Кстати, еще кое-что о фактах. Был среди них один весьма любопытный, о котором сообщал анонимный репортер как раз в той самой газете, где сотрудничал «сухой отросток» Аликино. В багажнике машины Пульези были обнаружены инструменты для обработки почвы. Ведро и мотыга, которые, судя по свежей земле на них, несомненно были использованы той же ночью. Но где и почему Пульези перед самой своей смертью занимался ночью садоводческой работой? Настоящая головоломка для сыщиков.
Аликино очень захотелось вздуть или, как говорят на жаргоне, выдрать как следует несчастного репортера. Наконец он свернул газеты и швырнул их в корзину.
Он набрал номер АТС римского филиала «Ай-Эс-Ти». После длительных гудков ему наконец ответил недовольный и торопливый женский голос. Директора нет, его зам в отпуске, помощник вышел. Аликино бросил трубку и покинул гостиницу.
После получасового ожидания он увидел Джакомо, выходящего из подъезда. Подошел к нему.
— Что ты тут делаешь? — спросил молодой человек.
Аликино пришлось удержать его за руку:
— Подожди.
— Я тороплюсь. Мне нужно на автобус.
— Подожди минутку.
— А ты разве не идешь домой?
— Нет. Твоя мать там?
— Где же ей еще быть? — Он с насмешкой окинул взглядом Аликино. — Вижу, у тебя новый красивый костюм.
— Я знаю, что у тебя экзамен.
— Да, через месяц.
Аликино посмотрел на юношу. У него был твердый взгляд, но черты лица оказались мягкими. Он очень походил на мать.
— Понимаю, что тебе все равно, но я хотел попрощаться с тобой. Несомненно, мы теперь очень долго не увидимся.
— Вы с мамой решились наконец?
Он явно ничего не имел против их решения.
— Это решил я.
— Ладно. Прощай.
— Подожди.
— Я же тебе говорю, что тороплюсь.
Аликино вложил в руку Джакомо пачку банкнот, запечатанных бумажной лентой. От изумления молодой человек побледнел:
— Что означают эти деньги?
— Постарайся не потерять их. Тут два миллиона.
— Но…
— Отнеси домой. И купи себе одежду.
Джакомо засмеялся при мысли об одежде.
— Потратьте их как захотите.
— Послушай, папа…
Но Аликино уже ушел.
В воскресенье было напечатано объявление. Начиная с понедельника Аликино каждый день сидел с 11 до 12 у телефона в комнате в здании «Ай-Эс-Ти». Туда трудно было добираться. Здание находилось практически за городом, на виа Номентана, но по ту сторону Монте Сакро, за каким-то киносъемочным павильоном, который почти всегда пустовал.
Он не встретил никого из руководителей филиала, и, вопреки обещанию, его не ждали тут никакие инструкции. Зато он получил в свое распоряжение телефон, номер которого опубликовал в объявлении. Частный номер, не фигурировавший в официальном справочнике «Ай-Эс-Ти».
Ловушка, которую он поставил, должна была сработать. Оставалось лишь как следует набраться терпения.
Ловушка сработала в четверг, 31 октября, когда Аликино начал было уже опасаться, что интуиция, на которую он полагался, обманула его.
Около полудня зазвонил телефон.
Аликино спокойно ответил:
— Да?
— Я звоню по вашему объявлению. — Мужской голос звучал робко и нерешительно. — Это вы ищете сеттера Орфея?
— Да, это я давал объявление.
— Вы, наверное… Адонис?
— Возможно. А вы Орфей, не так ли?
— Да, — ответил незнакомец после некоторого колебания. — Что вам угодно от меня?
— Это не я ищу вас.
Ответ Аликино вызвал замешательство на другом конце провода.
— Зачем же вы дали такое объявление?
— Чтобы дать вам возможность найти меня. Думаю, я нужен вам. Я в вашем распоряжении.
— Поздравляю. Вы сумели перевернуть ситуацию. Ладно, я хочу поговорить с вами.
— Хорошо. Когда?
— А вы, однако, напористы, Адонис. — В голосе незнакомца послышались нотки восхищения. — Вы знаете, зачем я хочу видеть вас?
— Важно, чтобы вы знали это.
— Когда увидимся?
Аликино решил не изменять своей манеры игры.
— Сегодня не могу, а завтра — праздник. Давайте послезавтра.
— Второго ноября? Это день поминовения. Меня не устраивает.
— Вы суеверны, Орфей?
— Вообще-то нет.
— Тогда третьего. Но ведь это воскресенье.
— Для меня не имеет значения. Где увидимся и в какое время?
— Решайте сами.
Аликино понял, что вынудил незнакомца лихорадочно соображать.
— Мне нечего бояться, — заявил наконец он. — Приезжайте в воскресенье вечером в девять часов ко мне домой.
Аликино записал адрес и номер домофона. Однако незнакомец не назвал свою фамилию.
Время до встречи с ним Аликино посвятил главным образом культурной туристической программе. Это занимало мысли и расслабляло. В перерыве между посещениями ватиканских музеев и осмотром произведений искусства, принадлежащих городской коммуне, он нашел в гостинице пакет, который какой-то господин оставил для него.
В пакете лежал цилиндровый револьвер 38-го калибра. Дуло было с резьбой для глушителя. В пакете находился и сам глушитель.
Как-то днем Аликино не удержался от соблазна позвонить Ванде. Никто не ответил. Он облегченно вздохнул. И в самом деле, о чем бы он стал говорить с ней?
Незнакомец — Орфей — жил недалеко от бульвара Маркони, в одном из множества огромных зданий, уродовавших город, делавших его безликим и пошлым. Орфей сам открыл дверь, и Аликино встретил его восхищенный взгляд. Это восхищение он услышал и раньше в его голосе по телефону. Незнакомец проявил также, поскольку ему не удавалось это скрыть, и некоторую напряженность. Было ясно, что для него эта встреча — событие весьма необычное, он не готов к нему и очень волнуется.
Ему было лет сорок, но может, и меньше. Лицо невыразительное — обычное, совершенно ничем не запоминающееся, подобно портрету преступника, сделанному по описанию.
Он провел Аликино в гостиную, обставленную в весьма дурном вкусе. Телевизор, занимавший в комнате почетное место, он не выключил, а только убрал звук. На экране мелькали кадры какого-то полицейского детектива, сделанного в типично итальянской затянутой манере.
Орфей предложил ему дешевый виски и продолжал смотреть на Аликино с видом ученика дьявола, не верящего, что ему удалось такое колдовство.
— Так значит, вы Адонис?
— Знание — не всегда благо. Вас зовут Дарио, если не ошибаюсь.
Он утвердительно кивнул и спросил:
— А вы, значит, работаете на американцев?
Он спросил это так, словно перед ним находилось какое-то сверхъестественное существо.
Аликино предпочел не отвечать. Он был занят тем, что примерял к этому человеку информацию, какую ему удалось раздобыть о нем. Нет, он имел дело не с учеником дьявола, но все же со школяром. Хоть и зная заранее ответ, он из вежливости спросил, на кого тот работает.
— Я? Ни на кого. Сам по себе. — Он попытался улыбнуться. — Я… я вот… Кустарь-одиночка… Понимаете?
— Скажем лучше, дилетант.
— Дилетант, дилетант… Быстро вы расправляетесь с человеком, обозвав его дилетантом.
— В этом нет ничего обидного.
— Одно хочу выяснить сразу же. Как вам удалось… Я хочу сказать, как вы сумели попасть туда на работу, словом, как заставили обратить на себя внимание?
Аликино сделал неопределенный жест:
— Как бы это сказать? Случай, обстоятельства.
— Но я ведь тоже толковый человек. И доказал это. Вы что думаете? Несколько радиоперехватов, которые потом были использованы для сокрушительного удара по нашему терроризму, — это я расшифровал.
— Знаю.
— А, знаете?
— Иначе что же я за профессионал.
Дарио бросил взгляд на экран, где беззвучно происходили какие-то события.
— Моя жена тоже очень толковый человек. Леда. Я познакомился с ней на этой почве. Это вы тоже знаете?
— Конечно.
— Это самая пустяшная информация. Ее можно получить даже через портье. Нас с Ледой объединила одна и та же страсть к шпионажу. Мы обменивались книгами, нет, не романами, а мемуарами настоящих шпионов.
— Мата Хари, Дрейфус…
— Вы тоже этим увлекаетесь?
— Нет.
— А я с самого детства. Но… — Он закурил, держа сигарету дрожащими пальцами.
Аликино решил, что стоит подогреть в нем желание излить душу.
— И до сих пор никто не предлагал вам работать, скажем так, постоянно?
Дарио безутешно опустил голову. Его отчаяние, казалось, можно было потрогать руками.
— Я чувствую себя безработным, особенно теперь, когда не стало Пульези. И нет никакого учреждения, куда я мог бы обратиться насчет такой работы. Мне кажется, я просто схожу с ума всякий раз, ломая голову, как же становятся профессионалами вроде вас. Спрашивается, разве недостаточно для этого настоящего, можно сказать, врожденного призвания?
— Очевидно, недостаточно. Если бы каждому удавалось делать то, к чему он призван, думаю, мир завертелся бы в другую сторону.
