плачет. И сияет. Вот оно, счастье, – не было такого ни после Парижа, ни после Африки! “Заслужил?” – мелькнуло робкое предположение. Впрочем, причина счастья скоро открылась: Настя вышла.
– Привет, отец!
– О! И ты здесь! – воскликнул я радостно.
Настя усмехнулась: а где же ей в такой ситуации еще быть?
– Дорогие вы мои! – обхватил их за плечи, стукнул шутливо лбами.
Причем Настя, поскольку на голову выше была, торопливо пригнулась.
– К сожалению, я не сразу приехала, – выпрямляясь, сказала Настя. -
По телефону она вроде нормально разговаривала.
– А… так? – спросил я.
Настя, вздохнув, махнула рукой.
– Что ты, Настя, несешь? Мы же договаривались! – Нонна, блеснув слезой, попыталась вырваться из-под моей руки.
– Ну все теперь нормально, нормально! – Я поволок их вместе на кухню, хотя каждая уже, злясь на другую, пыталась вырваться. Однако доволок. – Ну? Чайку?
Глядели в разные стороны. Чаек, боюсь, придется делать мне самому.
Причем – из их слез: вон как обильно потекли у обеих. Хотя Настя, закидывая голову, пытается их удержать. Видимо, отдала все силы матери, больше не осталось. Ну что же, пора приступать. Никакого чуда без тебя, ясное дело, не произошло. Чудо надо делать. Так что – считай себя отлично отдохнувшим и полным сил.
– О! Так у меня подарок для тебя! – Я встряхнул Нонну.
– Да? – шмыгнув носом, проговорила она. – А какой, Веч?
Я гордо внес дубленку в мешке.
– О! – сказал я и начал вынимать ее, вытащил только рукав, как Настя отчаянно замотала ладонью: нельзя!
Поглядев на нее, я медленно запихнул рукав обратно… Нельзя?
Видимо, Настя имеет в виду, что в новой дубленке та сразу умчится, а потом ее не найдешь? А я-то хотел!.. Не подумал? Кинуть в сундук? Я так и сделал. И пускай! Нонна, кстати, между тем тоже мало проявила интереса к предмету: глянула на пакет вскользь и равнодушно отвернулась.
Всегда я так: лечу радостно – и мордой об столб!
Отряхнемся. И начнем веселье сначала.
– Ну что тут у нас? – лихо распахнул холодильник. Лучше бы я этого не делал. Пахнуло гнильцой. “Ты, Нонна, гений гниений!” – шутил я, когда мог еще об этом шутить. “Ну ты, Веча, мне льстишь!” – отвечала она весело, пока могла еще веселиться.
– Ну, так… Значит, в магазин мне идти, ждранькать готовить вам? – проговорила Нонна зловеще. Настя за ее спиной замахала рукой: ни в коем случае!
– Ну, давай я схожу! – произнес я оживленно.
– Нет уж, не надо одолжений таких! – злобно проговорила она и закрылась в уборной.
Мы с Настей переглянулись в отчаянии: неужто все наши усилия напрасны?
– Ты пойми, – губы у Насти дрожали, – одну я не могу оставить ее: дед никакого внимания не обращает. А с ней идти – убегает, потом лови ее!
– Спасибо тебе! – подержал ее за плечо.
В коридоре стало шарканье нарастать. Отец приближается. Вошел. Любой напряженный момент под его цепким взглядом из-за кустистых бровей в десять раз напряженней становится. Мог бы что-то сделать тут, пока не было меня, как-то посодействовать порядку! Никакого внимания!
Весь в высоких мыслях погряз! В реальность с кислой миной выходит.
– Привет, отец! – произнес я бодро. Как-то он не прореагировал на мой приезд. Значимости этот факт не обрел.
Он посмотрел на пустой стол. Повернулся. Мол, нечего зря время терять!
– Погоди, отец, – положил ему на плечо ладошку. – Сейчас мы сварганим что-нибудь.
Кивнул криво. Глаз не поднимал. О господи. Неужели теперь его проблемы пойдут? Одни еще не решил – хватают другие? Ну а как? Так что лучше тебе считать отлично отдохнувшим себя, полным здоровья и сил. Так и условимся.
– Сейчас какой месяц? – наконец сипло он произнес.
– Ноябрь. А ты не помнишь, что ли? – я несколько раздраженно спросил. Боюсь, что сил и здоровья у меня не так много, как хотелось бы.
– Это какой месяц считается? Зимний? – произнес он.
Решил покуражиться? Всю жизнь высчитывал сроки сева с точностью до дня и не знает – какой зимний месяц, какой осенний?
– А что? – сдерживаясь, спросил: его долгие паузы невозможно терпеть!
– Да надо бы в сберкассу сходить, разобраться там, – произнес упрямо. -…Вдвое пенсию урезали у меня!
Господи. Опять он за свое! Удачно вернулся я. Словно не уезжал.
– Ну мы же ездили с тобой в собес – разве не помнишь? Ты просто одну строчку в сберкнижке рассмотрел – а пенсия твоя в две строчки печатается почему-то. Суммируются они!
Не реагирует. Его не собьешь. Если упрется – хоть трактором тяни!
– …помнишь, еще Надя, аспирантка твоя, по новой все бумаги твои собирала. А оказалось – зря. Пенсия у тебя и так напечатана нормальная… только в две строки!
Мне бы такую пенсию.
Молчит!
– Эта Надя! – проговорил наконец. – Очки навесила, а не видит ничего!
– Это ты ничего не видишь! – я наконец сорвался. – Верней – и не хочешь видеть! Чтобы всем нервы пилить!
Он усмехнулся торжествующе.
– Книжку принеси! – я рухнул на табуретку. “Опять двадцать пять!”
Ушел. Долго не было его.
– Это он специально делает, чтобы брюзжать! – проговорила Нонна дрожащим голосом. Раздавит он нас?
Медленно шаркая, он возвратился.
– На! Гляди! – гневно свою сберкнижку передо мной распахнул.
– Ну вот – смотри, – произнес я почти спокойно (в гневе не разберемся). – Две строки. Но в один день записаны. В одной строке записано – тысяча пятьсот, а в другой – тысяча пятьсот тридцать два.
Больше трех тысяч пенсия у тебя! Понял? Нет?
Долго глядел, потом молча, так ошибки и не признав, сунул книжку в карман рубахи – мол, раз так, нечего тут больше обсуждать. Пустяк.
Но от пустяков этих можно с ума сойти!
– Надюшка эта… напутает вечно! – он упрямо пробормотал.
– Да ты ей спасибо должен сказать…
Ну ладно… Устал я. Напрасно надеялся на передышку. С какой стати?
Передышка теперь только будет… известно где. Так что – дыши!
– Так, может, сходим тогда в кассу? – отец произнес.
Я снова взял у него книжку, пролистнул. Два года не берет деньги – с тех пор, как переехал сюда. “Непрактичный” якобы!
– Ну пошли.
А куда денешься? Это не просто повторяется все. Это я все утаптываю, постепенно.
– Только у меня, – он вдруг отчаянно сморщился, – просьба к тебе.
А в сберкассу сходить – это не просьба? Пустяк? Вторая, видно, покрепче будет?
– …Ну говори же! Время идет.
С каким-то даже задором глянул на меня. Сюрприз?
– …Давай лучше в мою комнату пойдем, – таинственно произнес.
Это обнадеживает.
– Ну… вы пока тут… – сделал неопределенный жест девушкам, побрел за отцом.
Сели в его комнате. Он стул придвинул. Шепнул, дыханием обдав:
– У меня дело к тебе.
– Слушаю. – Я отодвинулся слегка. В совсем интимные его тайны не хотелось бы входить… но куда денешься?
Снова придвинулся он с виноватой улыбкой:
– Понимаешь, не могу уже никак ногти на ногах постричь. И так и этак пытался!.. Постриги, я прошу тебя… Сам понимаешь – кроме тебя, мне обратиться не к кому.
– …Сделаем! – я бодро ответил. – Давай. Значит, так… – Я задумчиво прижал палец к носу. – Сейчас таз принесу.
– Зачем таз-то? – он мрачно удивился, густые брови взметнул. Ясное дело, есть у него своя теория и на то, как ногти на ногах стричь. Но теории его не всегда к практике подходят.
– Таз, – я сказал, – это для того… чтобы ногти твои разлетались не шибко.
Он хмуро кивнул. Мол, дожил! Даже ногти твои стригут не по твоей теории!
Я загремел в ванной тазом. Ножницы взял. Девочки дружно дымили на кухне, недоуменно глянули на меня. Я, держа таз в левой руке, как щит, ножницы к губам приложил: знать о предстоящем таинстве им ни к чему. Внес к нему таз, бросил звонко:
– Ну давай… Разувайся.
Это еще ничего. Это еще, может быть, только начало предстоящих нам испытаний! Главное – впереди. Вздохнув, он слегка стыдливо стянул носки. После чего, взяв себя в руки, в глаза мне, твердо смотрел.
Мол, нам стыдиться нечего. Честная жизнь.
Это только я тут немножко вздрогнул. Вот это да! Вот это открытие!
Грибок. Точно как у меня. Ногти белые, непрозрачные, крошатся, усыпая носки. И к тому ж – впиваются, врастают в мясо, не подобраться к краям. А я-то считал, что где-то подцепил, в аморальном общении. Надеялся – излечимое. А вон оно что! Поднял на него очи. Он невозмутимо глядел.
– Вот это да! – произнес я.
– Что именно? – поинтересовался он.
Отличный сюрприз он мне подготовил! Не зря я так рвался домой!
– Ну… грибок у тебя. Точно как у меня! А ты говоришь, что наследственность – не главное! Пишешь тут! – Я кивнул на стол его, заваленный бумагою.
– Наследственность ни при чем тут! – он упрямо проскрипел. – Оба заразились где-то!
